Не подарочки для полковника. Воронцовы
Шрифт:
— Что такого? — недоумевает соседка, бросая на меня дерзкий взгляд
— Думаешь, у меня мало недругов, желающих, чтобы я рухнул в бездну? Приведу в дом десятилетнего мальчика, а наутро меня закроют! Еще в краже обвинят.
— Простите, я не подумала, чем выше должность, тем тяжелее жить! — издевательским тоном лопочет сероглазая чокнутая Малышка.
— Пусть он останется у тебя, пока я не выясню, кто его подослал!
— Что?! — девушка подскакивает на диване, ее светлые волосы разлетаются во все стороны, как метла у бабы-яги,
Убираю пряди, будто это входит в мои обязанности, гляжу в удивленные глазищи.
— Наглец! — дает мне оценку.
— Прости, но ты же помнишь, что я тебе жизнь спас? — спрашиваю с издевкой.
— Вы что решили, что я того?.. — алый румянец заливает молочные щеки. — Я просто гуляла, нервы успокаивала! Мне всего тридцать два, дочке десять, зачем мне всё это?
— Чокнутая или лунатик? — спрашиваю на полном серьёзе, делая неутешительные выводы.
— Хам! У меня вчера муж отобрал по разводу дочь!
— Ужас! Вот так взял и отобрал?
— Стефании девять лет. Бывший настроил девочку против меня, поэтому она его выбрала! — в серых призрачных застывают слезы отчаяния.
Тру рукой лицо. У меня свои проблемы с «лишним» мальчишкой, а еще красавица грузит меня. Безуспешно пытаюсь вспомнить, с кем встречался в молодости кроме той самой, которую не могу забыть уже девять лет.
В памяти — черная дыра.
— Сколько тебе лет?
Вздрагивает, отвечает:
— Десять.
Неужели она, та самая? По срокам совпадает.
Тупо взираю то на соседку, то на мальца. Мысли шевелятся, но путаются. Желудок крутит от голода.
— Пока не поем, не начну соображать. — У меня в квартире завтрак, идем ко мне!
С новыми знакомыми топаем ко мне.
— Батюшки! Что стряслось, пока меня не было? — причитает Анна Ильинична, разглядывая меня «красивого».
Ее отрешенный от всего мирского взгляд застывает на моей груди с огромным серебряным крестом. На лице появляется странная блуждающая улыбка.
— Знаете, ребята, я всё же оденусь! — сбегаю от восторженных взглядов к себе в комнату.
Глава 3
Полина
— Стефания, с кем Вы хотите остаться из родителей? — судья задает вопрос в третий раз.
Мы с Петровым глядим на дочь неотрывно, сверлим ее взглядом.
— С папой, — лепечет малышка, вскидывая на меня огромные серые глазищи, с застывшими в них слезами.
Воздуха резко не хватает. Меня качает из стороны в сторону. Наверное, я ослышалась.
Нет! Я не оглохла, я просто нахожусь в аду.
Судья определяет постоянным местожительством для нашей совместной дочери Стефании Петровой дом бывшего мужа Ивана Петрова, купленный на мои же деньги!
После заседания жду бывшего мужа. Петрова Ивана — капитана полиции с десятилетней дочерью на улице.
Вот они выходят, пытаются свернуть в сторону, чтобы избежать столкновения со мной.
Не выходит. В последний момент Стешка
— Петров, зачем ты так со мной? — цежу сквозь зубы. — Я все эти годы жила ради тебя и дочки. Что я сделала не так? Почему ты… — замолкаю, дочь еще слишком мала, чтобы слышать об изменах. Не надо детям знать, что их горячо любимый папа может любить другую женщину, не маму. Подобная лишняя информация может безвозвратно погубить детскую психику. Я не враг моей малышке, даже сейчас, когда она выбрала не меня. Понимаю, что ее мозг обработал Петров и его мамаша.
— Полина, — жестко и самоуверенно отвечает он, не драматизируй, будешь встречаться с дочерью в воскресенье!
— Серьезно? Думаешь, нам хватит одного дня? — готова наброситься на ненавистного бывшего с кулаками. Но мой адвокат Илья Сабуров всякий случай встает между нами.
— Можем отойти с дочерью в сторонку на секунду? — спрашиваю позволения у бывшего мужа.
— Говори при всех, — цедит он.
Бросаю на дочь молящий взгляд. Протягиваю к ней руки.
Девочка кусает губы, решается, протягивает руку в ответ. Отец бросает на нее строгий взгляд. Стефа прячет руки назад.
Я в шоке, в ауте. Меня сметает гнетущая паника. Как такое возможно, чтобы любимая дочь так поступила со мной? Я ведь была для нее всем, пока отец-мент пропадал целыми днями на работе и, как выяснилось позже, у любовниц.
Мой адвокат Илья не выдерживает напряжения, вмешивается в ситуацию.
— Уверен, девочке не повредит пятиминутное общение с родной мамой! — широкой грудью Сабуров оттесняет Петрова от дочери.
Пользуюсь моментом, снова ловлю Стефанию за руку, отвожу в сторону.
Присаживаюсь перед ней на корточки, беру ее лицо двумя ладонями, нежно заглядываю в огромные серые глаза, наполненные болью и отчаянием.
— Стефа, почему ты выбрала не меня?
— Нарочно!
— Что?! — перед глазами виснет пелена непонимания.
— Ты же меня любишь? — в детских глазах мелькает тень сомнения.
— Милая, я тебя обожаю! Люблю больше жизни, — ласково глажу нежную щеку малышки.
— Значит, не сможешь жить без меня?! Ты так говорила!
— Я не врала. Честное мамино! Не смогу жить без тебя. Ты мой свет и мой кислород.
— Тогда ты придешь жить к папе. Перестанешь ругаться на него, когда он приходит утром и пахнет духами.
Нервно мотаю головой. Закусываю нижнюю губу. Жутко боюсь разреветься перед зданием суда, где полным полно народа и корреспондентов с камерами.
— Детка, я правильно тебя поняла? Ты выбрала папу, потому что считаешь, что я приду жить к тебе и папе?
— Да! — кричит на весь двор дочь. — Тогда ты не бросишь папу! Мы будем жить как раньше.
— Милая, как раньше не получится! — не могу удержать влагу. Слезы бегут нескончаемым потоком по щекам. — Так сложно тебе объяснить, но папа больше не любит меня…