Не единственная
Шрифт:
Взглянув в это беспристрастное лицо, Аньис второй раз в жизни поняла: пощады не будет. Так же как не было, когда она хотела убежать с Садди.
— Знаешь, Аньис, — спокойно сказал он. — Мало какие вещества на меня действуют. Так вот, это средство, видимо для разнообразия, — он усмехнулся, — действует. Я проверял в самом начале, когда пришел в Альбене. И его нелегко обезвредить, слишком ядреная смесь для любого мужчины. Не хотел бы я еще раз испытать такое.
Аньис сидела ни жива, ни мертва, слушая его. Вот и конец, конец всему, пронеслось у нее. Слезы бесконечной боли просились, но не смели возникнуть под его внимательным, бесстрастным
— С самого начала я мог использовать тебя для того, для чего подарили, — продолжил он, внимательно глядя в ее лицо. И его взгляд не позволял опустить глаза ей самой. Аньис поняла, что эту пытку придется пройти до конца: видеть его бесстрастное лицо, взгляд, в котором нет привычного тепла. Слышать, как он раскатает ее, не оставив ничего. Впрочем, заслужила… Сама ведь знала, на что шла. — Имел полное право. И не могу сказать, что ты когда-либо была для меня не привлекательной. Напротив… Но я пожалел тебя. Не только потому, что ты была ребенком, хоть и это важно… Видишь ли, я не считаю раннюю половую жизнь такой уж неприемлемой. Тут все зависит от традиций, воспитания, реального развития человека. По вашим традициям ты считалась достаточно взрослой для постельных утех, но оставалась ребенком, по сути. Но, повторю, дело даже не в этом… Понимаешь, Аньис, — он сложил руки на груди, а в глазах промелькнула маленькая искорка тепла. Аньис поймала ее и положила в копилку души на память. Знала, что больше их может и не быть. — Я необычная сущность для вашей страны и всего вашего мира. Может прозвучать нескромно, но близкое общение с личностью моего уровня и силы поглотило бы твою собственную, раздавило бы тебя, лишило твоих естественных особенностей, оставив лишь связь со мной. Эдор мог сжечь тебя. А я — сам того не желая — поглотил бы тебя, оставив лишь то, что нужно мне. И я пожалел тебя, ты мне слишком сильно нравилась, — несколько мгновений он молчал, а Аньис поймала еще одну призрачную искорку тепла.
— Один раз в самом начале я решил за тебя: велел остаться в моем доме и учиться, — продолжил он. — Решил, потому что ты была совсем молоденькой девушкой, оказавшейся в безвыходной ситуации, не могла сама за себя постоять. Но с тех пор я всегда давал тебе выбор, — он снова слегка усмехнулся. — Позволил выбрать тогда, с твоим женихом, всегда позволял выбрать по мелочам, ни к чему не принуждая. Знаешь, Аньис, я ведь могу читать мысли, и моя сила внушения, вероятно, больше, чем у кого-либо в этом мире. Но я ни разу не залез к тебе в голову и ни разу ни оказывал прямого влияния на твою волю, — Аньис услышала в его голосе неуловимые нотки боли и, может быть, досады. И от его боли слезы потекли из глаза неуправляемо. Так и не смея опустить взгляд, она смотрела на него и плакала.
— Ты же захотела управлять моей волей, — продолжил он. — Ты могла прийти ко мне, пожаловаться на то, что тебя тревожит. Просто попросить помощи… У меня слишком много задач, не только в Альбене, и не всегда есть возможность улавливать тонкие нюансы твоей жизни. Ты могла бы обратить мое внимание, что тебя травят в твоем районе, что тебя сильно тревожит твой непонятный статус, пожаловаться, в конце концов… Но ты предпочла манипулировать мной, управлять моей волей и получить все и сразу нечестным способом. Скажи, я когда-нибудь был слишком жесток или пренебрежителен, дал тебе повод сомневаться в том, что я с пониманием отнесусь к твоим проблемам и помогу?
— Нет, господин Рональд, — тихо покачала головой Аньис. — Вы всегда были очень добры и внимательны ко мне… Простите меня… Впрочем, мне нет прощения…
— Я не сержусь, Аньис, — полуусмехнулся он. — Это другое. Я разочарован.
С минуту он пристально смотрел на нее. Потом быстро вышел, оставив ее сидящей в слезах за столом. Все-таки раздавил, сам того не желая. Это «разочарован» было хуже всего, что можно представить. Она не зря думала, что это конец, это конец и есть. Расплата.
Быстрым шагом Рональд шел к себе в кабинет. Надо же, а девушка его задела. Конечно, не гнев как таковой, но досада и едкое неприятное чувство разочарования. Надо же… Он привык видеть в ней красивый и тонкий цветок. И чистый при этом. А она поступила как обычная дурочка, захотела управлять исподтишка низким, некрасивым способом.
В чем-то был даже благодарен ей, давно ему не приходилось испытывать такого сильного чувства. Сильного настолько, что его задело, затронуло, а не просто пронеслось рябью над бесконечным покоем души. Досада, болезненная досада…
Впрочем, к тому моменту, когда он вошел в кабинет, досада развеялась. Теперь, когда он немного посмотрел ее мысли, ее проблемы были понятны. И прежде чем уйти почти на год, хотя бы с частью из них он может ей помочь.
Полчаса Аньис сидела оглушенная прямо там, в малой трапезной. Ей казалось, жизнь закончилась, все надежды рухнули. Она разрушила все своими руками. Причем в самом буквальном смысле.
Она грустно усмехнулась, подобно тому, как это делал господин Рональд. Когда то она решила стать лучше, выучиться всему, как он велел, развиваться, самосовершенствоваться. И ведь она старалась, все было правильно. Нужно было только не обращать внимание на кваканье глупых сплетниц, да и самой не стремиться обратно в жизнь, из которой ее выдернули.
Ведь она нравилась ему, его тянуло к ней… Кто знает, прошел бы этот мучительный год, и, может быть, со временем господин Рональд сам бы приблизил ее. Наверняка! Нужно было только запастись мужеством, терпением и сдержанностью. А она все сломала. Сама…
В комнату робко постучала и заглянула Абба, увидев, что господина нет, вошла.
— Что случилось, Аньис? — она тихонько подошла к подруге и хозяйке. Аньис снова усмехнулась про себя, наверное, она похожа сейчас на живого мертвеца.
— Господин Рональд рассердился на меня. Попроси, чтобы убрали обед, — сказала она и встала. — А я пойду к себе. Мне ничего не нужно, хочу побыть одна…
Абба озабоченно посмотрела ей вслед.
Еще полтора часа Аньис пролежала на кровати, то плача, то просто уткнувшись взглядом в край шкафа. Пришла Абба и сказала, что Парм велел передать: господин ждет ее у себя в кабинете.
Словно проснувшись, Аньис удивленно покрутила головой. Кинулась к зеркалу, аккуратно подтерла глаза с поплывшей краской. Сердце громко билось от страха. Видимо, он зовет ее, чтобы наказать.
Когда Парм открыл перед ней дверь кабинета, в лицо ударил чистый белый свет, лившийся из окна. И высокий силуэт господина Рональда казался нечеловеческим в этом свете.
Она хотела отчаянно умолять его о прощении… Но не успела. Господин Рональд сделал шаг ей навстречу, и она внезапно увидела его смуглое лицо с легкой белозубой улыбкой.
— Вот твоя вольная, Аньис, — сказал он и протянул ей свернутую в рулон бумагу.
Аньис растерянно взяла ее… Что? Он дает ей свободу, прямо сейчас?