Не будите Гаурдака
Шрифт:
— Гаурдак тебя простит, — уязвленный, насупился менестрель.
— Вы… правда ничего не знаете… и не понимаете… — утомленный недавней вспышкой гнева, Анчар снова обмяк и прикрыл глаза. — Гаурдак… придет избавить мир… от несправедливости… горя… лжи… боли и болезней… непосильного труда… войн…
— Тараканов… сборщиков налогов… — закивал в издевательской поддержке Кириан.
— …от всего, что мешает человеку… радоваться жизни… и быть счастливым… — не обращая внимания на ремарку, упрямо продолжил атлан.
— И что же ему мешает, этому человеку? — усмехнулся бард.
— Невозможность
— Единственное решение проблемы, которое я вижу — повывести разбойников и пиратов, — хмыкнул поэт. — И лордов. И скупщиков. Которые купцы. И которые не будут тогда водить караваны. И разбойники сдохнут от голода сами. И настанет на веки вечные повальное счастье. Для купцов, которых не станет. И для ремесленников, которым некуда будет девать свои товары, и жрать им тоже будет нечего, потому что купцы не привезут в город продукты. И для крестьян, одетых в мешковину, которые станут корягами ковырять землю, потому что барыги-скупщики не привезли им инструменты и мануфактуру. Хотя если бы даже привезли, то купить у них все равно было бы не на что, потому что ты вытравил всех королей, и монету чеканить стало некому. Короче, счастья — полные штаны.
Анчар отвернулся и застонал, и стон его был подозрительно похож на некое бранное слово — но чего еще от раненого ренегата ждать.
— Так… было бы… — спустя несколько секунд голова мага снова повернулась к гвентянину, и веки дрогнули, приоткрываясь, — …если бы решать проблему… взялись люди… Но Избавитель… даст всем и всё… бесплатно… стоит только попросить… Наступит гармония… благоденствие… Правители будут мудры и добры… купцы честны… не будет войн… денег станет хватать всем… земля будет родить всегда… хоть оглоблю воткни… Расцветут науки… искусства… ремесла… потому что всё будет получаться… у всех… кто захочет хоть что-нибудь делать…. А захотят все… потому что лени и равнодушия не станет тоже… Не будет неудачников… неумех… зависти… и даже несчастной любви не останется… Если ты полюбишь — полюбят и тебя… Захочешь известности — получишь и это… Люди… будут знать тебя… и восхищаться… талантом…
— Сказки, — убежденно — но не очень — пробормотал менестрель.
— Истина… — хрипло прошептал атлан. — Это — истина… Но против нее те… кому хорошо и сейчас… или те… кто не знает правды…
— И все-таки врешь ведь ты всё, птица певчая, — сердито тряхнул головой Кириан, будто отгоняя морок. — Не бывает таких чудес. Хоть бог ты будь, хоть полтора. Да еще и забесплатно.
— Бывает… — Анчар неожиданно улыбнулся, и слабая, но искренняя эта улыбка впервые заставила музыканта подумать о нем не как о приспешнике воплощения зла на Белом Свете, но как о человеке.
— Надо… всего лишь… поклясться ему в верности… всем сердцем… всей душой…
— Душу продать! — обрадованный, что поймал ренегата на слове, ухмыльнулся поэт.
Анчар снова покривился, но на этот раз не отвернулся.
—
— Здрасьте, — миннезингер нахмурился, словно покупатель в лавке, не понимающий, где его обсчитали, но кармой чувствующий, что без этого — причем в особо крупных размерах — не обошлось. — Но это же… моя душа все-таки!.. Не Бог весть какая, конечно, я первый заявлю… Неширокая, неглубокая, не слишком светлая и мягкая… но чем богаты, как говорится… А вдруг она мне еще понадобится?!
— Куда… уходят после смерти… души… твоего народа?.. — чуть приоткрылись глаза атлана, и показалось ли музыканту или нет, но в них блеснул огонек не лихорадки — но безумия.
Кириан суеверно поежился.
— На берег Огненного моря они выходят. Навстречу им приплывает рыба Юй. Грешников она проглатывает, а в самом глубоком месте выплевывает, чтобы горели они в вечном пламени. А тех, кто прожил хорошую жизнь, уносит на своей спине в Закатные земли.
— И… что они там делают?..
— Встречаются с родными… друзьями… умершими ранее, естественно. И живут дальше… в мире, равенстве… и довольстве… говорят… — без особой уверенности произнес менестрель.
— Кто… говорит?.. — губы ренегата искривились в снисходительной усмешке. — Те… кто вернулся?..
— Архидруид Огрин говорит, а ему виднее! — рассерженно фыркнул менестрель.
— Он… там был?.. — не унимался атлан.
— Друиды бывают в местах еще и не столь отдаленных! — горделиво вскинул голову поэт.
— Может быть… — не стал спорить Анчар. — Но ты… лично ты… что предпочел бы?.. Получить сейчас всё… что жаждет твоя душа… а после смерти по-настоящему помочь тем… кто придет… после тебя… таким же людям… со своими желаниями… Или сгинуть… в каких-то Закатных землях… если они есть на самом деле…
— Это ты чего разбогохульствовался?! — не находя иных аргументов в как-то незаметно и непонятно проигрываемом споре, прошипел бард.
— Я… вижу тебя… ты не эгоист… — почувствовав брешь в стене правоверности менестреля, пленный воспрянул духом, и щеки его вспыхнули горячечным румянцем одержимого. — Ты… на своей шкуре испытал… что такое унижения… неужели тебе нравится… совсем не хочешь проучить….наставить на путь… помочь… готов отказаться от исполнения желаний… счастья… ради чего?!..
Шепот атлана, потратившего в последнем выплеске эмоций еще остававшиеся силы, вдруг прервался, и он замолк, натужно ловя потрескавшимися губами холодный ночной воздух.
Напряженное, полное невысказанных мыслей, вопросов и опасений молчание тянулось минут десять, пока Кириан, наконец, не выдавил сердитым шепотом:
— Чего ты от меня хочешь?
Ответ ренегата не заставил себя ждать:
— Помоги… мне убежать… Или убей…
Менестрель тихо хмыкнул, точно вспомнил забавный анекдот, и произнес: