Не бойся Адама
Шрифт:
Ей пришлось ждать еще довольно долго, но вот шофер остановил машину, открыл дверцу и выпустил Жюльетту на свободу. Она узнала проспект, идущий вдоль пляжа Копакабаны прямо за первой линией домов. Снова пошел дождь. Улица была пустынна и казалась бесконечной. Жюльетта поняла, что Карлушу пришлось изрядно поколесить, прежде чем он нашел такси. Перед грузовиком стоял маленький желтый автомобильчик, шофер которого постукивал рукой по дверце в ритме самбы.
Жюльетта подошла поближе. На ней были легкие брюки и белая футболка. Она не взяла с собой больше ничего, так как ее одежда была заперта в скрипучем шкафу, и Жюльетта побоялась разбудить Хэрроу. Когда Карлуш увидел, что она направляется к такси, он бросился за ней и, неловко подталкивая, отвел обратно к грузовику. Из кабины он вытащил большое махровое полотенце, смочил его водой из канистры и протянул Жюльетте. Только тогда она поняла, что вся в кровавых пятнах. Она постаралась их оттереть и вернула полотенце Карлушу. Протянув руку к его запястью, Жюльетта повернула к себе часы. Они показывали четыре пятьдесят пять.
Таксист открыл дверцу, и Жюльетта забралась в «форд» с обитыми красным блестящим пластиком сиденьями. Стоявший на тротуаре мясник застенчиво помахал ей рукой, а она послала ему в ответ воздушный поцелуй. Потом Жюльетта вытянула ноги и откинулась на спинку сиденья. Шофер, уставившись в зеркало заднего вида, ждал указаний, куда ехать.
И правда, куда? Денег, которые ей дал Жуакин, хватит только на то, чтобы оплатить такси. В городе она никого не знает, и даже если ей удастся уговорить хозяина какого-нибудь отеля пустить ее жить в кредит, Хэрроу и его люди в полиции быстро найдут ее…
Тут ей в голову пришла неожиданная мысль. Жюльетта не стала думать о последствиях, понимая, что главное сейчас – решиться хоть на что-нибудь.
– В Байшада-Флуминенсе, – сказала она шоферу.
Тот бросил в зеркало настороженный взгляд и стал всматриваться в иностранку – вид невеселый, никакого багажа. Он назвал цену, желая проверить, есть ли у нее деньги. Не глядя на него, Жюльетта порылась в кармане джинсов, вытащила две бумажки и протянула шоферу. Он тронулся с места.
Ночной Рио в дождливую погоду напоминает разрушенный северный город. Обшарпанные туннели, плохо освещенные улицы, разбитые тротуары и покосившиеся фонарные столбы. В темноте нет и следа того очарования, которое придает нищете яркое солнце. Остаются на виду лишь сочащиеся язвы раненого города и упадочная красота приходящей в запустение столицы. Машина оставила позади центральные районы и оказалась в мрачных кварталах с приземистыми домишками. Жюльетта приоткрыла окно и ощутила во влажном воздухе запах земли и гнили, запах Байшада.
Шофер спросил Жюльетту, где ее высадить. Он говорил на ломаном английском, а Жюльетта старалась употреблять лишь самые простые слова. Она указала ему на канал. Они медленно поехали по разбитой главной улице. В чуть лучше освещенном, чем остальные, месте Жюльетта велела шоферу остановиться.
Дождь прекратился. Бледный свет луны высвечивал на небе ступенчатые массы облаков, среди которых, казалось, можно различить контуры настоящей горы. Над плоской поверхностью земли мерцали подвешенные к опорам высоковольтных линий лампочки, высвечивая лужи и свежие рытвины. Такси исчезло, улица совершенно опустела: ни пешехода, ни зверя, никого. Лачуги из картона и дерева поглотили все живые существа на манер огромного Ноева ковчега, мотающегося по черным волнам бурного моря.
