Не хотите ли чашечку чая? Английские будни русских жён
Шрифт:
Когда Дэвид Кэмерон объявил референдум о «выходе из Европы», никто всерьёз не думал, что британцы проголосуют за Брекзит, включая самого креативного премьер-министра. Просто во время очередных выборов он пообещал всенародное голосование по этой горячей теме, надеясь приобрести дополнительные голоса. Сам он был настолько уверен, что Брекзит никогда не состоится, что даже не разработал плана на случай соответствующего исхода референдума. Оттого и ушёл в отставку на следующий день после оглашения результатов к большому разочарованию тех, кто на предыдущих выборах голосовал персонально за Кэмерона как человека. Сложно понять, зачем политик с ярко-выраженными проевропейскими взглядами пошёл на такой риск и вывел дебаты о членстве Великобритании в ЕС на уровень национального референдума, наверняка понимая: альтернативный результат референдума означает конец его политической карьере. Видимо, рассчитывал столь неочевидным способом убедить британцев в преимуществах тесного сотрудничества с Европой.
Я тогда работала в центре Лондона и каждый день общалась с представителями среднего класса, которые много читали, много путешествовали и в целом отличались широтой взглядов. Все наши разговоры сводились к одному: народу надо дать возможность высказаться, но развод Великобритании с Европой никогда не состоится, потому что это просто нонсенс. С экономической точки зрения, с политической, с дипломатической – вообще с какой ни возьми. Но никто, кажется, не учёл высокий уровень националистических настроений в стране. В Англии же не принято говорить о национализме. Особенно в Лондоне, где англичан меньше, чем иностранцев. Всё пронизано политкорректностью, идеями глобализма, мультикультурализма, того самого diversity (многообразие), без которого уже шагу ступить нельзя. Даже мои студенты, коренные англичане, вполне искренне заявляют о том, что миграция – это благо для Великобритании, и приводят ряд доводов в пользу полчищ мигрантов, наводнивших страну.
Когда я пришла на церемонию получения британского гражданства, которая проходила в показательно мультинациональном округе Брент, мне вместе с сертификатом о гражданстве вручили памятную медаль «Celebrating diversity in the UK» (что-то вроде «Празднуем многообразие Великобритании»). Я тогда ещё подумала: нашли повод для торжества. Горевать надо, а не праздновать. Оплакивать, как дорогого умершего, старую добрую Англию.
В палате, где я лежала после родов, не было англичанок, отовсюду слышалась иностранная речь, обращённая к телефонным собеседникам. Среди медицинского персонала англичан тоже было ничтожно мало: хирург – грек, анестезиолог – француженка, её ассистент – индиец, медсестра, отвечающая за палату – иранка, консультирующий врач – филиппинец, патронажная сестра – полька. Молодые мамы, с которыми я регулярно пересекаюсь во дворе – румынка, болгарка и латышка. Персонал детского сада, который мы посещаем, говорит на девяти языках, о чём они заявляют в рекламной брошюре, а лингвистическое разнообразие воспитанников демонстрирует ещё большее количество языков, подавляющее большинство детей билингвы и трилингвы. Подруга упомянула, что их детский сад не получил «outstanding performance» (самую высокую оценку) от образовательной комиссии Ofsted, потому что они слабо используют технологии (недостаток гаджетов, вовлечённых в учебный и административный процесс), и в группах слабо представлено diversity (то самое мультикультурное разнообразие). Я уж не говорю о моих коллегах из лингвистического центра, которые по умолчанию все иностранцы. Преподавателей, коренных носителей более пятидесяти иностранных языков, может позволить себе только Лондон.
В таких обстоятельствах даже трудно предположить националистические амбиции коренных жителей. Более того, возникает вопрос: а кто тут коренной житель, если очень многие представители этнических меньшинств уже родились в Великобритании?
И тут я ошиблась, подобно миллионам других британцев. Соотношение голосов составило 52 и 48 в пользу брекзитёров. Весьма незначительный перевес, который потом несколько лет не давал покоя проигравшим, им всё хотелось переиграть, и на этот раз победить. Ну не верилось людям, что в результате одного опроса почти полувековое формальное «единение» Великобритании с Европой закончится. Помнится, папа тогда сказал: «Подумаешь, референдум! Подумаешь волеизъявление народа! У нас в 1991 году тоже провели референдум о сохранении Советского Союза, восемьдесят процентов населения проголосовали за единую страну, а потом три президента сели в Беловежской Пуще и сделали так, как им было надо». Многие британцы из проигравшей команды тоже пытались доказать: референдум – это не акт законотворчества, а возможность донести до правительства свои взгляды, и не надо воспринимать его результаты как прямое и безусловное руководство к действию. Но новый премьер-министр Тереза Мэй сказала знаменитое: «Brexit means Brexit» («Брекзит означает Брекзит»). И начала готовить страну к выходу из Европы.
Вот тогда и началось брожение умов. Всех так расстроил «развод» Великобритании и Евросоюза, что было непонятно, кто же за это голосовал. Опять же, я наблюдала эту ситуацию из Лондона, непосредственно с культовой «правительственной» улицы Уайтхолл, где в тот момент работала. А Лондон за Брекзит не голосовал. Мои студенты – большинство их них государственные служащие – оказались в затруднительном положении. По долгу службы они должны были поддерживать любые решения правительства, которое представляли дoма и за границей, но в душе были с ними категорически не согласны. Особенно дипломаты, чья работа заключается в создании и укреплении тесных отношений между странами, а не их разрыве. Все вдруг заговорили об ужасных экономических последствиях для страны. Хотелось спросить, почему они молчали раньше.
