Не чужие дети

Ковалевская Алиса

– Когда ты собиралась мне сказать? – спросил муж глухо.

Я облизнула пересохшие губы. Соображала плохо, но вопрос был проще простого.

– О чём?

– Сама знаешь. Ты вообще собиралась мне говорить, Есения?

Я опять прошлась по губам языком. То ли слова кончились, то ли язык распух. А Миша так и смотрел. Слабость отступала – возвращалась злость. Как всё просто! Не сказали ему, обидели!

– Тебе же не нужна ответственность. Ты не хочешь детей, семью не хочешь. Ты вообще ничего не хочешь, Азаров! Ты швыряешься людьми, как хламом!

–

Когда ты узнала, что беременна?

– Да какая разница, когда?! – процедила я, высвободилась и, толкнув его, вышла из ванной.

В коридоре голова снова закружилась, накатила слабость. Я привалилась к стене. Миша встал напротив, на расстоянии метра.

– Какой срок? – спросил сдержанно, с холодом.

– Что тебе срок? Аборт я делать не буду, не мечтай!

– Какой у тебя срок?! – прорычал он, надвигаясь.

– Не твоё дело!

– Не моё?! – гаркнул он. – Может, и ребёнок не мой?!

– Может, и не твой, – прошипела я. – У нас фиктивный брак. Раз тебе можно делать, что ты хочешь, мне…

Кулак Азарова врезался в стену возле моей головы с такой силой, что подпрыгнула декоративная маска. Секунда, и она вообще слетела на пол. Муж буравил меня взглядом, по его напряжённым скулам ходили желваки.

– Ты не ответила. – Его вкрадчивый тихий голос пробирал до костей. – Какой у тебя срок, Есения? Ты собиралась говорить мне, что беременна? Отец ребёнка я?

– Слишком много вопросов. – Я упрямо вскинула голову и ответила ему прямым взглядом. – Но на один я отвечу – да, отец ребёнка ты. У меня нет привычки прыгать из койки в койку. И знаешь, что? Я бы никогда не спала с тобой, если бы мне было всё равно. Для меня кольцо на пальце – не украшение.

Желваки выступили ещё сильнее, вены на шее и широких запястьях мужа надулись. Живот ныл, и я опять накрыла его ладонью. Словно могла хоть так защитить своего ребёнка.

– Я ответила. А теперь ответь ты. Помнишь, в домике я спрашивала тебя, чего ты боишься? – спросила тихо. – Почему не хочешь брать на себя ответственность за чью-то жизнь? Почему это тебя так пугает? Ты что, боишься, что придётся ограничить свободу? Или что детьми не пошвыряешься, как ты это любишь делать? В чём проблема, Азаров?

Местечко под моей ладонью стало тёплым, а боль отступала. Никому не дам в обиду свою… нашу кроху. Сейчас мысль об аборте, еще с утра казавшаяся разумной, стала дикой. Я не знала причин, заставивших мать Миши отказаться от него, но если бы она избавилась от своей крохи, моей бы не было. И Миши бы не было.

И нас бы не было.

– Я не сказал тебе, что боюсь ответственности, – наконец нарушил молчание Миша. – Ответственность меня не пугает.

– А что тогда? – спросила едва слышно.

Миша погладил меня по бедру, медленно поднял ладонь и положил поверх моей. Второй дотронулся до моего плеча и долго смотрел в глаза. Его взгляд пробирал до мурашек, как и сама близость. И ещё запах – он проникал в меня, исцелял, и в то же время было страшно от силы собственных чувств. Нельзя до такой степени любить, но иначе я не могла.

– Я боюсь, что не смогу

быть достойным того, кто меня любит, Есения. Не смогу быть достойным вас – тебя, Даши, Кости. Боюсь, что что-то пойдёт не так, и я стану вам не нужен.

– Ты нам? – Я так и застыла, приоткрыв губы. Смотрела на Мишу и словно в первый раз видела.

Азаров едва уловимо скривил губы и погладил меня по щеке. Всё то же прикосновение, но совсем другое. И чувства другие – не желание отстраниться, как с бывшим мужем, а напротив, прильнуть к ладони.

– Да, Есения. Я вам.

– Но… почему? Почему ты должен нам надоесть?! Это же… бред какой-то!

Он невесело усмехнулся – как-то мрачно, презрительно, но это относилось не ко мне.

Миша увёл меня в кухню. Налил стакан воды и поставил на стол. Присел передо мной и, положив руки мне на колени, посмотрел снизу, как мог бы смотреть верный пёс. Нет, как мог бы смотреть сильный мужчина на… свою женщину. Грудь сдавило, стоило мне осмыслить это.

Стены больше не было. Она просто исчезла. Только я всё ещё стояла за запретной линией, боясь переступить её.

Муж погладил меня по ногам – по икрам, по лодыжкам. Опять положил руки на колени.

– Когда мне было восемь, меня взяли в семью, – сказал он. – А через несколько месяцев вернули. Воспитывать мальчишку из детского дома оказалось сложнее, чем думали мои приёмные родители. К тому же если в нём отпала необходимость. – Он замолчал ненадолго. Сдавил колени и посмотрел в сторону, на выползшего из домика, сонно потягивающегося Тумана. – Моя приёмная мать пыталась забеременеть, но у неё не получалось. Тогда они с мужем решили взять приёмного ребёнка. Но тут прилетел аист… – Очередная усмешка.

Я так и не сделала шаг через невидимую границу – его сделал сам Миша. Я же коснулась его волос, погладила, перебирая жёсткие прядки.

Миша поймал мою руку.

– Через несколько дней после того, как меня вернули, я дал обещание больше никогда ни к кому не привязываться. Никакой семьи, никаких детей и даже домашних животных. Ничего, что может предать, ничего, что может выбирать. А потом…

– А потом появилась я, – продолжила шёпотом.

– Да. Вначале ты. Это оказалось сильнее меня. Ещё и дети… Все запреты полетели к чёрту. Я пытался держаться от вас подальше, но куда там… – Он сдвинул брови. Мотнул головой. – Чем дальше, тем хуже. Надо было сразу от тебя избавиться. В первый же день, а я… дурак.

– Баран, – поправила я.

Азаров поднял взгляд.

– Это я так…

Видимо, он был слишком погружён в свои мысли, чтобы расспрашивать. Водил вокруг моих коленок пальцами, и это было так приятно, что хотелось сидеть и сидеть вот так. Чувствовать его руки, его запах и слышать голос.

– Я люблю вас, Есения, – сказал он после продлившейся с полминуты паузы. – Даже вот этого, – показал на котёнка. Больше коленки он не гладил – просто накрыл ладонями.

– А как же слово, которое ты себе дал? – спросила я дрожащим голосом. – Ты же всегда выполняешь обещания. Ты сам говорил, и не раз.