Не могу больше
Шрифт:
Но на смену яркому воодушевлению быстро пришло осознание. Что нового услышит Шерлок от измученной воспоминаниями Эммы? Что нового для Джона? И для того проклятого тупика, в который он добровольно уперся носом? И самое главное: было очень похоже, что Шерлок и сам это понимает.
— Ты ведь знаешь, да? Ты знаешь, что случилось с её отцом?
— Да, знаю. Но этих знаний мне недостаточно. Довольно грязное дело, Джон. Не выясненное до конца. Мне хотелось бы разобраться. Просто разобраться.
— Боже, Шерлок. А слабо спросить у меня? Не обязательно ворошить… угли.
— Я не
— Ты прав — я не копался. Не считал нужным. Но, знаешь ли, бывает так, что прошлое само находит тебя и поворачивается лицом. Во всей своей неприглядности. Не обязательно беспокоить Эмму. Лучше послушай меня.
— Она ждет, она была рада звонку, и я полечу. Прости, но о том, что случилось в поместье Морстенов, я намерен узнать от неё — из первых рук. Твоя версия может оказаться не полной. И в какой-то мере предвзятой. А это недопустимо.
— Полной, не полной… Будто это что-то изменит. Какую бы правду ты ни узнал, я никогда не пойду на сделку со своей идиотской совестью. Таким уж я уродился. Будь проклято всё на свете.
Шерлок вздохнул и отвернулся к окну — неужели и там, в обыденности и суете, столько же неразрывных кругов?
— Мне не всегда понятно, что движет людьми. Вот и с тобой… Сложно, запутанно. Но по-другому ты не умеешь, и я вынужден это принять. — Он помолчал и добавил, снизив тон до невнятного бормотания: — Хотя, если быть предельно откровенным и честным, до меня не доходит смысл такой мазохистской жертвенности. Она оправдана только в случае, когда счастлив хотя бы один.
Джон окинул Шерлока взглядом. Любимый. Родной. Очень умный. И во всем абсолютно прав. Как долго может продлиться эта неразбериха? И на сколько хватит у них терпения, чтобы, смертельно устав от самих себя, не перечеркнуть всё одним махом? Просто друзьями им не быть уже никогда — слишком неодолима тяга. Любовниками? Джон не мог поручиться за выдержку, во всяком случае, за свою. Да и к чему эта пытка, когда они чувствуют друг друга даже на расстоянии? Постель неизбежна, как бы ни оттягивали они момент близости, какие бы соломоновы решения не принимал разрываемый противоречиями Джон. Но в постели всё и закончится. Принесут ли радость объятия, о которых сейчас втайне грезит каждый из них? Уходить отсюда к жене, чувствуя себя одновременно предателем и прелюбодеем? А Шерлоку оставаться здесь одному? Обиды, ревность, недосказанность. Ворованные ласки. Взаимные упреки. Всё это неизбежно, когда жизнь строится кое-как.
И Мэри.
Её завтраки. Её ожидание. Её затаенная боль.
Джону было очень жаль. Но именно таким, твердым и неподатливым, было тесто, из которого его однажды слепили, и с поля боя он упрямо тащил даже уже бездыханных.
— Безнадежно, Шерлок, — сказал он, отвечая собственным мыслям. — Всё безнадежно.
Поднявшись, Шерлок встал за спиной и, словно надежный редут, обвил его плечи руками, скрестив ладони на изгрызанной болью груди. — Посмотрим. В любом случае, хорошо, что разговор состоялся. Для тебя не секрет, что я привык играть, и от любой, даже самой рискованной и дерзкой игры умел получать удовольствие. Но с тобой это было невыносимо.
Джон поднял голову. —
— Могу. Но учти, пары минут может быть недостаточно.
*
Надежда у Шерлока всё же была.
Надежда на чудо.
И на Мэри Морстен.
Комментарий к Глава 31 Срыв
http://www.youtube.com/watch?v=lqIdcMU65DI
========== Глава 32 Эмма ==========
Простились они хорошо. Поцелуй не был отчаянным, скорее — умиротворенным. Бережным. Нежным. Языки ластились, оглаживая друг друга, и сплетались восхитительно влажно.
В дверях Джон улыбнулся. Обнял, касаясь пальцами шеи и пробегаясь подушечками по разгоряченной коже. Потерся носом о щеку.
— Я такой идиот… Буду ждать тебя.
— Ты в порядке?
— Не волнуйся, всё хорошо.
— Уверен?
Шерлок внимательно всматривался в измученное лицо и видел: хорошего мало. Брошенный исподлобья взгляд, помертвевший и тусклый, до костей пробирал мистическим ужасом. Словно внутри Джона ничего не осталось. Пустота, заполненная пустотой.
Никогда, даже на крыше Бартса, Шерлок не был так сильно напуган. Нити, связавшие их, казалось бы, прочно и навсегда, вдруг истончились до опасных пределов.
Желание остаться было почти нестерпимым. Повременить, отложить задуманное на недельку-другую. Самое важное сейчас — Джон. Остынет, придет в себя, и, глядишь, послевкусие опасного срыва не будет так тошнотворно горчить. Шерлок постарается. Приложит усилия. Уж очень ему понравилось быть нежным и мягким.
Да и не факт, что Эмма Морстен сможет ответить на самый главный вопрос, ради которого Шерлок и отправлялся в дорогу.
Джон сжал его плечи и требовательно встряхнул.
— Эй. В чем дело? Я не при смерти, Шерлок. Не надо смотреть на меня с таким состраданием. Тебя ждут, и ты не вправе обмануть ожидания. Поверь, Эмме есть о чем рассказать, а тебе — услышать. Ни к чему отменять задуманное только из-за того, что кое-кто не вовремя сбрендил… Да?
Проницательность Джона не удивляла. Она радовала.
Шерлок едва заметно вздохнул: всё не так уж и плохо. А истонченные нити — выдумка переутомившегося сознания. Глупость какая! Эти нити долговечны как никогда. И Джона сломить — задача не из простых. Выстоит. Ещё и плечо подставит, если ноги вдруг перестанут держать.
— И ты будешь паинькой?
— Буду. Ещё каким. Шерлок, черт побери, отпусти меня, наконец! Я так одержим тобой, что готов к новому приступу сексуальной активности, ещё более необузданному.
— Кошмар.
Напоследок они снова прижались друг к другу — коротко, не затягивая контакта.
— Пока.
— До встречи.
*
И всё же улетал он с тяжелым сердцем.
Эти три недели были чудовищны. Шерлок извелся. Чудовищным было всё: ежедневные встречи, ежедневные расставания, шатающийся от усталости Джон, его тревожная мнительность и невозможность развеять подозрения ни намеком, ни словом. К чему зарождать надежду, если и сам ни в чем не уверен…