Жюльетта наудачу сделала несколько шагов по улице. Вокруг царила такая же тишина, как в Колорадо, и небо столь же бесстрастно парило над землей. И все же вокруг словно расстилалась другая планета. Здесь не осталось ни следа природы. Ни одного человеческого существа, зверя или складки земли. Нельзя было различить даже намека на тот симбиоз природы и человека, который демонстрирует зрелище возделанных полей, домашних животных, окруженных садами домов. Единственной реальностью в этих краях оставалась аморфная масса человеческой плоти, размазанная по земле среди осколков вселенского разрушения.
И все же в этих двух ночах существовало что-то общее. Человеческие существа не казались Жюльетте более враждебными, чем явления природы. И те и другие влекли ее, так что, углубляясь в дебри Байшада, она ощущала то же смутное наслаждение, какое испытала в каньонах американского Запада. Кто знает, быть может, здесь она чувствовала себя даже увереннее, ибо царивший вокруг хаос оставался теплым и человеческим. Даже смерть, если придется с ней встретиться, будет по ее мерке.
Облака быстро мчались по небу на огромной высоте, и время от времени в просветах между ними возникала почти полная луна, бросающая на лачуги вокруг неяркий свет. Чей-то взгляд, должно быть, сверлил темноту, ибо Жюльетта вдруг поняла, что за ней наблюдают.
Она остановилась, никого не увидела, но отчетливо различила какой-то шепот и приглушенный свист. Неожиданно из тени выскочил босоногий мальчишка и помчался по лужам, поднимая фонтаны брызг. Он замер перед Жюльеттой, уперев руки в бока. Пареньку было не больше десяти лет, у него было темное лицо и коротко остриженные волосы с островками лишая. Двух передних зубов не хватало, и не стоило особенно надеяться, что на их месте вырастут новые. Руки мальчика хранили многочисленные следы ожогов и порезов. На тыльной стороне ладоней виднелись бороздки от расцарапанной ногтями чесотки. Он произнес какую-то фразу по-португальски но Жюльетта ничего не поняла. В его взгляде ей почудилось что-то, что могло быть и жестокостью, и страхом. Вдруг он схватил Жюльетту за руку и потянул в сторону, в тень лачуг. Открылась какая-то дверь, Жюльетта увидела отблески света, но такого слабого, что он едва пробивал темноту.
Следом за мальчиком она вошла внутрь.
Внутри царил резкий запах земли и пота. Свет шел от фитиля, плававшего в наполненной маслом консервной банке. Жюльетта различала какие-то силуэты и отблески света в глазах людей. Она не видела лиц, но отчего-то не чувствовала страха. Напротив, ей показалось, что ей дали укрытие, и, словно в подтверждение ее мыслей, снаружи донесся оглушительный удар грома. По крыше застучали крупные капли дождя.
Внутри немедленно поднялась непонятная суета и раздались приглушенные возгласы. Глаза Жюльетты немного привыкли к мраку, и теперь она могла разглядеть фигуры людей и устройство самого помещения. Оно состояло из одной комнаты, половину которой занимали размещавшиеся друг над другом нары. Наверху, под самой крышей, копошились люди. Через дыры в кровле вниз лилась вода, падая на постели и в подставленные кастрюли и пластиковые ведра. Обитатели верхних нар спешно перебирались на другие, этажом ниже. Над кроватями торчало с десяток детских головок. Кое-кто из них следил за дырами в крыше, другие не сводили взгляда с Жюльетты, неподвижно стоявшей посреди лачуги.
Прямо напротив, в глубине помещения, Жюльетта заметила могучую чернокожую женщину в темном платье. Она держалась отстраненно, словно подчеркивая свою власть над маленьким мирком дома. Она сделала Жюльетте знак присесть. Один из детей поставил перед Жюльеттой сработанный из ящиков табурет. Она опустилась на него, а женщина села напротив нее.
Говорить о тишине в доме было нельзя, ибо она постоянно нарушалась беготней детей и звяканьем переставляемых ведер, но для Жюльетты следующие несколько минут прошли под знаком смущения, неподвижности и молчания. Женщина напряженно вглядывалась в ее лицо. У нее были темные и блестящие глаза. Лицо, насколько позволяли разглядеть сумерки, казалось помятым, но сохраняющим юношескую свежесть. Жюльетта всматривалась в черты измученной женщины, которая, надо думать, приходилась матерью всей этой ораве детей, и с изумлением понимала, что та молода.