Не к ночи будь помянута
Шрифт:
– Тебе сколько лет? – спросил я.
– Семь. А Тимуру – шесть. Меня Кира зовут.
– А меня – Герман.
– Таких имён не бывает.
– Бывает. Это ваших не бывает.
Тут бы следовало поругаться, а то и подраться. Но они стояли всё так же, глядя на меня, как на неведому зверушку. Надо было что-то сказать.
– А я зарыл секретики. Хотите, покажу?
– Покажи, – сказала Кира. Тимур по-прежнему молчал.
Я повёл их в заросший кустами палисадник и, пачкая руки, разгрёб мокрый снег и землю. Под зарытыми стёклами всех цветов переливались куски фольги, бусинки, пуговки, листочки и куски открыток. Это меня папа научил.
– Здорово, – сказала Кира. Тимур осторожно потрогал сокровища.
– Только не выковыривайте, а то будет некрасиво. И никому не говорите.
Ребята одновременно кивнули. Мы снова накидали сверху грязь и посыпали снегом. Я поставил палочки, чтобы потом найти.
– А у нас есть хомячки. Мы тебе покажем. Только к нам сейчас нельзя, у нас беспорядок и везде всё валяется. – сказала Кира и взяла брата за руку.
– Ты к нам приходи. Потом. У нас квартира номер двадцать три. – сказал Тимур и я решил, что обязательно приду.
Мы втроём носились по двору как бешеные. Быстрее всех бегала Кира, зато мелкий Тимур был неутомимым, хитрым и петлял как заяц. Меня догнать было легко, я быстро выдыхался. Кира, быстро поняв это, давала мне фору, громко считала до пяти, и только потом бросалась догонять. Неожиданно мне наперерез бросился ещё один мальчик, и слегка толкнул плечом.
– Вадишь! – крикнула мне Кира.
Я, недолго думая, стукнул мальчишку по спине, потому что ни на Киру, ни на Тимура уже сил не было.
– Вадишь!
Тот только этого и ждал, побежал и быстро догнал Тимура.
Красные и счастливые, мы, наконец, остановились возле качелей. Кира сразу влезла на них ногами и стала раскачиваться.
Тимур разглядывал мальчика. Тому, видно, стало не по себе от его взгляда, и он встал поближе ко мне. Мальчик был худенький и длинношеий. Когда он улыбнулся, я увидел, что у него почти нет зубов.
– Эй, все зубы растерял! – рассмеялся я. Мальчик тоже. Другой бы обиделся.
– Это Серёжа, – сказала Кира. – Он с нами в одном подъезде живёт.
Невысокая женщина в рыжем кожаном пальто разговаривала с моей мамой.
– Хоть друзей себе нашли. А то ходят как буки. Тимур у нас людей побаивается, а Кира, наоборот, лезет в драку.
– Ну, с нашим драться не интересно. Он сдачи не даёт, – сказала мама.
– А это Серёжа. Хороший мальчик. Под нами живёт.
– Я его отца знаю, – сказала мама. Она вообще много кого знала. – Он на отца похож.
– Вы Германа не ругайте, они у нас так хорошо заигрались. Он у вас такой выдумщик!
– Да уж, насчёт этого он мастер. Нет, ну что вы. Пусть к нам приходят.
Когда чужая мама отвернулась, моя глянула на меня нехорошо. Вчера я сказал, что пришёл поздно, потому что упал в люк и двое рабочих доставали меня.
Мама на кухне звенела в раковине посудой. Папа, как водится, вытирал.
– Максик, ты себе не представляешь! Такие дети! Девочка, в общем-то, как девочка. А мальчик… Макс, видел бы ты его глаза. Нереально!
– Завтра пойду и посмотрю. Всенепременно.
– Нет, правда, это какая-то мутация. Такое надо изучать!
– Прежде, чем начнёшь клонировать этого шибзика, может, брюки мне отпаришь?
– Кто интересно, у него мать? Отец, я знаю, татарин. А она, прямо не знаю… может, еврейка. Очень похожа на еврейку. Или армянка. Такой неожиданный фенотип!
– Марин, мне не нравятся такие разговоры.
И мама сразу замолчала, а потом они заговорили о плате за квартиру. Мне стало скучно, я перестал подслушивать и уполз из коридора в комнату.
Я решил, что «фенотип» – это про глаза, и фенотип Тимура куда лучше, чем у тех, кого я до сих пор знал.
В тёмном спортзале громыхала музыка, мельтешили световые вспышки, прыгала разгорячённая толпа.
– Иди уже! Да жевачку-то выплюнь, придурок. Вон там она, видишь? – Серёга пнул меня под зад коленом и заржал. Что-то он был подозрительно весёлый.
Я вошёл в спортзал. Как по заказу включили медленную композицию. Кира уже увидала меня, подошла и, не дожидаясь приглашения, положила мне руки на плечи. От неё тоже пахло ментолом, что меня приободрило. Свежее дыхание облегчает понимание. Мы с минуту потоптались со всеми, а потом я начал реализовывать свой коварный план и потащил её в закуток, где находился вход в женскую раздевалку.
– Ты чего?
– Тихо ты.
Забившись в угол, я прижал Киру к себе, держа вспотевшими ладонями за затылок и талию. Она нервно захихикала. Я поцеловал её в губы, едва коснувшись, и ожидая на всякий случай какой-нибудь выходки. Но Кира, к моему удивлению, сама прижалась поближе, запустила пальцы мне в волосы и подняла лицо.
Тогда я решил, что хватит заниматься ерундой, погладил её спину в тонкой блузке и поцеловал по-другому, как мечтал давно.
Взвыли мы одновременно. Я – от того, что получил удар по рёбрам сзади, причём сразу с двух сторон. Она – от того, что я при этом прикусил ей язык.
– Убери свои слюни, ты, говнюк! – Тимур сверкал в темноте глазами.
– Вали отсюда, мелкий! – рявкнул я.
– Давай-ка, поори! Мама будет в восторге, расскажу во всех подробностях.
– Дятел, убью! – взвилась Кира.
– А-ха-ха! – Серёга просто укатывался у двери. – Ладно, оставь их, Тимушка, не мешай людям предаваться разврату. Ой, не могу!
– Сдал! Серёга, сволочь!
– А-ха-ха! Прикол! Спалились, лизуны! А-ха-ха!
Тимур испарился. Это было нехорошо. Когда мелкий злится, лучше сразу всё прояснить, а то жди какую-нибудь мерзость.