Не может быть, или Зазеркалье

Познер Виктория

Люстра, медленно, бисерно позвякивая хрустальными висюльками, поплыла вниз. Опустившись на метр, она начала восхождение к потолку.

– Так работает этот подъемник, – объяснил он. – Крутишь по часовой стрелке – люстра опускается, против часовой стрелки – поднимается. И так во всех комнатах. Пойдем дальше.

– Хотелось бы в книгах покопаться.

– Сегодня обзорная экскурсия, – напомнил Кузьма Кузьмич.

– Хорошо, тогда я возьму какую-нибудь книгу с собой почитать. Можно?

– Конечно. Только читайте так, чтобы никто эту книгу в ваших руках

не видел.

– Само собой, – согласилась женщина и, взяв с полки первую попавшуюся книгу, сунула ее в рюкзак.

– Из этой комнаты мы попадаем в бальный зал. В зале нам придется зажечь свечи. Я покажу вам, как это сделать.

Бальный зал был круглой формы, с колоннами и шелковыми портьерами, украшающими стены от потолка, до самого пола. Мужчина опустил люстру и поджег тонкий шнур, по которому пламя, искрой облетело все ярусы, воспламеняя фитильки свечей.

– Нет слов! Здесь можно жить!

– Можно, – согласился леший. – Здесь даже есть небольшая кухня-столовая. Помните роман Жюля Верна «Двадцать тысяч лье под водой»? У капитана Немо был подводный корабль «Наутилус», который служил ему домом, исследовательской лабораторией, орудием возмездия, средством перемещения. Подземный этаж поместья чем-то напоминает мне это умное сооружение.

– Да, только тот корабль в романе был на ходу, а наш нет.

– Я бы так не сказал. Ну, пойдемте дальше. Сюда мы еще вернемся.

– Сказать, что я удивлена и нахожусь под сильным впечатлением, – это значит, ничего не сказать! Подобный восторг я впервые испытала, когда познакомилась с Валентиной Михайловной, – делилась впечатлениями Наталья, следуя за стариком. – А Элеонора знала об этом месте?

– Нет, – открывая дверь в столовую, ответил мужчина. – Элеонора натура очень страстная, эмоциональная и в то же время скрытная. Чрезмерная эмоциональность не самый лучший советчик в делах, в которых нужна осторожность и холодный рассудок. Этот «Наутилус» требует к себе исследовательского подхода.

– Я пока не очень понимаю…

– Всему свое время.

С каждой новой зажженной свечой канделябра из темноты кухни-столовой начинали проступать очертания стола и буфета, плиты и вытяжки над ней, картина на стене напоминала о саде, в котором не далее как сегодня дышали свежим воздухом и разговаривали Кузьмич, Савелий и Наталья.

– А этот пейзаж я узнаю, – обрадовалась Азимова. – Это же наш сад!

– Так и есть, – доставая из буфета бутылку, подтвердил собеседник. – Я сейчас угощу вас, – он надел очки и попытался прочесть надпись на бутылке. – Нет, не прочесть. Могу сказать одно: это красное полусладкое вино. Судя по изрядно выцветшей этикетке, оно должно стоить баснословных денег на аукционе вин.

– Ого! Я думала, у нас короткая экскурсия… что время дорого… – улыбнулась Азимова.

– Так и есть, время дорого. Будем пить вино и разгадывать ребусы.

Штопор ввинтился в пробку, и легкий хлопок сообщил о том, что бутылка откупорена.

– Возьмите в буфете бокалы. Надо признаться, я иногда позволяю себе открыть бутылочку красного или белого под настроение. Выпью

глоток, и на меня накатывают приятные воспоминания, – он попробовал вино. – Что-то подобное мы с Анной Васильевной пили во Франции, в ресторанчике «Нанте». В этом заведении любили бывать артисты, рядом находился театр «Граслен». Интересно, этот ресторанчик еще существует? – он сделал второй глоток. – Хорошо, очень хорошо! Попробуйте! Мне ценно ваше мнение.

– Вкусное, сладкое и в то же время терпкое, – поделилась впечатлением Азимова. – Надеюсь, это не последняя бутылка?! – засмеялась она.

– Было бы обидно осознавать, что мы больше никогда не сможем вкусить подобный нектар, да?!

– Да!

– Спешу вас утешить, – он с улыбкой на лице распахнул дверь кладовки, за которой ровными рядами на стеллажах лежали одна на другой бутылки со спиртным. – Важная деталь, но не единственная. Итак, продолжим осмотр. Вы видели гостиную, кабинет-библиотеку, столовую и бальный зал. Зал с колоннами я условно называю бальным залом, на самом деле я не знаю, что это за помещение.

– Вполне возможно, что вы недалеки от правды: зал круглый, с колоннами, очень торжественный, с мозаичным полом. Пол, кажется, мраморный?

– Похоже, что мраморный. Пойдемте в зал. Я хочу вам кое-что показать.

– Савелий Иванович даже представить себе не может, что мы сейчас здесь. Хороший он человек, – следуя за Кузьмой Кузьмичом, Наталья вспомнила разговор со сторожем усадьбы.

– Хороший.

– А что у него с боком? Когда он говорил о фильме, он держался за бок. По лицу было видно, что его мучает боль.

– Присаживайтесь, – предложил леший, указывая на диван круглой формы.

– Забавный диван, – заметила Наталья. – Я подобный видела в музее художественной галереи. Посетители сидели на нем по кругу и любовались живописью.

– Да, в Лувре я видел похожий диван.

– Так что у Савелия Ивановича с боком?

– В прошлом воплощении, в 1812 году, он был ранен штыком в бок, в то самое место, за которое держался. Тело у него новое, а подсознание старое. Стоит заговорить о войне – он хватается за бок.

– Что за война?

– Война между Россией и Францией. Он был французским подданным.

– В каком чине?

– Простой солдат.

– И что, сильно его ранили? Как это произошло?

– Тогда в ходу были кремневые ружья, изготовленные из металла и дерева, с имитацией ударно-спускового механизма. Высекая искру, они поджигали порох, и пуля летела в намеченную цель. Перезарядить ружье было не так просто, требовалось время, которого не хватало, поэтому часто приходилось прибегать к штыковому бою, – старик на минуту задумался, лицо его стало серьезным, он продолжил: – Савелия Ивановича смертельно ранили. Его отряд отступал, живые спасали свою жизнь, а мертвые остались лежать на поле, дожидаться мародеров и диких зверей. У войны кровавое лицо смерти, она часто прячет его под маской славы победителя, за лозунгами и призывами защиты правого дела, но как бы ни припудривали ее физиономию, под гримом всегда скалится людоед.