Не по чину
Шрифт:
«Опаньки! Уже сотник! А ведь, кроме самого первого разговора, всю дорогу просто Михаилом величал. Поздравляю вторично, сэр Майкл, кажется, политику партии вы уловили правильно. И «версию для печати» в нужном направлении усилили, предложив считать Младшую стражу вспомогательным соединением, вовремя поддержавшим операцию по освобождению Агафьи.
Но все это только подтверждает печальный вывод, что вы основательно вляпались во что-то грандиозное. Князь от вас хотел не просто подтверждения его версии — тут и без вас обошлись бы. Вячеслав Туровский не дурак и правду все равно узнает, но правда и истина — иногда очень разные понятия.
Черт побери, информация нужна, как воздух, а с кого ее, спрашивается, стрясти?»
По дороге от князя, словно подкарауливал, встретился Феофан. Мишка, правда, не исключал, что как раз и подкарауливал: слишком уж убедительно изобразил иеромонах радость от неожиданной встречи, благословляя молодого боярича:
— Про то, что ребятишки этого языческого пособника, Свояты, уже окрещены, я слышал. Быстро ты управился, хвалю! Рад лицезреть столь ревностное служение христианской вере в столь юном возрасте.
«Это я удачно зашел, называется. Кого ни встречу, все рады!»
— Благодарю, отче. Но мы именем Христа сильны, и оттого не христианам в Младшей страже места нет и быть не может. Вот и не стали тянуть.
— Да, хорошо вас покойный отец Михаил наставлял, царствие ему небесное, — со вздохом перекрестился Феофан. — О нем и хотел с тобой побеселовать. Мне говорили, ты при нем в последний час находился?
— Да, отче, — Мишка и сам не мог вспоминать погибшего священника без душевной боли. И спорил с ним, и не во всем согласен был, а любил! Похоже, и Феофан, при всех его вывертах, отца Михаила вспоминал сейчас не по должности, а по душевной потребности. Хотя у таких, как он, одно другому не мешает.
— Завтра… Нет, послезавтра вечером приезжай сюда. Своих предупреди, что заночуешь в монастыре. Расскажешь мне про него… — и пошел прочь, не оборачиваясь и не сомневаясь в Мишкином согласии. Да оно и не требовалось: в голосе епископского ближника явственно прозвучал приказ.
Служка, больше похожий на хорошо вымуштрованного адъютанта, ожидал Мишку у ворот монастыря и даже не уточнил, тот ли он боярич, которого ждет отец Феофан; да и чего спрашивать-то — не часто в монастырь приезжают отроки при оружии и воинском доспехе. Со стороны монастырь выглядел не особо внушительным, во всяком случае, до знакомых Ратникову по жизни ТАМ Александро-Невской или Троице-Сергиевой лавры не дотягивал очень заметно, но пока провожатый довел гостя до кельи отца Феофана, у Мишки появилось сильное искушение процитировать с интонациями Юрского-Викниксора из кинофильма «Республика ШКИД»: «В этом здании есть места, где не ступала нога человека!»
Служка сам входить не стал: дождался, пока боярич переступит порог, и испарился, как не было. А Мишка войдя, едва не споткнулся от удивления: в ярко освещенной несколькими свечами келье его ждал накрытый стол, братина — судя по всему, с хмельным, и уже порядком приложившийся к ней Феофан. То есть, вначале показалось, что порядком, а потом он понял: возможно, до его появления монах и не пил вовсе.
— Ну, чего стоишь-то? Садись, — вместо ответа на приветствие кивнул ему святой отец. — И не изумляйся. Я неспроста тебе именно сегодня велел прийти. День нынче знаменательный: тридцать лет назад мы вместе с отцом Михаилом в учение прибыли… То есть, это он тогда прибыл, а я с ним. Думал, отметим с ним вместе, да только Господь по-своему рассудил, — перекрестился монах. — Ладно, тебя это не касается, у тебя свои заботы… Лучше давай, садись, да налей себе вина — оно не крепкое, монастырское. Закусывай и рассказывай про него. Все.
Что оставалось делать, как не принять приглашение? Мишка не стал отговариваться возрастом: подсел, налил себе в приготовленную заранее кружку, окинул взглядом стол. Угощение стояло хоть и сплошь постное, но не сказать чтобы бедное: рыба разная, грибы в нескольких плошках, орехи и какие-то то ли фрукты, то ли ягоды в меду.
Рассказывать было что — он даже удивился, как, оказывается, ему самому хотелось поговорить о погибшем наставнике с понимающим человеком. Единственное, что несколько портило удовольствие, это подспудное ощущение, что Феофан не просто слушает подробное повествование о жизни дорогого ему человека, а одновременно и работает: слишком уж сильно глаза монаха-«особиста» напоминали о допросах в ТОЙ жизни. Кроме того, почему-то всплыл в памяти давний разговор с дядюшкой на ладье, плывшей из Ратного в строящуюся крепость — Никифор тогда точно так же подливал «некрепкое винцо» племяннику, стараясь побольше выгадать при заключении договора.
Монах, как и купец, угощая отрока, слушал его очень внимательно, сам же заговорил только после того, как убедился, что собеседника от еды и непривычного питья разморило.
«Кагор как местный аналог «сыворотки правды», чтоб тебе пива на опохмел не осталось, старый выпивоха! И ведь отказаться нельзя — но и пьянеть тоже, а организм молодой, ТОЙ закалки нет. Свою дозу по формуле «грамм на градус на рыло в час» еще предстоит определить, методом проб и ошибок. Так что лучше тормозните, сэр, а то и вопросов не поймете, не говоря уж о том, чтобы на них отвечать».
— Отец Михаил всегда умственность ценил, — одобрительно покивал Феофан после очередного пришедшегося к месту пассажа из Святого Писания. — А я жду, когда же ты начнешь входить в возраст мужа смысленного.
Мишка посчитал правильным изобразить легкую обиду, но монах наставительно продолжил слегка заплетающимся языком:
— Ты мои слова к душе не бери: по-отрочески это. Ты умом мужа, что у кормила — да, УЖЕ у кормила! — стоит, рассуди. Пусть пока еще не так много людей всей жизнью на тебя завязаны, однако есть такие. И как глянуть: мало или много их. Вон, всей своей сопливой сотне ты и сейчас превыше Бога. Василий твой, которого ты у дядьки из холопов в прошлый раз выкупил, и тот… Уж его-то я знаю…
Феофан крякнул, словно проговорился о чем не надо, но тут же махнул рукой, пьяно подмигнул Мишке и продолжил:
— Рассуждаешь ты порой так, словно жизнь прожил, недаром князь Всеволод подивился, но и порадовался твоим разумным словам о предательстве и наказании, которое должно за ним последовать.
Бывает, что на отрока нисходит свет разума, особенно если Господь наш послал ему мудрых наставников, а по годам еще неоткуда ему жизненного опыта набраться. Так? — он требовательно взглянул на своего собеседника, ожидая подтверждения. Пришлось согласно кивнуть, изображая старательно борющегося с опьянением мальчишку.
— Оттого и мучают тебя мысли, кои для мужа в годах и не забота вовсе, а так… Однако же и твои придумки… — монах покрутил пальцами, подыскивая слово, — необычными оказываются, не всегда правильными, — он слегка поморщился неудачно выбранному слову и поправился: — Не совсем правильными. Как раз по недостатку знаний. А тебе это непростительно, ибо за тобой одним многие жизни стоят, и не только твоя сотня огольцов, а и в Ратном, и в крепости твоей. Даром, что ли, ее уже Михайловской окрестили?