Не от мира сего-3
Шрифт:
— А не отправиться ли тебе в море? — неожиданно в голову наставника пришла свежая мысль.
Жан скривился, но промолчал.
— И я с тобой, — вытер мокрые губы отец Меур. — Земли откроем, всех обратим, обогатимся — сказочно! А тебя сделаем королем.
Услыхав последнее слово, Жан навострил свои маленькие невзрачные, кое-где поросшие пухом, уши: однажды он уже видел себя королем — панцирь, пурпурная накидка, корона и все такое. Но в море ехать хотелось не очень. Там качает, там и утонуть можно.
— Если я буду королем, то кем же станете Вы, мой наставник?
Меур зажмурился, как объевшийся кот, и с придыханием сказал:
— А я вернусь в Лиссабон кардиналом. Потом — Рим. Эх, заживем!
Идея святого отца нашла отклик на Британских островах. Лондон даже готов был предоставить пару кораблей под такую цель, что оказалось весьма кстати — свои-то пока строились, а ждать у моря погоды было мучительно.
Вместе с английскими судами прибыли и Дюк Стефан, которого почему-то иногда именовали наследником короны, и его компаньон Василий. Стефана Бетенкур узнал сразу же и опечалился: признает его — и все, накрылась карьера. Даже начал придумывать план покушения, полагаясь, конечно, больше всего не на удар кинжалом из-за угла, а на яд. Но питались эти двое где попало, отравить их все не удавалось. Только яд понапрасну извел, да пяток левых человек померло. И застать врасплох их не удавалось, прошедший хорошую школу во время своего «дублерства» на островах, Дюк всегда был настороже. Да и Васька этот не дремал.
Однако признавать в Жане коварного убийцу Белого Корабля Стефан не спешил, что не могло не успокаивать. Наверно, всю память отшиб памятный удар веслом по башке.
Команду собрали быстро, вот специальную лодку о три пары весел делали подольше. Такая понадобилась отцу Меуру, чтобы достойно ступить на новую землю своим церковным копытом. Занимала она много полезного места на корабле, да вот пришлось с этим мириться.
Английский экипаж с инквизиторами из Португалии между собой общался не особо, Стефан и Василий вообще ни с кем дружбы не заводили. Бетенкур ломал голову, чего же эта пара в моря-то подалась? Наставник что-то бубнил про соглядатаев английского монарха, но было это как-то не очень убедительно.
Весь поход до оказавшейся на пути земли — небольшого острова — занял не так, чтобы очень много времени. Даже голуби не успели закончиться. Нет, конечно, никто их не ел, во всяком случае, пока до этого не дошло. Птицы были специально натренированы лететь на другое судно, португальской постройки, которое вышло в рейс спустя несколько дней после отплытия английских кораблей. Натренированы-то они были, вот только каким образом эти голуби могли продержаться в воздухе несколько дней подряд, да еще и среди бескрайнего моря выбрать нужное направление? Мудрый отец Меур сказал:
— Согласно Библии голубка отыскала землю после потопа и принесла пальмовую ветвь. Так что голубям можно верить, как райским птичкам.
А потом добавил:
— Если же кто из них вернется назад — свернем шею.
Бетенкур понял, что шею свернут этим вечно обгаженным парням с голубятни. Но ни одна из птиц обратно не прилетела. Как позднее выяснилось, кое-кто из них добрались до нужного места. По сведениям, принесенным голубями, был проложен маршрут, который и привел, в конце концов, всю португальскую эскадру к берегам Канарского архипелага.
Васька никогда не уточнял, с чего это Дюку так понадобилось попасть на Геллеспиды, и почему он был уверен, что приплывет именно туда, а не на острова Зеленого мыса, положим. Да Буслаю и не нужны были ответы. Вырвавшись из негостеприимной для него Англии, домой торопился он не очень. О матушке беспокоился, конечно, сильнее всего, но хотелось мир посмотреть и себя показать. Мир пока ему нравился не вполне. Люди в большей своей части какие-то заморенные, улыбнутся пару раз и начинают оглядываться: нету ли поблизости каких-нибудь стражников, дружинников или, не к ночи будут помянуты, судей. Везде шепчутся: «закон, закон», а он, что дышло — куда повернул, туда и вышло. Всякая дрянь под себя эти законы двигает, а толку никакого. Он же не занимается душегубством и воровством не потому, что чей-то закон это дело запрещает, а потому что душа к этому не лежит. Вот заповеди Господа Моисею — это закон, только он почему-то не в счет. Тот же сальный Меур напридумал своих — им и подчиняйся, а оступился — голова с плеч. Ваське очень хотелось подраться с этим лупоглазым, либо с самим святым отцом, но те всегда были облеплены своими кривоногими охранниками, как известное дело мухами. Ничего, до земли доберутся — отведет он душу.
