Не гореть!
Шрифт:
— Есть предложение, от которого невозможно отказаться. В смысле, все равно нагрузим, — решил брать быка за рога Парамонов, пока Басаргин был разомлевшим от горячего кофе и не до конца проснувшимся.
— Я заметил, что на чердаке еще куча хлама осталась, — кивнул Дэн.
— Тому хламу применение найдется. Лучше скажи, как ты смотришь на то, чтобы помочь особо страждущим молодым родителям провести вдвоем один вечер не дома? «Не» — ключевое.
В этом месте Денис неожиданно проснулся, почуяв подвох.
— И почему мне кажется, что
— Дэн, скажи честно, ты Парамошу — любишь? Я сейчас не о себе, — и Глеб довольно кивнул на Кроху, норовящую дотянуться до дядьки обеими ручками.
— А бабе Рите подкинуть — не вариант? — рассмеялся Денис, сунув мелкой палец, в который та радостно вцепилась. — Что я с ней делать буду, родители? Где я, а где младенцы!
— Ты Маргариту Николаевну лучше моего знаешь, это опасно для психики и ребенка, и бабушки. Всего на пару-тройку часов, Дэн. В пятницу. Мы с Ксёнычем билеты в театр Франко взяли.
— Вам театра в жизни не хватает?
— Культурная программа! Не, если у тебя планы, то будем искать варианты, да, Ксень?
— У него только один план — караул, — отозвалась она. — Поэтому ты не с того начал.
— Чегойта? — поинтересовался Дэн.
— Тогойта! — парировала сестра. — От Насти ты ушел стретовскими огородами. И да, про Олю мне мама тоже рассказывала. Но ведь не вариант, да?
— Ксюха, блин!
— Сам такой, — Ксения показала ему язык.
— Брек, Басаргины! — вклинился Парамонов. — Еще подеритесь тут. Кстати, а вы дрались в детстве?
— Конечно! — сказала Ксюха и кивнула головой на брата. — Он — за меня.
— Она поддерживала артобстрелом, — рассмеялся Денис.
— Два диверсанта, — расхохотался Глеб, и Кроха на его руках возмущенно заверещала. Он легко подбросил ее и возмущение превратилось в смех. — Ну так чего, Дэн? Что там у тебя со сменами и бабами в пятницу?
— Привозите, — сдался Басаргин. — Все равно не слезете.
— Слава яйцам! — Глеб закашлялся и пояснил: — В смысле — спасибо, друг!
Из Стретовки Басаргин выбрался только далеко после обеда, забивая эфир всем, чем было возможно. Племянницей, чисткой мангала, чтением старых журналов на диване. В одном обнаружилась увлекательная статья о перевыполнении плана тушения пожаров какой-то из столичных частей.
А всю дорогу домой, словно мелодией из шарманки, крутилось единственное: еще сутки.
От встречи с Олей его отделяли лишь сутки.
И в самой буйной своей фантазии Денис не мог представить, что начнется все с Каланчи. Но, как в плохом кино, в котором фигурирует любовный треугольник, разборка между двумя самцами относительно самки — неизбежна. Даже если самке оба они нафиг не сдались.
Каланча поймал его в раздевалке в самом начале смены, где они по стечению обстоятельств оказались первыми и только вдвоем. Он даже выдохнуть после дороги толком не успел, как Жора захлопнул перед его носом его же ящик и вдохновенно выдал:
— Вообще, лейтенант, ты молодец! Нормально все рассчитал!
— И тебе здравствуй, Жора, — удивленно отозвался Денис и распахнул дверцу обратно. — Не с той ноги встал?
— Ты какого хрена Надёжкину клеишь, а?
— С березы рухнул?
— Нефиг придуриваться! Мужики видали, как ты ее в прошлый раз забирал. И она тебя ждала!
— Забирал, — медленно проговорил Денис. — Дальше что?
Жорик аж рот раскрыл. Но, кажется, понятие о том, что именно «дальше», натыкалось на неумолимую стену полного отсутствия воображения и способности мало-мальски развивать собственные мысли. Потому он набычился и прорычал:
— А ты думаешь, мало? Ты ее глазами жрешь так, что по роже врезать охота. Я тебе как другу все рассказал. Ты ж знал, что Надёжкина — моя. А сам лезешь!
— Жо-ра! Она не кобыла, чтобы быть чьей-то.
— Я с ней который месяц толкусь! Это ты мне на Новый год помешал. А сам тем временем… И давно вы… Давно?
— А если давно?
— Черт! — рыкнул Каланча и всадил кулаком по ближайшему ящику. Не в морду начальника отделения — и ладно. От злости он покраснел и посверкивал своими обыкновенно добрыми собачьими глазами.
— Уймись, Каланча. В другом огороде поищи.
— Это ты меня сейчас посылаешь?
— Это я тебе сейчас советую, — устало проговорил Дэн.
— А то что?
— Потом и узнаешь…
— Я, Денис Викторович, не так нашу дружбу понимал. Из всех баб — ее! Машка на тебя сколько вешалась, а ты — именно мою.
— Иди ты… — выругался Басаргин. — И к Ольке не лезь.
— А посмотрим! — мрачно предостерег Жорик. — Этот… как его… когда палку швыряют, а она возвращается… короче, долбанет и тебя!
— Кто кого долбанет? — вклинился в их тесный междусобойчик бас Гены Колтового.
— Жорик рассуждает о гипотетическом, — усмехнулся Басаргин. — А потому значения не имеет.
В ответ Жора скрежетнул зубами, но, не найдясь, что ответить, развернулся и очертя голову рванул из раздевалки, столкнувшись на входе с Олей, вошедшей в помещение. Зыркнул и на нее так, что она вжалась в стену. Выглядела уставшей и особенно хрупкой в большом теплом свитере и неизменных джинсах. Бледная, с видными сейчас тоненькими венками на лбу. Волосы заправлены за уши. Пальцы до побелевших костяшек вцепились в сумку. А когда она подняла глаза и столкнулась взглядом с Денисом, смогла только выдохнуть:
— Доброе утро.
— Привет, студент! — жизнерадостно отозвался Гена.
— А главное в жизни студента — что? — напустив на себя вид, полный жизнерадостности, которой совсем не испытывал, поинтересовался Дэн.
Оля растерянно глянула на него и сглотнула. Потом натянула на губы улыбку.
— Выдержка и упорство? — спросила она. И явно пыталась подыграть, но выходило у нее скверно.
— Двоечница! Главное — это конспекты, Ёжкина-Матрёшкина. Поэтому сегодня пишешь, в следующий раз — сдаешь. Задание понятно?