Не плакать
Шрифт:
2 — Этап, называемый тюремной чисткой: заключенных в непомерном количестве, содержащихся в непомерной тесноте, вывозят группами в малолюдные места, группами расстреливают и группами же сваливают в ямы. Оговоримся, что этому методу, классическому, но слишком очевидному, зачастую предпочитают другой, рекомендованный на этапе, называемом терминальным.
3 — Терминальный этап организуется следующим образом: в одно прекрасное утро заключенные получают, к их великой радости, известие о выходе на свободу. Они расписываются в тюремной книге, получают по списку конфискованные вещи, выполняют все формальности, необходимые для того, чтобы снять с тюремной администрации всякую ответственность. Затем их выводят якобы на свободу
VII. ИЗЫСКИ И УСОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ
Их перечень был бы слишком долгим, так что предоставим это фантазии карателей.
VIII. ADDENDUM[90]
Как совместить военные методы с христианизацией душ человеческих? Нет ничего проще. Достаточно всем лицам, достигшим возраста исполнения пасхального долга, разослать нижеследующий формуляр. Он окажет на них то же действие, что и огнестрельное оружие, но без его неэстетичных последствий, и побудит безбожников и тех, кто еще упирается, по-быстрому обратиться в христианскую веру.
На лицевой стороне:
Г-н, Г-жа или М-ль,
Проживающий (ая) в… улица… дом… этаж…
Справляет Пасху в церкви…
На обороте:
Рекомендуется исполнить пасхальный долг в своем приходе. Каждый, кто намеревается исполнить его в другой церкви, должен принести об этом подтверждение своему приходскому священнику.
На корешке, легко отрывавшемся благодаря нанесенному пунктиру, имелось следующее указание:
Для более полного учета предлагается оторвать этот талон и по заполнении должным образом отдать его кюре прихода. Можно также опустить его в специально предназначенный для этого ящик.
Я слушаю рассказы матери и читаю «Большие кладбища под луной», где приводится вышеуказанный документ. Вот уже несколько месяцев я посвящаю этому львиную долю своего времени.
Никогда прежде мне не хотелось купаться (в литературном смысле) ни в смутных воспоминаниях матери о гражданской войне, ни в посвященных ей трудах. Но я чувствую, что настало время мне извлечь из тени те события в Испании, которые я задвинула в дальний угол сознания, надо полагать, чтобы уйти от вопросов, которые не могли не возникнуть в связи с ними. Настало время мне взглянуть на них. Просто взглянуть. Никогда, с тех пор как я пишу, мне не доводилось ощущать столь настоятельной потребности. Взглянуть на это анархическое межвременье, которое стало для моей матери чистым чудом, это анархическое межвременье, не имевшее, насколько я знаю, аналогов в Европе, и я тем более счастлива его описать, что о нем так надолго забыли, мало сказать забыли, его замалчивали — замалчивали испанские коммунисты, замалчивали французские интеллектуалы, которые почти все были в то время близки к компартии, замалчивал президент Асанья, отпиравшийся от него в надежде найти поддержку у западных демократий, и замалчивал Франко, который свел гражданскую войну к противостоянию католической Испании и атеистического коммунизма. И взглянуть одновременно на эту грязь, всплывшую со стороны националов-франкистов, которую Бернанос наблюдал со всей непримиримостью, грязь, что прет из людей, когда их обуревает фанатизм, доводя до остервенения и толкая на самые распоследние гнусности.
Чтобы не запутаться в повествовании Бернаноса и рассказах матери, сбивчивых и полных пробелов, я почитала кое-какие книги по истории. И мне удалось по возможности точно восстановить цепочку факторов, приведших к этой войне, которую Бернанос и моя мать пережили одновременно, он — с ужасом и омерзением, она — в лучезарной радости, по сию пору незабываемой, под реющими черными флагами.
Вот эти факторы:
разочарование испанского
злобное шельмование этой Республики вызывающе сильной Церковью, за которой стояли столь же вызывающе сильные банки и не менее вызывающе сильные предприятия,
мафиозный союз епископата с военными и имущими классами для лучшей защиты собственных интересов,
его праведное негодование по поводу поспешных реформ, проведенных правительством с целью отделения государства от Церкви и учреждения гражданского брака,
его фанатичное стремление объявить этим реформам Священную Войну во имя Отца, и Сына, и Святого Духа,
непримиримая ярость богатой буржуазии по поводу введения прогрессивного подоходного налога вкупе с ненавистью крупных землевладельцев, напуганных возможной конфискацией, их отчаянное неприятие социализма и связанной с ним еретической идеи всеобщего равенства и их страх при одной только мысли, что народ может восстать,
революция, которой столь пламенно желали левые радикалы после жестокого подавления забастовок 34-го года в Астурии,
все эти факторы привели к разделению Республики, единой и неделимой, на два лагеря (и каждый тянул на себя одеяло Истории, дабы конфисковать его, к своей выгоде): с одной стороны фронт, именуемый народным, состоящий из левых разного толка, которые вскоре перессорились и принялись уничтожать друг друга, с другой — фронт, именуемый национальным, состоящий из объединившихся правых, от самых умеренных до самых оголтелых, глухих к гласу народа, доведенного до крайности десятилетиями нищеты, и отказывавшихся признать новую республику, принятую всеобщим голосованием.
Вы голодны, ешьте Республику
31 марта 1934 года монархист Антонио Гойкоэчеа, карлист Антонио Лисарса и генерал-лейтенант Баррера подписали в Риме соглашение с Муссолини, по которому дуче обязался поддерживать их движение, имевшее целью свергнуть Испанскую Республику, финансированием и поставками оружия. С 34-го по 36-й много молодых испанцев прошло в Италии курс военной подготовки. Благодаря итальянской помощи образовались и большие запасы оружия. К февралю 1936-го напряжение между двумя Испаниями достигло такого накала, что власти решились на проведение выборов в законодательные органы.
Frente Popular[91] одержал победу и поставил во главе страны республиканца-прогрессиста Мануэля Асанью. Но политическая ненависть, скопированная с ненависти классовой, бесплодные распри и их разжигание партиями, фанатизм и, соответственно, слепота всех сторон, хитроумные манипуляции с целью обмана общественного мнения, политическая дискредитация Республики, которая оказалась бессильна провести необходимые реформы, в особенности аграрные, рост недовольства, финансовые скандалы, в которых были замешаны политики и с той, и с другой стороны, пойманные, так сказать, с поличным (из левых назовем Алехандро Лерруса, главу коалиционного правительства с 33-го по 35-й, уличенного в темных делишках, из правых — банкира Хуана Марча, разбогатевшего на мошенничестве и контрабанде, о чем было известно всем, брошенного в тюрьму Монархией и подозрительно быстро ставшего главным казначеем при франкизме), привели к взрывоопасной ситуации.
17 июля гарнизоны, расквартированные в Марокко и на Канарах, восстали против законного правительства.
19 июля повстанцев возглавил генерал Франко. Он думал, что, спустив с цепи своих псов, подавит все попытки сопротивления в три дня. Но он заблуждался. Как только стало известно о путче, профсоюзы объявили всеобщую забастовку и потребовали у правительства оружия. В ночь с 18 на 19 июля правительство дало разрешение раздать бастующим оружие и освободило солдат от долга повиновения мятежным военным.