Не драконь меня!
Шрифт:
— Я тщательно изучал бумаги. Артефакт разбили на четыре камня, и хранители передали эти камни четырем расам: драконам, оборотням, людям, эльфам. Когда история подзабылась, камни вставили в артефакты, потеряли, разграбили. Все перемешалось, но найти их след все же получилось — такую мощь не скроешь. Наверняка ты что-то спутала. Четвертый камень где-то у Грастхаргена.
Если он конечно не блефует, что в его духе.
Картинка сложилась со скоростью пикирующего дракона. Княгиня хитра и изворотлива, она знала, что я ищу камни и понимала, что никогда добровольно к ней не приду, если
— А кто вообще сказал, что камней было четыре? — внезапно спросила Лари. — Ты в этом уверен? Раскрытие первых врат было так давно, что история вполне могла внести свои коррективы. Тебе ли не знать, как сильные мира сего ее переписывают в угоду своим желаниям.
Это так. Но камень не мог превратиться в человека. Это невозможно!
— Надписи на ваших руках — это ключ. Ключ к тому, как открыть Небесные врата.
— Только не говори, что без Брианы я их не открою.
— Есть у меня теория, — с сарказмом произнесла дочь. — После вашего… гхм, разговора по телам, ваши ауры слились. Души переплелись теснее, вы обменялись энергией и теперь ты в некоторой степени Бриана Дероуз, а Бриана Дероуз в некоторой степени дракон.
— Значит, в некоторой степени, я могу открыть врата прямо сейчас?
Энергия волной прокатилась по телу. Дракон нетерпеливо распахнул магические крылья, готовый к действию, но человеческая ипостась призвана ограничивать импульсивность необузданного зверя.
— Я бы на твоем месте не спешила. Открывать врата небезопасно, ты понятия не имеешь что тебя ждет по ту сторону. К тому же, ты точно не знаешь, где их открывать.
— Знаю. Там, где грань между мирами особенно тонка. Я сделаю это прямо сейчас. Сегодняшняя ночь будет особенной. Дракон это чувствует.
Я решительно встал и сжал в ладони кольцо. Медлить нельзя. Если теория Лари верна, то наш с Брианой энергетический обмен — явление временное и стремительно слабеет.
— Отец! — Лари подскочила и взволнованно взяла меня за руку. Кинжал в сердце не ранит так больно, как эти четыре буквы. Они обезоруживают. — Пожалуйста, побудь со мной этой ночью.
Тревога в ее глазах обескураживала. Она как будто переживала за меня, хоть это и невозможно.
Глава 42
— Пожалуйста, — прошептала она голосом, искаженным от невыплаканных слез. — За все ночи, что ты должен был проводить у моей колыбели. За все ночи, что я проплакала в юности и нуждалась в твоем совете. За все ночи, когда я пыталась понять, почему не нужна тебе, что со мной не так, почему ты меня бросил. Пусть я уже не малышка, пусть мне больше столетия, но рана в моей душе не заросла. Мои человеческие родители умерли. Во всем мире остался только ты. В этом огромном безжалостном мире я одинока.
В ночной тишине ее тихий голос звенел набатом, а каждое слово било точно в цель. В мое черствое каменное сердце, пробивая в нем дыру, как вода, каплей за каплей…
— Пожалуйста, — повторила она. — Я прошу тебя. Просто побудь со мной этой ночью. Посидим у костра, посмотрим на звезды, выпьем горячего чая, пожарим картофель. Если захочешь, мы просто помолчим, а, если захочешь, я расскажу тебе о том, как жила.
Каждое ее слово ввинчивалось в мое сердце ржавым гвоздем. Сколько бы я ни пытался выставить между нами щит, не получалось. Наши жизни и души связаны. В Лари течет моя кровь и отрицать это бесполезно.
— Хорошо. Одна ночь, но с первыми лучами солнца я уйду. Если хочешь, ты можешь меня проводить.
Она улыбнулась так нежно и тепло, что я не мог этого не сделать. Я сжал в объятиях эту хрупкую девочку с душой бывалого воина. Самую сильную из всех, что я встречал в этой жизни, а я видал немало женщин. Хитрых, своенравных, своевольных. Настолько сильных, как Лари — никогда.
— Спасибо, — прошептала она со слезами. — Спасибо, отец!
Эта ночь была самой необыкновенной из всех ночей в моей долгой жизни. Вдали от городской суеты, от необходимости куда-то бежать и что-то делать, я мог сидеть, смотреть на звезды, наслаждаться моментом и быть собой. Не владыкой, не драконом и даже не отцом. Просто собой.
Рассвет наступил неожиданно и разбил хрупкую гармонию ночи. Лари смотрела на меня с грустью и улыбалась:
— Спасибо, что сделал это для меня. Я никогда не забуду этот момент.
Никогда, помноженное на вечность. Одна ночь — то немногое, что я мог дать своей дочери.
— Приготовлю нам чай, — грустно произнесла она и с тревогой посмотрела, как сонные лучи золотят верхушки деревьев.
Там вдалеке уже рождался новый день, полоскал медовый свет в алых, как первая кровь облаках.
Дракону стало отчаянно одиноко и грустно, хотя в последнее время я не уверен, чьи эмоции переживаю: свои, его, или Брианы. Во всяком случае, выть на луну недоразвитым Корасом раньше желания не возникало, а сейчас хотелось. Я пристыдил дракона и списал на чувства актрисы. Она найдет повод заморочиться, даже забыв о моем существовании.
На душе кошки скребли. Может она снова попала в беду? Она умудрится, без сомнений.
Попадет, но справится.
Она сильная.
Сильнее даже, чем сама думает.
— Это ведь разовая акция? — неожиданно спросила Лари, протягивая нелепую глиняную кружку. Она сама ее лепила и обжигала. В ее доме полно глиняной посуды.
Обнял кружку ладонями. На дне кружились лепестки и кусочки трав. Ароматный пар клубился сизыми змеями и растворялся, оставляя горьковатый привкус полыни.
Что я мог обещать? Что не уйду? Что останусь еще на пять сотен лет из солидарности? Она уже не в том возрасте, чтобы я подтирал ей слюни. Лари давно не ребенок, да и мне поздно играть в отца, поэтому я молча сделал глоток, и посмотрел на небо. Высоко в облаках, раскинув мощные крылья, медленно кружил орел, высматривая добычу. Внезапно он дрогнул и, огласив округу тревожным воплем, унесся прочь. С деревьев сорвались птицы. Раздался взволнованный вой волков. Лес встрепенулся, ожил, зашевелился. Казалось, все живое спасалось бегством, чуя приближение смертельного хищника. Настолько опасного, что никто не выживет при встрече с ним.