Не от мира сего-3
Шрифт:
Секач ударил правым клыком в броню и попытался сдвинуть препятствие с места. Лошадь тоже напряглась, и они начали выписывать по полянке круги, разбрасывая вывернутый дерн из-под копыт. Стефан даже ноги приподнял, но потом опомнился, перехватился за копье и нанес им удар, от которого сам едва не вывалился из седла: копье прошло по покрытой щетиной шкуре твари, оставив на ней не самую опасную для свинской жизни царапину, и воткнулось в землю. Кабан издал недовольный визг, граничащий с ревом.
Кое-как выдрав свое оружие, Стефан решил прицелиться получше. Но не судьба, видать. Лошадь от услышанного ей вопля испытала, вероятно, глубокую
Дюк не смог придумать ничего лучше, как выставить перед собой свою охотничью пику. Он вообще в этот момент ни о чем не думал, жил, так сказать, не по-людски, на инстинктах. Секач тоже, по своему обыкновению, был далек от каких-то размышлений, свинский инстинкт толкнул его прямо правым плечом на острие копья и властно потребовал достать человека, порвать его на части и потом сожрать, заедая опавшими желудями.
Стефан держал свое копье не слишком удобно, оно даже слегка проскальзывало в его руках, но перехватиться было некогда. Кабан наседал и тащил перед собой охотника, не в состоянии его достать. Это обстоятельство вызывало настоящие приливы ярости, отчего животное ревело, не умолкая, лишь только временами переходя на поросячий визг.
Так они и ехали через кусты орешника, Дюк лишился обоих своих сапог, теперь дело было за штанами. Свинья крепко засадила себя на пику, кровь лениво сочилась из раны, добавляя неистовства зверю. Совсем скоро древко копья может уткнуться в какой-нибудь ствол, и тогда остается только гадать: что не выдержит первым — древесина оружия, либо кость лопатки вепря. Что-то подсказывало Стефану, что зверь в этом противостоянии ощутит перевес.
«Вот тебе и покушение!» — подумал Дюк. — «Кто же так эту скотину натаскал?»
В тот же самый момент другой визг добавился к уже существующим шумам. Сразу же копье хунгара передало его рукам удар, и потом давление на древко пропало. Но это длилось всего один миг, Стефан даже не успел как следует перехватиться, потому что в следующий миг его пика начала мотаться из стороны в сторону. Это вепрь изменил свою тактику и начал дергаться, не двигаясь при этом с места.
Не мудрено, в его бок так глубоко воткнулось другое копье, что прошло насквозь, и острие вылезло наружу с другой стороны туловища. За древко пики уже никто не держался, потому что наскочивший на секача барон Боархог уже летел в воздухе, выпрыгнув, подобно рыси, из седла своего скакуна. В его руке был зажат длинный стилет треугольного сечения, нацеленный в этот момент прямо на несколько сбитого с толку зверя.
Барон не умел летать долго, даже отчаянно визжа при этом. Он обрушился на вепря, все еще могучего и донельзя опасного, сверху, и ловко всадил свой стилет прямо ему за ухо. Секач в тот же момент успокоился, обиженно хрюкнул и завалился набок, насколько ему позволяло это сделать торчащее копье. Он пару раз дрыгнул задней ногой и испустил дух.
— Вот так! — прокричал все также визгливо Боархог. — Вставайте, Ваше Величество. Я его заколол!
— Премного вам мерси, — ответил Стефан, с трудом подымаясь на ноги. Ему сделалось холодно, все-таки не май месяц, Рождество на носу, а штаны на заднице порваны. Не штаны — а сплошная дыра.
—
— Разве что с солью, — пожал плечами Дюк, не горя, впрочем, желанием совершать такой охотничий ритуал.
— Ну, как хотите, — в два глотка Боархог поглотил страшноватое питие, оттер рукавицей окровавленные усы и бороду. — Нету соли.
Сразу же после этого он достал из той же сумки рог и задудел в него, отчаянно пузыря щеки и выпучивая свои маленькие глаза. Через некоторое время прискакали на зов прочие охотники, каждый хлопнул по стаканчику крови, одобрительно поцокал языком и скосил глаза на нагой зад Стефана.
— Сегодня в мои угодья, — приказным тоном сказал барон. — Зажарим вепря и, как следует, отметим удачную охоту. Да и вам, уважаемый, надо что-то приодеть, чтобы прикрыть срамоту.
Эти слова он уже адресовал Дюку. Тот вздохнул, соглашаясь. Обращение «уважаемый» неприятно резало слух. Дать бы по башке, да нельзя — спаситель, как-никак. Ехать в стойбище к барону тоже не хотелось, и не по соображениям безопасности. В конце концов, захоти тот прибить Стефана — позволил бы это сделать дикому кабану. Или пристрелил бы для верности из арбалета, а потом сказал, что стрелял в зверя, но промахнулся. Поверили бы за милую душу. Неприятный был человек этот барон, настоящая свинья. Но штанами у него разжиться не помешает.
К имению Боархога добрались быстро, жил он тут, как оказалось, неподалеку. Каменный дом, чем-то напоминающий хлев, грязи по колено и уж никакой тебе бани. Стефан привык к тому, что бароны эти никогда не моются, словно блюдут какой-то свой этикет, или дань чиганским традициям. Но самому попариться хотелось отчаянно.
Штаны ему под стать искали долго, все какие-то короткие находились. Наконец, когда из вороха тряпья удалось выудить что-то более-менее подходящее, народ вокруг был уже изрядно навеселе. Серванты приволокли и освежевали тушу вепря, аккуратно отрезав голову для работы какого-то местного таксидермиста. Будет потом эта харя висеть в покоях рядом с зеркалом, чтоб было хозяину с чем сравнивать.
Стефан тоже перехватил несколько хлебов с сыром, отчего у него настроение несколько повысилось. А когда по всему двору пошел аппетитный запах зажаривающегося на вертеле прямо в гигантском камине трофея, он понял, что уехать так просто не сумеет. Быть на охоте и не отведать дичи — это странно, но не отведать зверя — это преступление. Придется заночевать в этом хлеву, ничего не поделать. Впрочем, его никто дома не ждет. «Заковырка» занята маленьким Евстахием, если настоящий муж к ней как-то не пробрался. Им не до него, разве что реальный наследник Стефан возжелает выразить свое недовольство в связи с крестинами.
Когда все гости расселись за длинным дубовым столом и на него водрузили блюдо с частями вепря, голоса нескольких желудков в унисон провыли начало банкета. О том, что кто-то вздумает подсыпать яду, думала только паранойя, да и то, после отведанного «вепрева колена» незамедлительно унялась.
Барон в подробностях описывал, как он заколол секача, при этом, довольный собой, похрюкивал и повизгивал. Гости внимали и соглашались, орудуя ножами и челюстями.
— Так это ты, стало быть, кабана на свою задницу приманил? — спросил Дюка сосед по столу, очень сильно смахивающий на свинью и на хозяина этого застолья.