Не беси меня!
Шрифт:
– А нафига тогда ты с Хмелем целовалась?
– Боже мой… Малинина, тебе та бутылочка никак покоя не дает?
– Хрен бы с ней, с бутылочкой. А в офисе, скажи, вы тоже не зажимались?
Бум-с! Вот и встали на место все паззлы.
– Дай-ка, угадаю… Тебе Хмелевский похвастался, что ли, своими геройствами?
– Он не хвастался. Просто объяснил мне, что до сих пор имеет виды на тебя. И что ты, наверняка, тоже не против, только еще ломаешься, по каким-то причинам…
Дальше Малинина могла бы и не продолжать… Имея такой козырь на руках, она просто вовремя поделилась им с Вовкой. А зная, каким красноречием и даром убеждения обладает подруга,
В горле отчего-то запершило. Попыталась прокашляться - не выходило.
– Ну, чего ты, Надь? Согласна, вышло не очень красиво… Но зато теперь ты свободна, и можешь крутить с Хмелевским по полной… - Похоже, «подруга» искренне хотела меня пожалеть: даже подошла поближе, за плечи приобняла…
– А главное, теперь у вас любовь с Зацепиным! Правда, же? Когда планируешь к нему переезжать?
– Ничего я не планирую!
– она сделала вид, что оскорбилась. Но я-то видела, что попала в самое яблочко.
– Ну, планируй тогда. Я не знаю, как мы будем с тобой делить одну комнату.
– Надь, ну, ты чего?! Неужели, из-за мужиков поссоримся? Придумала, тоже мне!
Ничего не оставалось, как собрать вещи и пойти в душ. Даже если он и занят, лучше в очереди постоять, чем оставаться в одном помещении с такой вот дорогой «подругой». Я очень надеялась, что Анька догадается, как ей здесь не рады. И куда-нибудь тоже смоется.
Но надежды не оправдались: когда я вернулась почти через час, слегка посвежевшая, но плохо соображающая, Малинина дрыхла в своей постели безмятежным сном праведника.
Это стало очередной радостью, которой одарил меня Хмелевский: делить одну комнату с человеком, которого искренне и всею душой презираешь.
Глава 44
Не знаю, на что рассчитывала Малинина, когда решила принародно совокупиться с Зацепиным. Если хотела пожить с ним вместо меня, то что-то у Аньки не получилось. Она продолжала все так же ночевать в общаге, все так же часто со мной пересекаясь. Наверное, даже чаще, чем раньше: ведь я теперь тоже ночевала в этой комнате постоянно, к Вовке больше не уходила…
Сложно сказать, что было больнее: каждый раз, видя бывшую подругу, вспоминать о двойном предательстве или понимать, что второму предателю до меня теперь фиолетово. Ни одного звонка, ни смс, ни попытки поговорить в универе - ничего со стороны Зацепина. Он даже не пробовал что-то объяснить, будто последняя наша встреча у Хмеля расставила все точки над «и». В общем-то, все правильно: ничего бы уже наши разговоры не изменили. Я не смогла бы простить ни его, ни Аню. А Вовка, наверное, точно так же не планировал прощать меня. Не зря же Малинина проболталась об этом несчастном поцелуе в офисе. Одним неосмотрительным поступком я сама себе все испортила. А «друзья» помогли в этом.
Ну душе было горько и гадко. От того, что Хмель умудрился поиметь нас всех, а сам остался в стороне: удовлетворенный своей гадостью и довольный. А еще больше - от того, что я же ему и помогла достичь желаемого.
Очень хотелось высказать ему все в лицо, все свои обиды и претензии бросить. Но что-то останавливало. Наверное, понимание: бессмысленно. Зачем взывать к совести и сочувствию человека, который этими качествами и не обладает вовсе? Посмеялся бы лишний раз и забыл сразу же.
Это было тяжелое время: где бы я ни находилась, постоянно что-нибудь напоминало о случившемся. В общежитии, только открыв глаза, натыкалась взглядом на лицо Малининой. Делала вид, что не замечаю, что она тоже проснулась. Максимально быстро собиралась и убегала на пары. В универе, словно назло, бесконечно натыкалась на Зацепина. Не знаю, насколько искренним был его беспечный вид, но страдающим парень не казался. Это неправильно - желать, чтобы человек страдал, но ничего с собой поделать не могла, я ему этого желала. Хотелось увидеть на Вовкином лице хотя бы каплю сожаления, грусти, чего-то еще… Нет, улыбался во все свои тридцать два зуба. Жизни радовался. Сдавал зачеты. Кажется, бурно и весело их отмечал, если верить доносящимся до меня обрывкам разговоров… Хмель, как ни странно, почти не досаждал на учебе, и на глаза не часто попадался: приходил в числе первых, отстреливался и сразу же пропадал.
Зато на работе, изо дня в день, из вечера в вечер, я неизменно ощущала его присутствие. Молчаливое, напряженное, раздражающее. Может быть, я это выдумала все, и он просто был занят своими делами… Но несколько раз приходилось ловить на себе взгляд, как всегда, нечитаемый. Никогда не отворачивалась, смотрела прямо на него, стараясь доказать, что хотя бы в этой битве я не проиграю. Хмель же насмешливо дергал бровью, чесал нос и делал вид, что просто случайно глянул. Он все так же писал мне что-то по почте, делал замечания, задавал вопросы, скидывал цифры для анализа, запрашивал отчеты у меня… Максимально официальным тоном. Английские лорды могли бы так общаться.
В принципе, меня устраивало все. Кроме того, что приходилось быть с ним в одном кабинете. Общаться по почте можно было бы, в идеале, и находясь на разных материках.
– Игнатьева, нам через неделю выступать с отчетом по практике… - я даже вздрогнула от неожиданности. Два часа тишины, прерываемой лишь мерным стуком клавиш да щелканьем мышки, состояние, близкое к медитации… и среди этого покоя - громкий голос Хмеля!
– Я в курсе.
– Когда планируешь готовиться?
– А тебя это каким боком касается?
– не хотелось ему отвечать, вообще ни слова произносить не готова была. Но… все равно, не отстал бы.
– Нам нужно вместе проводить защиту. Чтобы два раза об одном и том же не рассказывать.
– Тебе нужно, а мне - нет. Могу выступить после тебя. Могу перед твоим выступлением.
– Я уже практически написала весь текст, все графики и диаграммы подготовила. И никак не рассчитывала на участие Хмеля.
– Я вчера разговаривал с Артемовым. Это его требование.
– Артемов был тот самый принципиальный препод, когда-то поставивший нас в пару с Хмелем. Спорить с ним, о чем-то договариваться - бесполезно. Он считался одним из самых крутых специалистов университета, но при этом - самым требовательным. Писать у него что-нибудь - самое страшное наказание. Жаль, я об этом узнала слишком поздно…
– А разве у нас вчера была назначена встреча с ним?
– Я судорожно рылась в памяти, пытаясь понять, как так оплошала, пропустив одно из последних занятий перед защитой.
– Нет. Я сам вчера в деканат заходил, нечаянно наткнулся. И узнал, что теперь у него новая фишка: защиту принимает только в виде совместных выступлений. Похоже, он готовил сюрприз нам на завтра, но решил, что и теперь можно порадовать…
Я долго молчала, обдумывая, что с этим делать. О чем-то общаться с Хмелевским не хотелось. До одури, до тошноты. Однако, придумать какой-то выход не получалось. Все шло к тому, что придется полностью переделывать текст доклада, менять графики, снова подстраиваться под Хмеля…