Не чужие дети
Шрифт:
Я повернулась к нему с немым вопросом.
– За семью, за детей. Если бы не ты, у меня бы ничего этого не было.
– Мы этого не знаем. Может, ты бы встретил другую женщину и…
Он приложил пальцы к моим губам. Отрицательно качнул головой.
– Не было бы другой. Ты, возможно, не знаешь, а я знаю. Не было бы никого, Есения. И мечты детдомовского мальчика о большой семье так и остались бы мечтами. Всё, чего я добился до тебя, не стоило и тысячной доли того, что дала мне ты.
– Неправда, Миш. Мальчик из детского дома стал одним из самых влиятельных бизнесменов России. Ты построил империю.
– Без тебя и детей эта империя была замком для призрака.
– Неправда, – снова возразила я.
Миша ничего не сказал. Улыбнулся уголками губ и, поднявшись, потянул меня за локти. Я застонала и потёрла занывшую поясницу. Чувствовала себя так, словно вешу целую тонну, хотя что Соня, что Дашка постоянно говорили, что мне впору на обложку журнала сниматься. Какая уж там обложка!
– Как думаешь, он поедет с нами? – показал муж на сына.
– Выбор у него небольшой. Либо развлекательный центр, либо посиделки дома в одиночестве. Как думаешь, что он выберет?
***
Наполненный разноцветными шариками бассейн в развлекательном центре был любимым местом девчонок. Смеясь, они резвились в шариках, пока сын вместе с другими ребятами выполнял задание аниматора. Поставив локти на стол, я сложила ладони и опустила на них подбородок. Следующие соревнования у Кости примерно через месяц, Даше нужно найти хорошие детские курсы для юных модельеров, а Евангелина… Понять, что ей нужно, я пока не могла. Наверняка знала только, что ей нужна любовь.
– Чай с клубникой, – сказал Миша, поставив передо мной чашку. – Как вы заказывали, Есения. Что-то ещё?
– Перестань. – Я тихо засмеялась. – Великому и могучему Ящеру Горынычу не подобает такое поведение.
– Великому и могучему – нет. А любящему и счастливому – вполне.
Он присел возле моих ног. Погладил по икре и взялся за развязавшийся шнурок на кеде. Но даже когда шнурок был завязан, не встал. Девочки смеялись, занятые с аниматором дети наперебой выкрикивали названия городов, играла приглушённая музыка. Под этот ненавязчивый аккомпанемент мы с Мишей, не сговариваясь, соприкоснулись руками. Он сплёл наши пальцы, и время остановилось.
– Спасибо, Миша, – сказала уже я.
– За что?
– За то, что всё это у нас есть. За то, что мальчик из детского дома стал настоящим мужчиной. Мужем, отцом.
– Всё это только благодаря тебе.
– Нет, Миш. Не благодаря мне. Будь ты другим, ты бы бросил меня тогда. Чужая женщина, чужие дети…
И опять его пальцы оказались на моих губах.
– Не чужие дети, Есения. Наши. Мои. Повтори, – потребовал он и убрал пальцы.
Я крепко сжала его руку и сказала шёпотом, повторила, словно заклинание, мантру, истину для нас обоих:
– Твои дети, Миша. Наши.
Приложила наши сомкнутые руки к животу.
– Наша любовь, наше продолжение.
К столику подошли девочки. Запыхавшаяся Дашка отхлебнула из моей чашки и спросила:
– Кто ваше продолжение?
– Вы. – Миша встал. Погладил старшую дочь по голове, потом младшую. Посмотрел на сына с гордостью отца.
Даша сделала ещё глоток чая и пошла к затеявшим весёлую игру ребятам, с ней Лина, а мы с Мишей опять остались вдвоём. Запах чая с клубникой напоминал о закончившемся лете и солнце, о тёплых странах. Но никакое тепло и лето, никакие чудесные края не могли сравниться с теплом Мишиного взгляда. Я подошла к мужу и молча поцеловала его. Посмотрела в глаза и нежно, помня, что вокруг дети, поцеловала снова.
– Я тебя люблю, – сказала просто. Как мантру, как главную заповедь нашей жизни. И услышала в ответ:
– Я знаю, Сеня.
Недолгое молчание и тихое:
– Люблю тебя и буду любить всегда, Сеня. Моя Сеня. Тебя и наших детей. Даю слово и клянусь: это слово я не нарушу никогда.