Знакомые поляки и литовцы насторожились: а не погонят ли их теперь с насиженного места? После 1 мая 2004 года, когда десять восточноевропейских стран вошли в состав Евросоюза, в Великобританию приехало около миллиона поляков. Они нашли работу (в основном в строительном, сельскохозяйственном и обслуживающем секторах), купили дома и устроили детей в английские школы. Как раз к ним были самые большие претензии у представителей британского рабочего класса – ведь поляки не только составили конкуренцию местным «синим воротничкам», но и существенно понизили расценки на рынке. И хотя, как это часто бывает с мигрантами, приезжие соглашаются на работу, которую не хотят выполнять местные жители, брекзитёры считали их виновниками безработицы в стране (к слову, самой низкой за последние двадцать лет). Раздавались голоса, утверждавшие: «новые» европейцы из более бедных стран истощают социальные фонды, а «медицинские туристы» из Европы злоупотребляют бесплатной системой здравоохранения. Мне было удивительно это слышать. Если какие-то мигранты и сидели годами на британских пособиях по безработице, то уж никак не восточные европейцы. Они приехали в страну работать, этим и занимались. Многие мои знакомые предпочитали иметь дело с поляками, когда начинали ремонтировать или расширять свои дома: качество работы выше, чем у английских рабочих, а цены ниже. Ну и поляки, в отличие от англичан, готовы работать по вечерам, выходным и праздничным дням. А уж чая на рабочем месте они пьют в разы меньше: они же деньги сюда приехали зарабатывать, а не чаи гонять.
Словом, много тогда велось разговоров и в прессе, и на улицах, и в домах. О том, например, что 52 и 48 – это чисто формальная победа брекзитёров. Именно такое соотношение сил демонстрирует, что половина страны хочет оставаться в Евросоюзе, и нельзя мнение этой половины игнорировать. Население было плохо информировано о последствиях выхода из ЕС и проголосовало импульсивно. К тому же политики выбрали неудачный день для референдума: тысячи молодых людей, которые, конечно же, придерживались прогрессивных (значит, проевропейских) взглядов, в этот момент сдавали экзамены, были в отпусках и вообще находились на многотысячном музыкальном фестивале, поэтому просто не попали на референдум. А многие националисты сами не хотели выходить из ЕС, но присоединились к команде брэкзитёров, чтобы их услышали и перестали затыкать рот политкорректностью. Ну и, наконец, немало сторонников Евроинтеграции были полностью уверены, что Великобритания никогда не расстанется с Европой, и не пошли голосовать. Зачем, ведь их голос ничего не изменит. Поскольку явка на референдум составила 72%, можно предположить, что неявившиеся 28% ещё долго кусали локти.
Новый премьер Тереза Мэй на ходу разрабатывала «план В», не подготовленный Кэмероном, снова и снова ездила в Брюссель, предлагая те или иные варианты цивилизованного развода. И всё это время проигравшая сторона надеялась взять реванш. В центре Лондона разворачивались одна демонстрация за другой, на Уайтхолле, напротив резиденции премьер-министра и на Парламентской площади ежедневно стояли люди с плакатами. Молодые люди, которые в своё время не явились на выборы, отчаянно пытались переиграть историю и получить нужные им результаты. Те, кому по возрасту не полагалось голосовать в 2016-ом, подросли и теперь кричали, что у них отобрали будущее. Что их судьбу решили пенсионеры, которым уже не надо беспокоиться о заработке и профессиональном развитии, более того, часть из них за три года отошла в мир иной, а молодым теперь придётся расхлёбывать кашу, которую заварили старики. Марш, прошедший в марте 2019-ого, собрал около миллиона участников. Его посчитали вторым по величине маршем в истории страны (самым крупным был марш против участия Великобритании в войне в Ираке), и, казалось, правительство просто не может проигнорировать подобный протест. Ведь и сама премьер-министр не была сторонницей Брекзита.
В этом мартовском марше участвовали и родители моего мужа, которые много путешествовали, жили и работали в других странах и потому отличаются весьма проевропейскими взглядами. Свекровь лично клеила агитационный плакат на окно здания кабинета министров, очень гордится этим фактом. В Норфолке, где они живут, особенно в их маленьком приморском городке, населённом пенсионерами, свёкор со свекровью ощущают себя чуть ли не единственными прогрессивными людьми, которые понимают, что изоляция Британии обернётся крахом для страны. Ведь некоторые их соседи даже никогда не были в Европе, поэтому отличаются возмутительной узостью взглядов!
Участники марша, требующие повторного референдума, верили, что за три года бесплодных попыток правительства найти оптимальное решение ситуации многие брекзитёры пожалели о своём выборе, а население теперь намного лучше информировано о последствиях этого шага, и повторный референдум покажет совсем иное соотношение голосов.
Удивительно, что в демократической Великобритании их призыв был проигнорирован. Хотя, казалось бы, политикам было проще всего пойти на попятный и оставить всё как есть – как безболезненно вывести страну из Европы, всё равно никто не знал (включая администрацию созданного по этому поводу министерства).