Не было бы счастья…
Шрифт:
– Нет, – сказал он, – нам оказали честь и чё-то там ещё. Поэтому надо соответствовать.
От такой речи у Ерша морда вытянулась восклицательным знаком.
– Че… че… чего? – заикаясь, спросил он.
Недомыка даже если и захотел, не вспомнил, о чём только что говорил. Нет, общий смысл, может, и передал бы, но в очень мутированном виде, поэтому предпочёл умно промолчать.
– Неужели вы меня бросите? – плаксиво поинтересовался Шекельман.
– Ага, – вякнул Ёрш. – И ваще соглядатаям слова не давали. Ну так что, напарник, может, всё-таки свалим, или?..
–
Ёрш зыркнул на него, как цыганка на мента. Пардон, на полицейского. Но делать нечего, победило большинство, а с ним не поспоришь, потому как и в глаз могут засветить. Малец пришёл в настолько подавленное состояние, что не заметил, как стал идти за Недомыкой, а не впереди его. Так они потеряли треть дня, поскольку Недомыка, как китаец в Париже, пялился на красоты, красоток, туристов, творения великих и не очень зодчих и лишь к обеду вывел поисковую группу за стены Словенска. Естественно, несчастье не дремало, и они, в смысле он, выбрали самое точное неправильное направление, то есть пошёл в противоположную от нужной сторону.
Сперва шли по дороге. Но что-то Недомыке вступило в голову, и он попёрся по лесу. На Шекельмана природа подействовала успокаивающе. Он даже отважился задать вопрос несущему его товарищу:
– Куда мы идём?
– Куда глаза глядят, – ответил тот, чем вызвал живейший интерес у коллег по несчастью.
– Ну… эта… вы знаете, куда идти? – спросил Ждан.
Камрады дружно замотали головами из стороны в сторону.
– Вот, – подвёл итог Недомыка. – А если неизвестно, куда идти, то лучшим направлением является «куда глаза глядят».
Шекельман впал в интеллектуальную кому, пытаясь понять витиеватость славянского мышления, а Ёрш не заморачивался, поскольку чем дальше от дыбы, тем здоровее, и направление в данному случае значения не имеет.
Прошло ещё полдня. Ближе к вечеру вышли на небольшую полянку. Глядь, а на одиноком пенёчке сидит маленькая старушка. Платьишко разорвано, волосы, белые как луна, растрёпаны. Из глаз непрекращающимися ручейками текут слезы, плечи вздрагивают от вырывающихся рыданий. Ёрш протопал мимо, будто поляна пустая, а Недомыке приспичило остановиться и узнать, что же произошло с несчастной.
– Что случилось с тобой, матушка? – нежно спросил он.
Старушка вздрогнула, лицо обратилось к богатырю. Ладошка приложилась к уху для увеличения общей полезной площади радара.
– Ась? – закричала она. – Говори громче, милок.
– Я грю, что с тобой приключилось? – в свою очередь заорал Недомыка.
– Беда, – пояснила бабулька, слезы хлынули новым потоком, рыдания усилились.
Ёрш подскочил к Недомыке.
– У нас своих проблем хватает, чтобы чужие решать. Не вмешивайся!
– Мне матушка на прощанье сказала, чтобы помогал всем сирым и… э-э-э этим… как их… убогим.
– Так это мы и есть! – воскликнул малец. – Давай, помогай!
Мнения еврея никто не спрашивал, поэтому он умно промолчал. А то ещё бросят рядом со старушкой, и полный пардон.
– Не, – заявил Недомыка, – мы вона какие, а она – вона какая.
Ёрш понял, что они никуда не пойдут до тех пор, пока не решат бабкину проблему. С уст сорвались проклятия, но дело с мёртвой точки от этого не сдвинулось, пришлось начать допрос.
– Ну, старая, рассказывай, чё приключилось?
– Ась? – сказала старушка и снова приложила ладошку к уху.
– Ушастого ежа тебе в поводыри! – зло буркнул Ёрш и заорал: – Я спрашиваю, что случилось?
– Беда, милок, – пояснила бабулька, и снова пустила горючую слезу.
– Ноги тебе бубликом, – проворчал Ёрш, а громче добавил: – Ты по делу сказать чё-нить можешь?
– Могу, – запричитала бабка, – слепа и глуха стала, а тут ещё… потом это… и всё… ни туда, ни оттуда. Так я и здесь.
– Кто-нить хоть что-то понял? – обратился Ёрш к товарищам.
Шекельман отрицательно мотнул головой. Ему бы с первой фразой разобраться, а тут такая интеллектуальная загогулина. Недомыка скорчил рожу, будто собирается зарыдать.
– Кто бы сомневался, – заявил Ёрш. – Слышь, мать, ты подробности давай, а то мы в непонятках, и если так дальше будет продолжаться, то ваще уйдём, и жди потом армию спасения.
Рыданья резко прервались, слезы моментально высохли. Бабулька вскочила, костлявые пальчики вцепились в рукав Недомыки. Она, очевидно, приняла его за главного. Или самого сердобольного. Или дурака, который может взять на себя её проблемы.
– Пойдёмте, я лучше вам покажу.
– Э-э-э, нет, – начал Ёрш, чувствуя подвох, но Недомыка уже стронулся с места. Пришлось плестись следом. Мнения мудрого еврея снова не спросили, пришлось отмалчиваться.
– В моем доме давно поселилась кикимора, – на ходу рассказывала бабка. – Поначалу жили душа в душу, а шесть дней назад ей что-то не понравилось. Ух и лютовать она начала: мебель побила, тарелками да кринками в меня кидает, углём всю избу перепачкала. А под конец за избиение принялась. Всё тело в синяках да кровоподтёках. Я травница, знаю, какую травку против неё применить можно, да только глаза совсем не видят. Ещё одним средством против кикиморы является медвежья шерсть, а лучше сам медведь. Тут недалеко берлога, но мне боязно к ней приближаться.
За разговором они вышли к обветшалой, вросшей в землю избе: труба немного осыпалась, тёс кое-где прохудился, а вместо бычьих пузырей на крохотных окнах чёрные провалы. Бабулька потянулась к ручке. Небольшое усилие, дверь открылась, и травница осторожно заглянула внутрь.
– Самым лучшим средством от кикиморы является па…
Речь прервала ножка табуретки, прилетевшая в лоб травницы. Бабулька без крика откинулась на спину. Недомыка бросил Шекельмана и попытался подхватить падающее тело, но в результате и еврей пострадал, и бабку подхватить не успел. К тому же потерял равновесие и грохнулся на обоих. У старушки на лбу наметилась быстро растущая шишка. Сама её обладательница ушла в бессознательное состояние и в ближайшее время вернуться не обещала. Шекельман, дабы не попадать в подобное положение, отполз и воспользовался веткой в качестве костыля. Во взгляде появилась уверенность в завтрашнем дне. Но её уничтожил Ёрш, задав сакраментальный вопрос: