Не к ночи будь помянута
Шрифт:
Я с неприязнью подумала про Марину – о её мелких светлых завитушках, о румянах на подвядших щеках, о неприятной манере сцеплять и тут же раскидывать пальцы… Не такой я желала Максиму, не такой…
И тут ни с того, ни с сего появилось шальное желание дотронуться до него. Осязание, обоняние, слух, вкус… только сейчас я поняла, какой это дар. Я страшно долго не ведала этих ощущений. Это было тоже сродни голоду – жажда познания, потребность ощущений. Все органы чувств работали по-другому, как не работали никогда. Все нервы были обнажены и уязвимы.
В
И я коснулась плеча человека. Очень осторожно. Тёплая. Даже не шелохнулся. Я потрогала волосы. Мягкие, тёмно-каштановые, немного вьются. Длинные. Глупость какая. У меня обычно были короче. Я дотронулась до своих волос, рассмотрела прядь в луче света. Совсем чёрные, как в детстве. «Как воронёнок, вся в отца. А глаза мамкины». Надо будет остричь. Хотя, не всё ли равно.
Всё-таки решившись разбудить его, я протянула руку, и дотронулась до щеки.
Он ухмыльнулся во сне. И тут на меня кинулся зверь.
9
Заорав от боли и испуга, я отдёрнула укушенную руку. Чёрный котище зашипел на груди у Германа, прижал уши и встопорщил шерсть на загривке.
– Фу, нельзя, плохой кот! – Герман вмиг сгрёб завывающую тварь и стал сразу чесать кота за ушами. – Укусил тебя? Испугалась?
– Тварь!
– Ну… не подарок. Как только пролез вчера? Я же дверь закрыл. Сейчас обработаю, только его утихомирю, а то опять бросится.
Кот злобно глянул на меня жёлтыми глазами и издал низкое угрожающее урчание.
– Ну, всё, сказал! Спокойно. Так-то он хороший, просто не любит чужих. Защищает меня, где надо и где не надо.
Герман продолжал чесать чёрную скотину. И вдруг кот громко замурзился и расслабленно вытянулся у него в руках. Прижимая пораненную руку к груди, я вытаращилась на них обоих.
– У него ведь… три ноги.
Герман улыбнулся.
– Ну и что такого? Было бы семь или восемь – был бы номер. А так… одной меньше, одной больше.
– Ты же ветеринар. Зачем обрекать животное на мучения? Надо было усыпить.
– Давай-ка, посоветуй мне ещё… я тебя сам усыплю. Кто тут мучается? Всё чудесно, все счастливы.
– Он не проживёт долго.
– Ой, не морочьте мне голову. Ему куча лет, живёт и получает от жизни все удовольствия. Всё, Герасим, хорош. Иди уже.
– Сколько ему?
– Пятнадцать.
– Коты столько не живут.
– Это их проблемы. Мой живёт.
Герман отпустил кота на пол и встал. Когда голова попала в сноп света, волосы на секунду загорелись рыжим. Хорошо хоть не блондин, уж эта мне белобровая розоволицая порода!
– Как спала? Голова болит?
– Кружится.
– Это нормально. Сиди, сейчас обработаю руку.
Он
– Он у тебя не бешеный? – сердито спросила я.
– Не боись, всё проверено.
– У тебя все руки в шрамах. Это он?
– Только один его, остальные – от пациентов.
– Этот от кого? Лечил тигра?
Через запястье прошли кривые белые полосы. Пользуясь случаем, я вновь дотронулась до тёплой кожи.
– Всё равно не поверишь. Бобра.
– Что? Где ты взял бобра?
– Проходили практику в зоопарке. Мне достался бобёр – его надо было осмотреть и привить. Вообще-то так делать нельзя – просто взять и подойти. Дурака свалял, думал, он спит. Такой был милый, прямо лапочка. Чего смешного? Это был здоровенный бобёр, как половина меня. Как вскочит – капец просто, ладно ещё не укусил, они вон деревья перекусывают. Смеётся она…
Я и впрямь смеялась как припадочная. Чувствовала себя последней дурой, но остановиться не могла, испытывая новое, ни с чем несравнимое удовольствие – хохотать. Просто как представила… Герман пытается увалить бобра. Бобёр – гладкий, жирный, с круглой усатой мордой, бьёт кожаным хвостом, хмурит жёсткие брови, уходит от захвата и заваливает противника одной лапой.
– Извини… я просто представила…
– Да ладно, ржи дальше. Ну, всё, обработал. Вон Герасим пришёл прощенья просить.
Кот вошёл в комнату с невинным и самодовольным видом, как будто ничего и не случилось. Шёл он удивительно ровной походкой на своих трёх лапах и помахивал кончиком пушистого хвоста. Он оказался не совсем чёрным – брюхо, грудь, передняя лапа и половина задней были белыми.
Мы сидели на кухне. Мне досталась овсяная каша с молоком и сахаром. Я старалась есть аккуратно и не смотреть на колбасу и сыр на бутерброде Германа, которые он беззастенчиво уплетал. Но и каша была неплоха. А кофе со сливками! Прежде чем отпить, я медленно втянула в себя аромат. Это было наслаждение.
– Это что у вас такое? – показала я на аппарат, похожий на маленькую муфельную печь.
– Микроволновка. Ты чё, с другой планеты?
– Почти. Зачем она?
– Готовить, разогревать еду, можно делать горячие бутерброды. Хорошая вещь. Ты вчера её испугалась.
– Да, было неожиданно. А это что?
– Мультиварка. Можно быстро готовить суп или второе. Даже печь хлеб.
– А в духовке нельзя?
– Можно, конечно.
– А это?
– Ада, ну ты даёшь! Ты и телевизор не видела?
– Видела, но этот плоский. Где у него кинескоп? А как включать?
– Запущенный случай. Держи. Знаешь что это?
– Пульт, – сказала я, и нажала на красную кнопку. Экран загорелся. С ума сойти, какое качество изображения!
Я нажала на серую кнопку, потом на другую.
– Сколько всего программ?
– Каналов-то? Около девяносто, точно не знаю.
– Зачем столько?
Герман фыркнул в чашку и чуть не подавился.
– Хороший вопрос.
Да я его веселю. Ещё бы, чудо какое!