Не отступать и не сдаваться. Том 3
Шрифт:
Зрение, это да, пропало напрочь. Ничего не видно, словно я барахтался в чернильной кляксе. Ноги не слушались. Да что там ноги, я своего тела не ощущал.
Когда звон чуть утих и как будто отошел на задний план, я услышал голос рефери, отсчитывающего секунды:
— Четыре… Пять…
Слова бухали по воспаленному мозгу, как удары молота по наковальне. Что происходит? Я ощутил, что лежу на настиле ринга, как безвольная кукла.
Надо встать. Надо встать, черт вас всех раздери. Нельзя валяться, как мусор на свалке. Как гора использованного, гребаного, никому не нужного мусора.
— Шесть… Семь…
Я напряг мышцы и попытался встать. Куда там.
Тело как ватное. Я впервые за время попадания в него снова ощутил, что оно не мое. Будто напялил детские штанишки на взрослого мужика.
Надо подняться, надо подняться. Ну же, Виктор, миленький, давай.
Я замычал от боли. Разлепил глаза и увидел рефери. Навис надо мной. За ним, подсвечивая фигуру арбитра, на потолке ослепительно сиял светильник.
Глаза нестерпимо заболели от яркого света. Я поднял руку, пытаясь заслониться.
— Виктор, вставай, чтоб тебя! — это голос Лебедя, директора «Орленка». Вот только где он сам, ума не приложу.
Насчет того, чтобы подняться, я бы с радостью. Но не могу, хоть убей.
— Восемь… Девять…
Я перевернулся на живот и зрение постепенно сфокусировалось на окружающем.
Канаты, ринг. Люди, сидящие на креслах. Торжествующее лицо Козловского.
Ах ты сука, я сейчас встану и надеру зад этому, как там его… Моему противнику. Тому, кто уронил меня сюда, на настил. Ах да, точно, Дубинину.
Вот дайте только встать. Я оперся руками о покрытие и приподнял туловище.
— Десять! Аут!
Все, что случилось потом, было хуже, чем в страшном сне. Я сначала и в самом деле не мог понять, сплю я или нет.
На ринг выбежал врач, помощник организаторов, а самым последним забрался Лебедь. Врач быстро осмотрел меня, вытащил капу. Он задавал вопросы, я невпопад отвечал на них. Что-то там насчет моего самочувствия.
Убедившись, что я в порядке и могу передвигаться самостоятельно, врач дал добро на дальнейшую процедуру. Я поднялся и увидел перед собой печальное лицо Юрия Борисовича.
— Эх, Витя, — только и мог сказать он. Взял меня за шею и потряс. — Эх, Витя!
Я очумело смотрел по сторонам. Неужели это происходит в самом деле? Поглядел на Дубинина, но армеец уже отвернулся от меня. Стоял в своем углу, вытирал шею и лицо полотенцем.
Вскоре объявили победителя. Я не мог смотреть на зрителей, когда один из судей сказал, что выиграл Дубинин. Стоял, уставившись в пол. Зрители захлопали в ладони.
Как же это могло произойти со мной? Вот ведь зараза.
После объявления Дубинин пожал мне руку. Я не мог вымолвить и слова. Думал, он будет злорадно ухмыляться, но ничего подобного.
Дубинин молчал и глядел вокруг колючими серыми глазками. На меня он не обращал внимания. Потом быстро ушел, также, как и появился.
Я сошел с ринга и хотел усесться на стул, чтобы отдохнуть. В голове до сих пор гудели колокола. Навстречу мне поднялся Козловский. Тонкие губы змеились в усмешке.
— Оказывается, даже нашего непобедимого Рубцова можно положить в нокаут, — сказал он. — Ну что, прощай Мадрид, чемпион?
Юрий Борисович, хоть и опасался начальства, но все равно выдвинулся вперед.
— Не надо делать поспешных выводов, Андрей Владимирович. У Рубцова все еще впереди. Как говорится, упавшего не считай за пропавшего.
Козловский продолжал улыбаться. Он мог себе это позволить.
— Конечно, конечно. Все еще впереди. Только в будущем году, не в этом.
Последнюю фразу он, гадюка, специально произнес с нажимом. Чтобы еще раз укусить насчет чемпионата Европы.
Я передумал садиться здесь, в зале. Хер с ними, отдохну в раздевалке. Но едва я прошел пару шагов, как попал в руки врача. Он еще раз осмотрел меня, замерил пульс и сердцебиение. Посветил фонариком в лицо, заставил высунуть язык. Прописал кое-какие таблетки, если будет болеть голова. Только потом отпустил.
Выйдя из зала, я хотел прислониться к стене. Потом услышал шум в зале и понял, что сейчас все начнут выходить наружу. Нет, только не это. Они не увидят меня побитым, как бродячую собаку.
— Пошли, Витя, пошли, — приговаривал Юрий Борисович.
Только в раздевалке я осознал до конца, что произошло. Не видать чемпионата Европы, как своих ушей. Со злости я ударил по железной дверце шкафчика. Тонкая поверхность чуть выгнулась.
— Э, спокойно, Рубцов, спокойно, — сказал Лебедь, похлопав меня по спине. — Руку повредишь, не дрыгайся.
Мне хотелось выть по-волчьи. Вместо этого я сдавленно спросил:
— Юрий Борисович, это что же, я теперь не чемпион?
Директор «Орленка» улыбнулся.
— С чего ты взял, Витя? Это же был просто бой, отборочный, что ли. Не за титул, само собой. Подтверждение квалификации. Он даже в твоей статистике учитываться не будет. Нет, ты как был чемпионом СССР, так и остался.
Я шумно выдохнул. Ну, хоть за титул можно не бояться. Хотя, кто его знает чинуш. Может, теперь они поднимут шум насчет пересмотра результатов чемпионата.
Гребаный Дубинин. Как же он смог вот так, походя, разгромить меня?
Черт, я слишком расслабился. Думал, победа уже в кармане. Придурок, идиот!
— Значит, так, — сказал Юрий Борисович, видя мое состояние. — Давай сделаем так. Сейчас ты идешь домой и отдыхаешь. Спишь, валяешься в постели. Весь день. Сегодня и завтра. Ничего не делаешь. А потом приходишь ко мне в клуб и мы поговорим. Лады?
Я молча кивнул. Внутри у меня все клокотало и шипело, будто я выпил стакан разъедающей плоть кислоты. Когда переодевался, обратил внимание, как сильно трясутся руки.