Не могу больше
Шрифт:
Шерлок вздохнул. Его запал неожиданно и резко иссяк. Продолжать не хотелось.
— Всё было именно так. Не надо зваться великим сыщиком, чтобы понять: любящее сердце способно смягчить самую сильную боль. Не стала бы ваша дочь бороться с враждебным миром так яростно, навлекая на себя новые беды.
— Беды? Какие беды?
— Вы ничего не знаете о жизни своей милой Мэри. Ничего. И, прошу меня извинить, вряд ли достойны узнать.
Он поднялся.
— Прощайте.
— Мистер Холмс. Прошу вас, остановитесь.
С диванчика на него умоляюще смотрела иссохшая
— Прошу вас.
И Шерлок смертельно пожалел о своей гневной выходке.
— Простите, если был бестактен и резок. Я в самом деле не вправе выносить приговор. Черт. Это было ужасно.
Эмма поднялась и подошла так близко, что стало трудно дышать. Неловко сдвинувшись в сторону, Шерлок покачнулся и в поисках точки опоры растерянно оглянулся по сторонам.
Она нежно, но достаточно сильно сжала его предплечья, возвращая потерянное равновесие, и улыбнулась.
— Спасибо вам, дорогой мистер Холмс. Дорогой Шерлок.
Глаза сияли новорожденной зеленью и благодарностью.
— За что? Боже. За что?
— За всё. Вы приехали, ангел мой, и… И теперь я знаю, наконец-то знаю, как жить. Что делать. Я верну свою девочку, богом клянусь. Согрею её сердечко. И благодаря вам это будет легко.
*
«Полное отсутствие логики. Полное. Бред. Что я наговорил ей, чертов придурок?! Слышал бы меня Джон. Представляю, как бы он разозлился. Нельзя было так… Категорично. Грубо. Жестоко. Тоже мне, ментор. Наставил на путь истинный. И кого? Господи, как противно».
Шерлок маялся в гостиничном номере. По-хорошему следовало мчаться в аэропорт и первым же подходящим рейсом — домой, к Джону.
Но билет был заказан на завтра. Кроме того, Шерлок был почему-то уверен, что короткая передышка нужна обоим. Он не стал даже звонить, хотя тихий, далекий голос хотелось услышать до дрожи.
Нет. Сегодня - нет.
«Поброжу по городу, поужинаю, выпью вина. Высплюсь в конце концов. А завтра…»
Он прилег на кровать, завернувшись в тонкое покрывало, и устало сомкнул ресницы.
Несмотря на репутацию негибкого, упрямого и довольно циничного человека, жестоким Шерлок быть не любил. А сегодня он был жесток.
И главная сложность заключалась в том, что ему предстояло ещё одно, не менее тяжкое испытание: предъявить сломленной жизнью женщине, жене бесконечно любимого им человека, столь же немилосердный счет.
Хватит ли духу?
Думать об этом не было сил.
Внутри больно пекло — скопившееся и рвущееся наружу отчаяние распирало грудную клетку. Ощущение подведенного итога было мучительным и неотступным: словно выполнив то, что задумал, Шерлок бесследно исчезнет, и даже памяти о нем не останется.
*Дорогие мои, простите, но в географические подробности я вдаваться не стала)
** Нет ничего нового под солнцем (царь Соломон)
========== Глава 33 Мэри ==========
Дорогие читатели, дабы вы не запутались, поскольку я непростительно долго не выкладывала продолжение, хочу уточнить, что действие главы происходит начиная с вечера того дня, когда Джон некрасиво сорвался на
***
«Нормально, нормально, нормально, — твердила Мэри. — Для нашей ситуации всё это нормально».
Кризис. Трудные времена. Или как там ещё называют дерьмо, при котором двое усиленно лгут и прячут глаза? О, кажется, переломом. Что ж, их основательно переломало. Но всё это нормально.
Она даже не сильно страдала — просто жила в режиме напряженного ожидания.
Были минуты, когда собственная самоуверенность её изумляла. Никогда не уйдет. Кто сказал? Кто вбил в её голову эту глупейшую догму? Надежда пуста, настойчивость смехотворна. Уйдет. Ещё как уйдет. Намучившись со своим благородством, примирившись с несовершенством, он сбежит от неё не оглядываясь. Джон всего лишь мужчина — существо слабое, зависимое от древнейшего зова природы.
И к тому же он безумно влюблен.
Но с другой стороны, думала она следом, влюбленность до сумасшествия, страсть — всё это так проходяще и так непрочно. Джон с его спокойной силой, его надежностью и притягательностью изначально создан для женщины, а не для Шерлока Холмса. Когда-нибудь ему придется это признать. И принять.
Кидало её отчаянно — от твердокаменной убежденности к полному краху иллюзий. Непрерывная цепь нестыковок и противоречий. Но тем не менее это облегчало ей жизнь. Опустить руки и сдаться? Нет. Во всяком случае, не сейчас, когда всё так зыбко, когда решение не принято, да и потеряно далеко не всё. Джон пусть не с ней, но рядом. Изо дня в день. И ночи он проводит в стенах квартиры — ворочается на старом диване, вздрагивает и изредка стонет. Но воздух от этого насыщеннее и теплее. И пусть иногда ей страшно в разрастающейся груде подушечек, пусть её налитое тело яростно протестует против обидного пренебрежения, тепла этого её пока не лишили. И разве не может всё измениться в любой момент?
Так и случилось — этим вечером всё изменилось. Этим вечером она как будто впервые увидела настоящего Джона. Всего на миг истинный прорвался сквозь толщу старательно выстроенной обороны, прорвалось его сияние. Джон не выглядел ни удовлетворенным, ни счастливым, ни даже просто довольным. Напротив, более чем когда-либо он напоминал ей дерево с изъеденными корнями: стоит спокойно и несгибаемо, покачивает ветвями, снисходительно отмахиваясь от молодого, игривого ветерка, макушкой тянется к небу. И всё в нем незыблемо, вечно. А листья чернеют и опадают… И тем не менее он сиял. Так, что смотреть не было сил.
C порога сообщив, что очень устал, он принял душ, выпил чаю и прилег на свой островок свободы и независимости, с которого вряд ли теперь когда-либо сойдет. Диван издал протестующий звук, принимая тяжесть утомленного тела, но вскоре затих — Джон принял удобную позу, перестав возиться и тиранить надорванные пружины. Телевизор невнятно забормотал, замелькали разноцветные кадры. Мэри присела на краешек, и Джон молча подвинулся, освобождая ей место.
— Найди что-нибудь интересное, через десять минут я накрою к ужину.