Не от мира сего. Криминальный талант. Долгое дело
Шрифт:
— Тогда водку? И шампанское.
— Салат из свежих огурцов употребляете? — спросил официант.
— Обязательно употребим, — заверил Капличников.
Официант ушел, привычно ввинчиваясь меж столов. В полумраке под потолком медленно вращались громадные лопасти, разгоняя табачный дым по углам. Бра на деревянных панелях светились угарной синью, плывущей вверх и пропадающей над светильниками. Шумок стоял ровный, было еще рано, часов девять вечера.
— А вы правда сегодня кончили институт? — спросила она.
Капличников сначала растерялся, —
— Значит, вы решили, что я придумал такой предлог для знакомства?
— Верю–верю, — улыбнулась она.
— Впрочем, чтобы познакомиться с вами, можно придумать любой предлог, — улыбнулся и он.
Официант ловко уставил белую до синевы скатерть мелькая руками, словно их было штук шесть. Но Капличников вовремя перехватил у него открытые бутылки — наливать он хотел сам.
— Мне только шампанского, — предупредила Ирина.
— Как?! — удивился Капличников. — Вы же просили водки.
— Я сказала, что не терплю коньяка, даже запаха.
— А–а–а, — понял он. — Может, рюмочку?
— Нет–нет. Зато шампанского вот этот громадный фужер.
Он налил ей вина, а себе большую рюмку водки. Официант сразу исчез. На том конце зала тихонько заиграл оркестрик, словно ждал их. Капличников взял рюмку и набрал воздуха для тоста…
— Виктор, добудьте мне сигарету. Вы, я вижу, некурящий.
— Сейчас официанту закажу, — выпустил он воздух и отставил рюмку.
— Его теперь не найдешь.
— Ну, пока стрельну.
Он вскочил и шагнул к соседнему столику, но там сидел некурящий молодой парень в очках с тремя девушками, Капличников пошел к летчику, который уже был охвачен всеобщим ресторанным братством и чуть не засадил его за свой столик выпить по одной. Но от нераспечатанной пачки сигарет ему отбояриться не удалось, хотя просил он две штучки.
Ирина кивнула и закурила с удовольствием, красиво, делая губы трубочкой. Виктор опять взялся за рюмку:
— Тут ничего, кроме старого, доброго «за знакомство», не придумаешь.
— Со свиданьицем, — усмехнулась она.
И Капличников не понял — понравился ей тост или она его высмеяла. Он проглотил водку и тут же подумал, что коньяк прошел бы куда лучше. Холодная жидкость едко опустилась в желудок, но вдогонку поехал огурец — и сразу все там утихло, успокоилось, потеплело. Ирина пила шампанское медленно, отпивая и любуясь им на свет. Что–то в ней было легкое, благородное — в линии рук, в длинных отставленных пальцах, в широких глазах, точнее, в неспешном задумчивом взгляде. Виктор Капличников уставился в фирменный салат, мысленно обругав себя: брякнул дурацкий тост и залпом выжрал водку. Но тут та самая теплота, которая свернулась в желудке, как кошка в кресле, вдруг сразу оказалась в голове.
— Я о вас ничего не знаю, — сказал он.
— Вот я — вся тут.
— Это верно, — засмеялся он. — Но все–таки?
— Так и я о тебе ничего не знаю.
«Тебе» он заметил сразу, как чиркнутую спичку в темноте. Выходило, что она только внешне чопорная, а вообще–то простая, как и все девчата в мире.
— Я что, я уже о себе говорил. Работаю токарем, вот кончил институт. Теперь перейду на должность инженера. А может, не перейду, не очень хочется. Холост, двадцать восемь лет, жилплощадь имею, здоровье хорошее, вешу семьдесят килограммов, рост сто семьдесят пять, глаза карие, зубы все целы.
Она рассмеялась. Капличников довольно схватил бутылку, налил себе рюмку и долил шампанским ее фужер.
— А у меня двух зубов нет, — ответила она.
— Я это переживу, — заверил он. — Но не переживу, если вы… если ты замужем.
— Пока не собираюсь.
— Тогда я скажу еще тост — выпьем за тебя. Чтобы ты была той, какой мне кажешься.
И он вылил водку в рот, не дождавшись ее слов. Он знал, что она обязательно спросит, какой же ему кажется. Ирина выпила шампанское, взяла яблоко и ничего не спрашивала. Принесли цыплят табака. Она стала есть аккуратно и сосредоточенно.
— Кто ты? — вырвалось у него после второй рюмки.
— Откуда я знаю, — усмехнулась она.
— Как? — опешил Капличников и бросил разрывать Цыпленка.
— А ты кто? — спросила она.
— Как кто? — не понял он. — Я же тебе сказал: токарь, окончил институт…
— Это место работы и образование. А кто ты?
Теперь она не улыбалась. Пышные, но короткие серебристо–белесые волосы, светлая челка, а под ней глаза — широкие, с неспешно–спокойным взглядом. Капличников подумал, что она похожа на француженку, хотя их, кроме кино, нигде не видел.
— Вот ты о чем, — протянул он, взял ее руку и поцеловал. — Да ты умница!
Она опять улыбнулась, но руки не отняла — так и осталась ее небольшая ладошка–лодочка в его широком бугристом кулаке. Он держал ее чуть касаясь, как вчера за городом скворчонка, прыгнувшего по глупости из гнезда.
— Я научный работник, — сообщила она как–то между прочим.
Как же он сразу не понял, когда у нее это на лбу написано… Наверное, кандидат наук или даже доктор — бывают в физике и математике молоденькие доктора наук со счетно–решающими машинами вместо мозгов. А он дипломом похвалялся…
Капличников хотел опять поцеловать руку, но сильная зевота неожиданно схватила челюсти. Он даже выпустил ее ладонь, прикрывая свой полуоткрывшийся рот. Видимо, сказывалась усталость последних дней, да и сегодня он поволновался.
— Ирина… Ты с кем–нибудь дружишь? Я хочу сказать, у вас… то есть у тебя… есть друг? Дурацкий вопрос, но по пьянке прощается.
— Конечно, прощается. А зачем это тебе?
— Как зачем?! — удивился он и до боли в скулах сцепил челюсти, которые хотели распахнуться в зевке. — Разве мы больше не встретимся?