Не к ночи будь помянута
Шрифт:
Она прямо глазами засверкала от такого отпора. А как ты хотела? Ты бы попробовала у овчарки удалить чирей без наркоза. Или уверить блондинистую хозяйку гламурненького пёсика в необходимости удаления у него части больного ушка. В нашем деле важна твёрдость. Потом ещё спасибо скажешь.
– Хорошо! Хорошо. Что ты собираешься со мной делать дальше? Всё равно твоя мать выкинет меня.
– Будет день – будут и песни, – спокойнее сказал я. – Тебе, наверное, в туалет хочется, жидкости влилось много. Давай провожу.
– Сама.
Ну, давай-давай, барабанная дробь. Она завернулась в простыню, лихо встала
Начала болеть голова. Я глянул на часы. Три часа, четвёртый. На завтра все планы накрылись. Я почувствовал злобное раздражение, но не из-за того, что понедельник потерян, а потому что я повёл себя как кретин. Взял и разоткровенничался, как бабуська в плацкартном вагоне, поддался на расспросы человека, о котором вообще ничего не знаю .
Послышался звук сливаемой воды, и Ада вышла, важная как индейский вождь. Я не удержался и фыркнул. Она неодобрительно глянула на меня.
– Можно какую-нибудь одежду, пожалуйста.
В этот раз я не стал брать мамины вещи, а дал ей свою футболку из тех, что поновее и посвободнее.
– Как себя чувствуешь?
– Спасибо, гораздо лучше.
– Спокойной ночи! Зови, если что.
Прикрыв дверь, я отправился спать в мамину комнату. Раздеваться не стал, так и лёг на спину по диагонали кровати. Голова раскалывалась, но сон не шёл. Меня тянуло к моему компу, но он остался с девчонкой, а её общества мне хватило сегодня с лихом. Просто надо полежать с закрытыми глазами и отдохнуть. В голову лезли всякие мысли. Я их гнал, чтобы не провоцировать мигрень. Думай о хорошем, думай о хорошем… Завтра я не пойду на учёбу и на работу. Завтра, нет уже сегодня, надо что-то наврать. Я заболел. У нас залило квартиру. Сломался замок. Угнали машину. Подобрал ненормальную бродяжку. Чёрт.
За дверью что-то двинулось. Я бы сам не расслышал, но Герасим моментально поднял уши и напрягся. Куда это мы? Порыться в маминых шкатулках, спустить мой ноут из окна подельнику или зарезать меня во сне?
Я бесшумно слез с кровати, босиком прокрался по коридору в кухню и включил свет. Ада вздрогнула и выронила из рук кусок хлеба.
8
Скоро ботинки развалятся, я совсем разобью ноги и не смогу идти. Лошадь долго не протянет. Я одна и вокруг нет человеческого жилья. Только песок и камни, но песка больше. Днём он жжёт кожу сквозь подошвы. Ночью от почвы поднимается холод и проникает до костей. Нужно идти всю ночь, не останавливаться. Днём – найти убежище и поспать.
Я смотрю вверх. Холодное, светлеющее на востоке небо. Чужие равнодушные звёзды. Я ищу Полярную звезду и сверяю направление. Всё правильно.
Сколько ещё протянет Орлиха? Может, дня три, может, меньше.
Я намечаю на горизонте горбатый каменный островок с редкими кустами. Встанем там, надо поспать. Идти часа два, за это время рассветёт и будет теплее. Как холодно. Как я устала. Спать.
Теперь я намечаю близкие цели, и, дойдя до них, позволяю себе и лошади постоять секунд тридцать. Больше нельзя, а то упаду и не встану. Острый камень. Сусличья нора. Сухой куст. Ещё камень. Пучок травы.
Что-то
Восток светлеет. По пустыне проносится леденящий ветерок. Я потуже завязываю пояс и сую руки в карманы куртки. Ещё половина пути, нет, больше. Под ногами мелькает мелкий зверёк. Слишком быстрый, не поймать.
По набережной едут люди. Прозрачно-синее небо с тёмными облаками обрастает звёздами. Женщина в светлом пальто быстро идёт в сторону булочной. Загораются окна домов – жёлтые, алые и оранжевые квадраты. Из открытой форточки гнусаво поёт радио.
Я трясу головой. Не спать.
Мой путь бесконечен и вся жизнь – пустыня. Больше ничего нет – так, было не со мной, привиделось, приснилось и растаяло. Есть только пески, камни и холод.
Мы добредаем до камня. Я так устала, что не чувствую ног.
Тут можно выспаться. Скоро будет жарко. У скалы удобный выступ, хватит места обоим. Лошадь опускает голову и скорбно фыркает.
Больше всего хочется упасть и забыться, но нужно сделать кое-что ещё. Иначе не выживу.
Я ласково глажу Орлиху, и она всё понимает. Необходимость для меня, милосердие для неё. Чем меньше проживёт, тем ей легче. Обняв лошадь за шею, я медленно провожу ножом по мягкой шкуре.
Я резко проснулась, и не сразу поняла, где я и что со мной. Чужая комната, чужая постель. Быстро выпростав руки из-под одеяла, я посмотрела на них. Ничего не изменилось. Я закрыла глаза и полежала, обдумывая своё состояние. С одной стороны, то, что произошло, было противоестественно, нелепо, нереально. С другой – воспринималось теперь как-то спокойнее, как будто, так и надо.
Но зачем?! Кому всё это понадобилось, для каких целей? Ведь был же кто-то, я помнила. Большие руки, пальто…
Не сейчас. Спать. Я не буду об этом думать. Я сто лет не ела и тысячу лет не спала. Не бегала, не прыгала из окон. Я вечность не погружалась в тёплую ванну. И столько же не видела человека, не говорила, не слышала музыки.
Господи, может ты и правда есть. Тогда будет хоть какое-то объяснение. Потому что я заслужила наказание. Возможно, это только начало.
Спать, спать. Я закрыла глаза и попыталась успокоиться и уйти, но ничего не вышло. Я могла только заснуть, нормально, по-человечески заснуть, это было необыкновенно и приятно. Я очень устала.
Йозеф сидит за столом напротив меня и улыбается. Красивое лицо. Немного длинноватое и узкое, но красивое. В больших светло-голубых глазах отражается огонёк свечи. Перед ним стоит тарелка с кусочками бекона и бокал вина. Эстет. Даже тут умудряется найти вино, хотя если пьёшь, чтоб напиться, не всё ли равно, сошёл бы и перегон. Йозеф поднимает хрустальный фужер с отбитым краем.
– Я пью за мой героический красивый девушка.
Я прекрасно поняла бы и на немецком. В такой ситуации и конь бы понял. Но я благодарно улыбаюсь – мой герой ради меня учит мой язык.