Когда их корабль встал на якорь, то все его помыслы были — плыть на берег. Тот был таким заманчивым: зелень, белый песчаный пляж, запахи цветов. Однако вонючие инквизиторы затаились, выискивая угрозу, и приготовились терпеливо ждать подкрепления. Ваське же было невмоготу.
— Не майся, потерпи, — сказал ему Дюк. — Увидишь — завтра все изменится.
Назавтра на берегу появились люди, призывно машущие руками. Меур, созвав совет из каких-то приближенных инквизиторов, все-таки решился на высадку. Главным был назначен Бетенкур, тот, в свою очередь, выбрал себе компаньонов. В их число ни Буслай, ни Стефан не входили. Но те, потеснив у оружейного сундука инквизиторов, забрали свои мечи и ножи и сами залезли в лодку, взявшись за весла. Жан возмутился, для него нарушение его приказа было просто святотатством. Так не может быть, потому что он — командир! Но английские гости под смешок английских моряков показали командиру непристойный жест, отчего тот сразу же объявил им смертный приговор, чем развеселил экипаж корабля еще больше. Бетенкур просто физически не мог отступиться: он не понимал, что для любого из этой буйной пары не составит особого труда смахнуть с тонкой шейки его лысую голову. Как же, вновь обретя покровительство своего духовного наставника, он становился бессмертным! Лишь только вмешательство самого Меура, притушило конфликт.
Каково же было изумление Дюка и Василия, когда они, приблизившись к местным жителям, разглядели в одном из полуголых встречающих не просто земляка, а самого сгинувшего Садка! Впору было за голову схватиться и за сердце, и за бутылку. Вот только никто не додумался схватиться за меч, что привело позднее к роковым последствиям. Не сразу, конечно, но и меч оголять требовалось не для беседы с Садком.
Гуанчи отнеслись к посетившим их пришельцам, как к слабым и беззащитным, чуть ли не беспомощным людишкам. Музыкант предупредил всех, что это далеко не так, что ночью нужно держать ухо востро, а обсидиановые топоры и копья наготове, но не проследил, чтобы смысл сказанного дошел до каждого из пастухов. Не до того ему было — радость встречи с Дюком и, особенно, Василием слегка притупила бдительность.
А гуанчи, насвистев со своего острова на соседний всю информацию о визитерах, внимательно выслушали слова Садка, согласились с ними, но ничего сверх обычных мер предосторожности не предприняли.
Весь остров Лансароте из конца в конец можно обойти вдоль берега пару раз за день, если желание таковое имеется. Это в длину, в ширину же он в два с половиной раза меньше. Так что количество заточенных под убийства инквизиторов с двух кораблей вполне хватало, чтобы перебить все население, пользуясь фактом внезапности. Ну, если не перебить, то испугать.
Но пришельцы не собирались никого пугать. Их план, разработанный отцом Меуром, напоминал охоту на человекообразных обезьян — инквизиторы в первую очередь отбросили мысли, что светлокожие гиганты — такие же люди, как и они.
Садко с товарищами не решились ночевать в селении пастухов на восточной оконечности острова, в месте, которое те называли Арресифе [177] , спальный район. Не хотелось им привлекать к себе излишнее внимание, надо было кое-что обсудить без посторонних ушей. Эйно Пирхонен к ним не присоединился, озаботившись организацией караульной службы. Его, конечно, слушались, но быть с каждым дозорным все время ему не представлялось возможным — создавать клонов он еще не научился, а обращаться за помощью к чужеземным товарищам не посчитал нужным.
177
Arjen — будничная, обычная, siipi — крыло, фланг, в переводе с финского, (примечание автора)