Не отпускай моей руки
Шрифт:
Она не бросит его, она постарается спасти его, она любит его и обязательно вернёт домой. Всю свою жизнь он помнил её рядом, её ободряющую улыбку, её гордость при взгляде на сына. Что бы он ни делал, она всегда старалась во всё вникнуть. Она такая… Она – его мама, графиня Эйвин Орантская.
От замка приближался всадник, все вдруг загомонили и стали следить за ним глазами. Это посыльный, и он везёт вести из Оранта.
Что ответит на требования графиня? Какие примет меры? Её сын в руках врага, на что она
Посыльный подъехал именно к графу, и Арольд вытянулся струной, слушая донесение. Но расстояние скрадывало слова, и он слышал только обрывки этих фраз…
– Ничего? Совсем-совсем ничего? Она что, из ума выжила? – Громкий возглас графа не предвещал ничего хорошего.
«Мама, что это значит? О чём он говорит? О чём таком он говорит? Мама?!»
Решительными шагами к нему приблизился граф Годвин, схватил вдруг за ворот камзола и потащил вперёд, прямо в сторону Оранта. Арольд аж задохнулся от возмущения и неожиданно накатившего страха. Шепнул чуть слышно:
– Не надо, милорд…
Граф резко остановился при этих словах и встряхнул графского сына, отчего все цепи на нём разом звякнули. Граф Годвин гневно глянул в лицо сверху и спросил:
– Что – не надо? – Арольд промолчал под его яростным взглядом, и граф ещё сильнее встряхнул его. – Что – не надо, сопляк? Говори!
– Не делайте этого… – выдохнул Арольд горячим шёпотом. – Я не ниже вас по рождению, господин. Вы не можете так обходиться со мной, это бесчестно… вас не поймут… Вы же граф, и я – граф, вы не… – Но граф Годвин перебил его быстрые слова и встряхнул сильнее, чем до этого.
– Нет, щенок, ты ещё не граф! Ты только сын графа, вот твоя мать – графиня, твой отец – граф, а ты ещё нет. Ты только виконт, вот, когда тебе станет восемнадцать, и ты вступишь в свои права, вот тогда ты станешь графом, тогда мы будем говорить с тобой наравных. А сейчас за тебя отвечает твоя мать…
– Я – наследник Оранта! – Громко перебил его Арольд.
– Да плевать мне, кто ты! Слышишь?! Твоей матери на тебя плевать, а мне – тем более…
– Нет! – он снова перебил графа громким голосом.
– Она не собирается идти на переговоры. Она вообще промолчала на моё письмо. Ей не нужен ты, каким бы ты там наследником ни был. Слышишь меня? Ты слышишь, щенок?! – Граф снова тряс его раздражённо.
– Неправда! Она любит меня!
Повисла минута полной тишины между ними, и всю эту минуту граф пристально рассматривал лицо пленного, будто видел того впервые. Потом усмехнулся, скривив губы.
– Любит тебя, говоришь?
Арольд промолчал на этот вопрос, только громко сглотнул пересохшим горлом. Что всё это значит?
– Значит, любит? Ты в это веришь? Хорошо! Вот мы сейчас это и проверим. Посмотрим, как она тебя любит… Сыночка своего единственного… – Граф, всё также держа Арольда за одежду, повернулся к своим людям и громко приказал: – Найдите Аина! Он нужен мне здесь. Срочно!
– Хорошо, милорд! Сейчас будет!
Арольд попытался отстраниться от графа, по-прежнему державшего его за камзол. Какой-то нехороший страх и предчувствие неприятностей прокрадывались в сердце.
Что всё это значит? Кто такой этот Аин? Зачем он здесь нужен?
– Не надо, господин… – прошептал одними губами замирающим голосом.
Граф обернулся к нему и посмотрел в лицо.
– Надеюсь, она увидит и – главное – услышит тебя.
В этих словах было столько холодного упрямства и решимости, что Арольд обомлел от ужаса. Снова шепнул потерянно:
– Не надо, господин… не делайте этого… Прошу вас, милорд, умоляю… Не надо…
– Ты ещё расплачься, щенок, пусть мамочка оттуда, – граф мотнул головой в сторону замковых стен, – услышит.
Арольд хрипло дышал, ощущая, как от предчувствия боли и больших неприятностей задрожали губы и подбородок.
А потом появился этот Аин и с ним парочка его людей. При беглом взгляде на них Арольд почувствовал ещё и слабость в коленях. Это были не просто воины, солдаты, это были наёмники, те, которые за деньги могли сделать всё и ни перед чем не остановятся.
Этого Аина он почему-то сразу узнал, выделил из троих.
Блестящий, чисто выбритый череп, лицо сухое с острыми резко очерченными скулами, глаза тёмные, почти чёрные, даже зрачка не видно, и постоянно полуприщуренные, будто Аин всё время находился в глубокой задумчивости. Сейчас он неторопливо жевал травинку и, глянув в лицо графа Годвина, медленно вытащил её и спросил:
– Да, милорд, вы меня звали?
– Видишь вот этого парня, подойдёте к Оранту на полёт стрелы. Я хочу, чтобы он кричал, громко кричал, чтобы мама сверху слышала.
Аин медленно поднял тёмные брови, и тонкие губы его растянула холодная улыбка маньяка.
– Всё понятно, милорд, сделаем. Запоёт, как монах в церковном хоре. Услышит…
– Только не калечьте, – предупредил граф. – Он мне ещё нужен.
– Хорошо, милорд, всё сделаем.
– Думаю, много усилий не понадобится.
При этих словах графа Арольд упрямо стиснул зубы. Он не будет кричать, не дождётесь.
«Не смотрите не то, что я молод и, по-вашему, говорю глупости. Я – сын графа, и мать моя – тоже графиня… Вы – бесчестный человек, раз позволяете себе мучить равного. Бог накажет вас, граф Годвин! Он не простит вам этого…»
Он хотел бы сказать это всё графу в лицо, но во рту от волнения пересохло ещё сильнее, и он не смог и слова из себя выдавить.
Наёмники подхватили его под локти и повели вперёд, ближе к родному замку. Один из них смерил расстояние до стен Оранта и произнёс: