Не хотите ли чашечку чая? Английские будни русских жён
Шрифт:
Манёвры
Обычно на экзамене вы демонстрируете один из четырех манёвров на выбор экзаменатора: разворот на дороге на 180 градусов (3 point turn), поворот за угол задом (reversing around the corner) и две парковки задом: одна на официальной парковке вроде тех, что находятся возле торговых центров (bay parking), другая вдоль дороги, когда вам нужно втиснуть свою машину между двумя другими и при этом ни одну из них не помять (parallel parking).
Хороший инструктор будет учить вас последовательно, от простого к сложному, и систематично, использовать наглядные материалы и рисовать схемки, чтобы вы лучше поняли, чтo от вас требуется. Он также поделится собственными секретами мастерства. Благодаря подсказкам своего инструктора я научилась парковаться за два занятия и сейчас паркуюсь с первой попытки за пару минут – трюк, который не под силу многим моим знакомым с многолетним водительским стажем. Собственно, процесс парковки был преподан мне так легко и понятно, что я вообще не вижу никаких сложностей в этом деле. Полагаю, мне очень повезло с тем, что в роли инструктора выступала полячка, потому что система обучения была мне понятна и привычна, как и знакомые со школы требовательность и перфекционизм. Люди, которые очень нервничают за рулём, возможно, предпочли бы более расслабленного наставника. Я же, по мнению моего инструктора, вообразила, что у меня непробиваемый КАМАЗ, поэтому она задалась целью регулярно напоминать мне о тех водителях и сигналах, которых я проигнорировала, а также о возможных последствиях такого пофигизма на дороге. В конце концов она даже посоветовала мне бегать по утрам в парке, чтобы встряхнуться и начать реагировать на ситуацию на развязке до того, как я её проехала. Ну вот, а я боялась, что буду визжать на дороге и выжимать из руля бензин даже при скорости двадцать миль в час.
Экзамен
После шестидесяти часов практики сам экзамен не представляет особой сложности. Тяжело в учении, легко в бою. Конечно, непривычно ехать в полной тишине без постоянных комментариев инструктора: «я сказала, первый поворот налево, а не второй», «не ломай коробку передач, пожалуйста, в машине существует педаль сцепления», «почему машина так тарахтит?» и «ты всерьёз собираешься задавить этого дедулю?». Но положенные сорок минут пролетают быстро. Старательно верчу головой, чтобы экзаменатор не упрекнул меня в недостаточном обзоре, соблюдаю дистанцию, вовремя подаю сигналы и сержусь, что старшеклассники предпочитают идти в школу по проезжей части и пересекать дорогу где им вздумается. Все водители внезапно оказываются не на той стороне улицы, выныривают из-под носа, подают неправильные сигналы и паркуются прямо на повороте. Или это я сегодня так болезненно на них реагирую? Кажется, им невдомёк, что я сдаю экзамен, так что при моём появлении на дороге полагается юркнуть в ближайшую подворотню и не мешаться под колесами!
Серьёзная ошибка при сдаче экзамена – создание опасной ситуации на дороге, когда экзаменатор вынужден схватиться за руль или нажать на тормоза. Пропущенный сигнал светофора – тоже провал. По счастью, с утра на дорогах столько школьников, что еду я предельно медленно и осторожно, останавливаясь на каждом углу. В течение сорока минут я должна показать и чёткое следование инструкциям, и независимое вождение по дорожным указателям, а в конце продемонстрировать один из четырёх манёвров.
Экзаменатор фиксирует в отчёте недостаточно быстрое движение на просёлочных дорогах, небольшую путаницу со скоростями и настаивает, что остановиться перед светофором нужно было за километр от него, дабы не пугать пешеходов, но в целом всё нормально. Он удивляется моему олимпийскому спокойствию во время вождения, на что я отвечаю, что оставить моего инструктора пить кофе в тестовом центре было правильным решением. Первый раз за четыре месяца я вела машину в полной тишине и могла сосредоточиться на дороге. Я имею право допустить до пятнадцати мелких ошибок и благополучно сдаю экзамен, уложившись в половину этого лимита. Инструктор радуется, что я не подпортила её рейтинг, печалится, что я больше не буду развлекать её байками про родственников мужа. Мы договариваемся: если муж так и не пустит меня за руль своего «Ауди», и я растеряю практику за месяцы ожидания своего собственного авто, то смогу пройти с ней курс Pass Plus. Он предназначен для водителей, которые возвращаются за руль после перерыва и хотят восстановить уверенность на дороге или отшлифовать определённые навыки. Это необычайно важно в Англии, где принято получать права в семнадцать лет, а начинать водить спустя годы, когда в этом возникает необходимость. Пожалуй, вопрос об умении водить машину – один из немногих, на которые мои знакомые англичанки не могут дать однозначного ответа. В теории – да, права имеются. На практике – они не садились за руль с тех пор, как сдали экзамен. После этого открытия я стараюсь не думать о том, что любой из водителей на моём пути мог выехать на дорогу после десятилетнего перерыва, сэкономив на дополнительных уроках.
Благотворительность повсюду
Забота о «менее привилегированных» как национальное хобби
Я знаменитостями не интересуюсь, за жизнями звёзд не слежу, и единственная «селебрити», которая мне небезразлична – это герцогиня Кембриджская. Ну и, временами, семья, в которую она вышла замуж. К моде я тоже отношусь прохладно, искренне не понимая смысла модной индустрии. Я предпочитаю носить то, что мне идёт, а не то, что в моде. Но возможность рассмотреть наряды, в которых британские аристократки, в том числе особы королевских кровей, появляются на свадьбах, скачках и благотворительных мероприятиях, уже который год поддерживает мой интерес к глянцевым журналам. К моде подобные наряды имеют мало отношения, тут совсем другие критерии выбора одежды, и эти критерии мне очень близки. Учитывая, что множество англичанок одеваются из рук вон плохо, всегда приятно посмотреть на безупречный фасон, пошив и идеально подходящие шляпки представительниц королевской семьи.
За годы наблюдения за британской королевской семьей я пришла к выводу: причины, по которым британская нация до сих пор поддерживает институт монархии – это те самые шляпки. А ещё – благотворительная деятельность. Английская аристократия вовлечена в благотворительность исторически. Деньги есть, профессионального зуда нет, можно свободно выбирать род занятий. И если мужчины традиционно управляют семейным поместьем и угодьями (при наличии таковых), то их жёны и дочери становятся покровительницами многочисленных благотворительных организаций. Обычно они отчисляют туда довольно крупные суммы денег и почти всегда посвящают значительную часть времени устроению и функционированию подобных организаций. Для рядовых, если можно так выразиться, аристократов благотворительность – вопрос личных предпочтений, а вот для монарха и его семьи эта деятельность является практически работой на полную ставку. Сама королева патронирует более пятисот организаций и посещает десятки благотворительных мероприятий в год. Она входит в число самых значимых благотворителей в мире. Другие члены семьи несут свою нагрузку, у них есть подопечные организации (около 2400 только в одной Англии), которые напрямую зависят не только от их материальной помощи, но и от самого королевского патронажа – ведь при этом условии и другие благоволители будут охотнее им помогать.
Современное британское общество поощряет благотворительность во всех формах, и её проявления можно увидеть на каждом шагу. Благотворительные магазины, собирающие и перепродающие подержанную одежду и обувь. Рождественские открытки, доход от продажи которых идёт в обозначенные благотворительные организации. Крупные торговые сети, которые предлагают вам выбрать, на что направить часть их доходов: на поддержание одиноких пожилых людей, на убежище для жертв домашнего насилия или на культурные мероприятия для детей из неблагополучных семей. Магазины одежды, предлагающие принести надоевшую одежду назад, чтобы её можно было передать малоимущим. Этикетки на бутылках с водой, информирующие: покупая этот бренд, вы спасаете тропические леса от вырубания или снабжаете питьевой водой африканские деревни. Коллеги, решившие совершить неординарный выход из зоны комфорта (например, пробежать марафон в костюме плюшевого медвежонка или прыгнуть с парашютом), посвящают свой подвиг какому-нибудь благородному делу и просят всех знакомых и родственников финансово поддержать это самое дело. Ну и, разумеется, билборды на улицах, постеры в общественном транспорте, электронные письма и брошюры в почтовом ящике, призывающие поддержать то или иное богоугодное начинание. Всё это делается, кстати, без малейшего намёка на какую-либо религию, взывая к общим принципам гуманизма.
