Не надо меня обижать
Шрифт:
— Ты тут без меня справишься? — спросила у подруги. — Я хочу прогуляться, — в последнее время я много гуляла по улицам города, смотрела на людей, дома, витрины магазинов, думала и думала, стараясь найти в себе ростки стремления к чему-либо. Я проработала в фонде несколько недель, когда поняла, что скорее мешаю, чем помогаю. Обязанности в организации давно распределены. И не то чтобы со мной не могли поделиться ими, нет, я сама не хотела кого-нибудь ущемлять. Да и, кроме того, мечтала испытать себя и свои силы в чем-то новом, до этого не изведанном.
В
Собственно так оно и было, ибо обида, нанесенная мне публикацией, была весома и требовала как минимум извинений. От дальнейших действий с их стороны зависели что именно предприму в защиту своего поруганного имени. И пусть я до недавнего времени работала там, где работала, но на момент интервью все было совсем иначе.
На встречу я надела деловой костюм цвета бургундского с белой блузой под самое горло. При необходимости мой наряд превращался в достаточно откровенный, стоило только снять пиджак, под которым была полупрозрачная блуза. Под видимой одетостью просматривались пышные формы, облаченные в белое кружевное белье.
Узкая юбка подчеркивала крутые бедра, а высокие каблуки делали мои ноги длиннее, а шаг короче.
Почему так оделась я не не знала. У меня был какой-то внутренний порыв, требующий создать образ порочной недоступности. Можно назвать это чутьем, к которому я все больше и больше прислушивалась. И если оно говорило — делай, то я делала.
К зданию, в котором располагался офис журнала, я подъехала на такси.
Расплатившись, вылезла из машины. На плече у меня висела сумочка, а через руку был переброшен легкий плащ. Образ уверенной бизнес-леди довершал белый кружевной платок в кармашке на груди, подходящий под блузу.
Уверенным шагом пересекла вестибюль, направившись прямо к лифтам. По пути была остановлена охраной, но тут же отпущена, когда объяснила куда направляюсь. С каждым пролетающим мимо кабины лифта этажом, я готовила себя к бою, зная, что вряд ли писаки просто так признают свою намеренную ошибку.
Не иначе как диверсия, я не могла назвать то, что они сделали.
Поднявшись на нужный этаж, я вдохнула, как перед прыжком с обрыва, и направилась в первую очередь к тому писаке, который обещал мне все выполнить в лучшем свете, а сделал так, что мне теперь стыдно перед своими друзьями.
Зайдя в кабинет, я сразу же не обнаружила среди присутствующих журналистов нужного.
— Добрый день, — поздоровалась. — Скажите, а где в данный момент находится Криспин Орум? — так звали журналиста, бравшего у меня интервью.
— Так здесь же он.
— Он вышел, за пять минут до вашего прихода, — раздались противоречивые ответы.
Возможно я бы и удалилась восвояси, если бы не красноречивый взгляд одной из сотрудниц журнала, усердно переговаривающейся посредством мимики со … стулом, на котором сидел Криспин, в прошлую нашу встречу.
У меня возникли подозрения, что парень прячется под столом. Я сделала несколько шагов и … действительно, обнаружила его там. Его макушка упиралась в столешницу. Мне же были видны только глаза.
— Ну, и что мы там делаем? А! Я знаю, у вас скрепка под стол завалилась, — холодно произнесла, смотря на начавшего краснеть Криспина.
— Я тут. э-э-э обрабатываю материал. Вживаюсь в образ, — принялся объяснять мужчина.
— Очень мило. Но я прерву ваше уединение. Вылезайте! Надо поговорить.
Серьезно, — я была настроена очень воинственно и без выяснения отношений и мотивов, подвергших мужчину переврать мои слова, уходить не собиралась.
Вся редакция замерла. Кто-то высунулся из-за конторки, кто-то остановился в полушаге от рабочего места. Нашлись такие, кто подошел поближе, чтобы стать свидетелем шоу, разворачивающегося перед их глазами.
Хлеба и зрелищ. Это девиз всех времен и народов. Кто же пропустит представление?
— Давайте с вами встретимся в другой раз? — проблеял Криспин. — Сегодня не самый подходящий день.
— А давайте без «давайте», — рыкнула. — Вылезайте, а то я вас вытащу за шкирку, словно шелудивого котенка, — начала терять терпение. Я жаждала разбирательства и не собиралась уходить не исполнив задуманное.
С видом побитой собаки Криспин начал вылезать из под стола. Делал он это медленно, как будто надеялся, что я растаю, или меня смоет селевыми потоками.
Однако я не оправдала его ожидания. Со мной ничего не случилось.
— А теперь — поговорим! — твердо произнесла, собираясь выяснить причину, заставившую журналиста подвергнуть себя опасности быть привлеченным к суду за клевету.
— Только не здесь, — пискнул женоподобный мужчина. — На нас же все смотрят.
— И что? Мы уже взрослые люди и нам нечего скрывать. Тем более у меня продажная работа с обнаженкой, так вы, кажется, выразились, а у вас по определению душа продажная, — мне нечего было бояться. Я была в своем праве.
— Прошу вас, давайте выйдем в коридор, — проблеял Криспин. — Я вам все объясню.
— Нам нечего объяснять наедине, я желаю, чтобы наш акт взаимодействия, — многозначительно посмотрела на мужчину, — состоялся на виду у всех. Заодно и вы побудете в моей шкуре.
— Нет. Не надо, — журналист схватил меня за руку и. поволок из помещения. И откуда только силы взялись в тщедушном теле? Неужели энергетического коктейля хватанул перед тем как я появилась в комнате?
Я все же решила узнать почему Криспин настаивает на уединении, и последовала за ним. Не мог он без веской причины так настоятельно желать остаться со мной наедине.
— Это не я, — прошептал журналист, стоило нам оказаться в коридоре. — Я даже не думал. Я бы сам не посмел. Мы же договорились. Все было сделано. Мне сказали, что сами отправят. И я поверил. А меня, как воробья на мякине.,- отрывисто говорил мужчина, оглядываясь по сторонам.