Не к ночи будь помянута
Шрифт:
6
Некоторое время я стоял у кровати и только хватал воздух ртом да хлопал глазами.
Я просто устал. Так нельзя. Сам виноват, вот крыша и едет.
Всё нормально.
Я подошёл к окну, чтобы закрыть, но передумал. На улице прояснилось и потеплело. Сквозь тюль сквозили солнечные лучи. Внизу сновали дети. Прошли две девочки лет десяти, хихикая и поедая мороженое. Между машинами пролетели на роликах трое подростков неопределённого пола. Совсем мелкие ребята шумели возле горки, обкладывая её пенопластом
Ада крепко спала. Я перемыл посуду после обеда, безо всякого удовольствия прибрался в туалете и в ванной, бросил в стиральную машину халат и полотенце и ещё раз пошёл взглянуть на девочку. Она спала, не изменив позы, на спине, с чуть отвёрнутой от света головой и вытянутыми вдоль тела руками. Некоторое время я тупо смотрел на неё, соображая, что всё-таки с ней делать. Так ничего путного не придумав, решил действовать дальше по ситуации.
Самое время было, наконец, перекусить. На этот раз всё обошлось без эксцессов, если не считать что меня ни с того, ни с сего меня бесцеремонно и пребольно укусили за щиколотку. Другой на моём месте убил бы глупого кота пять тысяч раз.
– Герасим, совсем сбрендил?
Кот поглядывал воинственно и оскорблённо. Приход чужих людей сначала вызывал у него приступ неконтролируемого страха, и он забивался в самые неподходящие места. Помню, как-то раз, мне с огромным трудом удалось достать его из пространства между батареей и стеной, причём дело было зимой, и батарея была горячей. А всего-то пришёл сантехник.
Потом наступало время великого стыда из-за того что он, храбрый воин и покоритель дам, убоялся жалких людишек, и Герасим начинал доказывать свою героическую состоятельность самыми дурными способами.
Я взял его на руки и начал чесать за ушами. Важно было его вовремя успокоить, не то совсем раздухарится. Кот тут же затарахтел от удовольствия и размяк.
Я сварил себе кофе, включил ноутбук, и отдалился от реальности. Просмотрел почту, посидел в контакте, немного поработал, немного почитал, посмотрел серию «Игры престолов». Спина устала. Кофе не мешал бы ещё.
Я вновь заглянул в свою комнату. Спит как ангелок. Даже не шевельнулась.
Мне стало скучно, я включил телевизор и развалился на диване. Кофе подействовал совсем наоборот, и я не заметил, как задремал под политические разборки. Видимо, сказалась усталость последних дней.
Проснулся от холода и от того, что затекла шея. В открытое окно глядел светло-синий вечер. Он состоял из чистого прохладного воздуха с едва уловимым запахом гари и был заполнен гулкими звуками.
Успокоенный и отдохнувший, я пошёл проверять свою гостью.
Девочка лежала так же неподвижно. Но что-то было не так. Я зажёг настольную лампу и наклонился к ней. Она стала ещё бледнее, на лбу выступили капельки пота. Я потрогал руку. Она горела. Потрогал лоб. Этого только не хватало! Принёс из аптечки термометр и сунул ей под мышку. Тридцать девять! Я тихонько потрепал её по щеке. Она что-то промычала, но глаз не открыла.
Полазав в аптечке и отрыв парацетамол, я снова начал её будить.
– Ада, ты болеешь. Выпей, слышишь.
– Н-нет. Пошли все вон.
– Выпей. Ну, давай, пей.
– Вэк!
– Что? Пей, сказал.
Она раскрыла глаза, дико посмотрела на меня, потом вокруг, и запила таблетку водой.
– Молодец. Не тошнит больше?
– Оставь меня.
Запросто могла бы прибавить в конце фразы «смерд» или «раб», по крайней мере, сказано было именно с такой интонацией! Потом презрительно поджала губы и снова провалилась в сон.
Я запаниковал. Температура была нешуточная, причин я не знал, а в случае чего, у моей гостьи не было никаких документов. К тому же девочка настоятельно просила не сдавать её никому, и чёрт её знает, что она вообще могла собой представлять.
Через полчаса градусник показал тридцать семь и семь. Я ободрился. Через час было тридцать восемь и девять. Ещё через полчаса тридцать девять и два.
Я решительно взял телефон. Не полноценный врач, конечно, но дело знает.
– Серёга, привет, ты где сейчас?
– Здесь.
В трубке вкусно причавкивало.
– Ужинаешь, что ли?
– Сейчас все нормальные люди ужинают, а нелюди их отвлекают.
– Ладно, слушай, тут такое дело…. Приехала к нам одна тётка, мамина родня, а мама в отъезде. Оставила свою дочку и смоталась куда-то. И дозвониться не могу!
– И чё? Познакомить хочешь?
– Познакомишься, пока будешь лечить. У ребёнка температура нешуточная. Давай приезжай.
– Симптомы?
– Тошнота, рвота, похоже, бредит.
– О, брат, похоже на инфекцию и серьёзную. Как бы мне вас обоих не пришлось в инфекционку вывозить.
– Ну, ты приедешь, нет?
– Сейчас, доем только.
В дверь позвонили через двадцать минут. Долговязый Серёга с чёрной сумкой был похож на знахаря-богомола. Он деловито вымыл руки и пошёл в мою комнату.
– Она у тебя не одета.
– Всё испортила, что было. И так сойдёт, не велика птица.
Серёга достал фонендоскоп и послушал сквозь тонкую простыню. Потом попросил меня нажать на жевательные мышцы, открыл рот и проверил горло. Ада была как тряпичная кукла.
– Не пойму, что это у неё с зубами…
– А что? – Я присел рядом.
– Дёсны все распухли. Может, цинга?
– Дай-ка гляну. Не похоже. При цинге кровят. У меня так зуб мудрости резался.
– Угу… Вот и у неё какие-то они… новые. Где, говоришь, её мать?
– Где угодно. Она у нас всегда была со странностями, в семье не без урода.
– По ней тюрьма плачет. Иди, поставь чайник, заварим чай.
Когда я пришёл, он уже складывал свои пожитки. Ада что-то бормотала.
– Про каких-то муравьёв говорит, – сказал Серёга.