Конечно, многие из подобных призывов продиктованы достаточно прагматичными соображениями. Для компаний, которые занимаются благотворительной деятельностью или совершают отчисления в пользу разных благотворительных проектов, существуют налоговые послабления – и весьма существенные. Многие детские сады и школы (в частности, русские школы Великобритании) основаны как благотворительные организации – ежемесячные родительские взносы идут на содержание самой школы и её персонала, а не какому-то владельцу. С этим связана и критика подобных инициатив – ведь если пожертвования покрывают не только зарплату персонала, аренду помещения и коммунальные счета, но и рекламную кампанию, то сколько же денег остаётся непосредственно на благое дело? Что ж, вся бухгалтерия благотворительных организаций доступна широкой публике, и любой желающий может узнать, на что тратятся собранные деньги, не обращаясь для этого в официальные инстанции. Большинство же людей предпочитают помогать, не рассуждая, просто потому, что это хорошо, это правильно, и так было всегда.
Во времена моей юности, прошедшей в России, я сталкивалась с благотворительностью только в одной форме: подаяние нищим возле церкви. Были тогда, помнится, дебаты: давать им деньги или нет, потому что всё равно пропьют, и ни к чему нам, верующим, спонсировать их пьянство. Другие говорили: попрошайки отдают большую часть заработка совсем не нищим «патронам», а некоторые и сами такие жулики, что побогаче нас будут. Кто-то рекомендовал давать еду, а не деньги, чтобы разрешить подобную дилемму. А священник учил: не нам судить, как распорядятся просящие нашими щедротами, ибо это даяние – такое же благо для наших душ, как для их тел. Мол, Бог видит и сам рассудит, а наше дело – проявить милосердие.
Уже во время первого посещения Англии меня удивило отсутствие таких попрошаек не только возле церквей (туда они обращаются за помощью напрямую, потому что служба проходит только по воскресеньям, а в остальные дни церкви закрыты), но и возле станций метро, крупных магазинов и вокзалов. Я тогда рассудила, что английская социальная система заботится о нищих и бездомных, а не предоставляет им самостоятельно выживать на улице. Потом, конечно, я столкнулась и с нищими, и с бездомными, и с теми, кто по разным причинам не попал под крыло социальной защиты. Правда, я до сих пор удивляюсь, как это возможно – ведь так просто пойти в ближайший офис социальной службы и подать заявление.
Муж мой к стихийной уличной благотворительности относится скептически. Предостерегает меня от раздачи мелочи нищим возле дорогих ресторанов и гостиниц. Мол, откуда они взялись во вполне благополучной Англии – не иначе как приехали за поживой из Евросоюза, той же Румынии, и своей щедростью я только демонстрирую им, что они правильно сделали. А завтра на их место придут новые просители, потому что обнаружили хорошую кормушку и сердобольных лондонцев, которым, как мне, при выходе из ресторана хочется искупить подаянием свою благополучность. Моя мама, навещая меня в Англии, была в шоке, когда бездомный мужчина попросил у неё два фунта на чашку кофе. «Кофе?! Я себе не могу позволить кофе за два фунта! – возмутилась она. – Наши нищие на хлебушек просят». Что ж, британские бездомные, как и все остальные, любят пить кофе. А вообще британская семья считается бедной, если не может себе позволить отдельную спальню для каждого ребёнка и семейный отпуск на море. Просто разные критерии «черты бедности».