Не ангел
Шрифт:
Потом они пустились в дальнейшие изыскания: сплетни нянек послужили им большим подспорьем. Тактичная сдержанность новой няни Литтонов в этом вопросе, увы, слишком запоздала: Дженни уже успела всласть наговориться о Барти на скамейках в Кенсингтон-гарденс, и история оказалась весьма впечатляющей.
— Наша няня говорит, что Барти жила в сточной канаве, перед тем как леди Селия взяла ее к себе в дом. С нее пришлось соскабливать грязь.
— А моя няня утверждает, что у Барти были вши. И что она ела руками.
— Я слышала, ее отец — пьяница.
— Да, и еще у них в семье шестеро детей, и все спят в одной кровати.
Барти тут же
Близнецы в свои четыре года стали просто чудовищами. Джайлз называл их извергами. Красивые, очаровательные, своевольные девочки с ярко выраженным личностным началом, помноженным надвое, были обречены на крайнюю избалованность. Не только дома, но всюду, куда бы они ни приходили, люди, заметив девочек, улыбались, указывали в их сторону и говорили: «Смотрите, какие прелестные куколки!»
Роскошно и совершенно одинаково одетые, они больше всего любили гулять — это чем-то напоминало выход на сцену перед бесконечно благодарной аудиторией. Девочек останавливали совершенно незнакомые люди, спрашивали, как их зовут, сколько им лет, восхищались их красотой. Близнецам достаточно было проделать что-нибудь абсолютно заурядное: соскочить с тротуара, пройти по бордюру, держа няню за руку, — и все уже глазели на них и говорили, какие они умницы. А когда девочкам исполнилось три года, их фотографиями, где они были сняты вместе с матерью, пестрели все популярные журналы и великосветские страницы «Таймс» и «Дейли телеграф».
Оливер категорически возражал против такого воспитания, убеждал жену, что для девочек это плохо, но Селия, любившая повертеться в свете, только посмеивалась над ним и говорила: дочки еще слишком малы, чтобы что-то понимать. Селия обожала близнецов, в ее глазах они были воплощением всех добродетелей — красоты, шарма, общительности, — каковых был лишен Джайлз. На упрек Оливера, что она отдает им явное предпочтение перед сыном, Селия снова смеялась, доказывая, что это не фаворитизм, а просто удовольствие иметь дочерей.
— Я люблю сына, Оливер, — возражала Селия. — Но у Джайлза другой характер: он ненавидит фотографироваться, таскаться по магазинам или раутам, ты же сам знаешь.
В конце концов Оливер неохотно признал, что, пожалуй, она права. Честно говоря, он и сам души не чаял в близняшках. Когда они забирались к отцу на колени, целовали его и шептали, как сильно его любят, они были такими подкупающе теплыми, любящими, как маленькие щеночки с шелковистой шерсткой. В своем маленьком социальном кругу девочки были знаменитостями: все хотели с ними дружить, претендовали на близкое общение. С того момента, как в два с половиной года близнецы попали в детское общество в танцклассе в Найтсбридже, они стали настоящими звездами. От приглашений на дни рождения и другие праздники просто не было отбоя.
— Никто не знает, какие они ужасные на самом деле, — шепнул однажды Джайлз Барти, наблюдая, как одетые в одинаковые белые кружевные платья близняшки, приветливо улыбаясь, махали
Но это было не совсем так. По крайней мере еще два человека знали близнецам цену: во-первых, няня, которая была с ними чрезвычайно строга, и, во-вторых, их бабушка с материнской стороны.
— Может быть, они и красивы, и очень милы, — сказала она Селии в конце своего визита, когда внучки забрались к ней на колени и покрыли ее лицо поцелуями, пропустив мимо ушей приказ Селии отправляться в детскую, — но они отбиваются от рук. Тут нет ничего страшного, пока они маленькие, но позже это может превратиться в настоящую проблему. Мне кажется, тебе, Селия, следует быть с ними гораздо строже. Иначе потом придется об этом пожалеть.
Селия рассмеялась и согласилась: да, девочки немного капризны.
— Но так обворожительно капризны! И они пока такие крошки. Впереди уйма времени для строгостей.
А леди Бекенхем предупредила, что это совершенно неправильный подход, о чем знает каждый, кто занимался собаками или лошадьми.
— Быть строгим приходится с самого начала. Иначе они не будут знать своего места. И у них разовьются дурные привычки.
— Мама, ты что? У меня маленькие девочки, а не собаки.
— Не вижу разницы, — процедила леди Бекенхем, — абсолютно никакой. Отправь-ка их ко мне, и я быстро приведу их в порядок.
— Не думаю, что это хорошая идея, — рассмеялась Селия.
Но ей пришлось изменить свое мнение по гораздо более серьезной причине. 4 августа 1914 года, когда Великобритания объявила войну Германии и всем резервистам страны было разослано сто тысяч телеграмм с объявлением о призыве, первой мыслью Селии была опасность, грозившая детям, и надежность Эшингема. Две недели спустя, когда английские войска вошли во Францию, она приказала няне укладывать детские вещи и предупредила мать, чтобы та ожидала их приезда в двухдневный срок.
— Дорогая моя, по-моему, ты слишком торопишься, — сказал Оливер. — В ближайшем будущем я не вижу особой угрозы никому из нас.
— Оливер, мне странно слышать это. В том-то и дело. Нужно действовать сейчас, иначе станет слишком поздно. Я хочу побыстрее увезти детей из Лондона.
— Но почему?
— Все говорят, что на Лондон дождем посыплются бомбы.
— Все говорят, что война закончится к Рождеству, — заверил ее Оливер, — хотя, на мой взгляд, и то и другое маловероятно.
Селия обернулась и взглянула на мужа. Они сидели в гостиной у окна. Под ними, за набережной Виктории, мирно текла Темза, люди прогуливались вдоль нее под руку или стояли, опершись на парапет, и глазели на суда. Небо было ясным, окутанное багровым пламенем, садилось солнце — все казалось безмятежным и тихим. Селия успокоилась, волнение улеглось, но затем вдруг, когда отблески заката, оранжевого и пылающе-красного, ударили о воду, ей вдруг почудился огонь снарядов.
— Ах, Оливер. — Она поднялась и встала за его спиной, опустив руки на плечи мужу и опершись подбородком о его голову. — Это будет так ужасно… Почему люди этого не понимают? Каждый торопится завербоваться, люди идут ночи напролет, по-видимому, из отдаленных деревень. А марш по Уайт-холл под радостные крики толпы, газетные заголовки, плакаты с призывами защитить короля и страну — можно подумать, что грядет какое-то гигантское торжество, а не смерть, горе и убийства. Все уже началось. Бедняги с «Амфиона» пошли ко дну, наскочив на немецкую мину…