(не)полная семья
Шрифт:
Макс отставил в сторону чашку и подошёл ближе, заглядывая в глаза:
— Помнишь, я говорил, что знаю Любиминых? Это так. С недавнего времени.
Он замолчал и осторожно взял меня за руку, а я никак не могла понять, причём здесь эта чёртова семейка.
— У меня есть долг. Глупый, игровой, но достаточный, чтобы не выплатить одним махом. Вернее, можно выплатить, но придётся свернуть бизнес, а я слишком долго шёл к нему, чтобы послать всё к чёрту. Словом, я попался на крючок по собственной глупости. И кое-кто влиятельный заставил меня служить
И снова он сделал паузу, а я слышала всё, будто в тумане. Какие-то долги. Пафосное слово «враги». О чём он? Макс не производил впечатления игромана, но, возможно, я недостаточно его знаю.
— Не понимаю… — нахмурившись, начала я, но он остановил, дотронувшись пальцами до моих губ.
— Сейчас объясню, — проговорил он таким тоном, что мне захотелось крикнуть: «Не надо. Не рушь то, что было между нами».
Я кожей чувствовала, угадывала в его взгляде, что ещё минута, и мой выстроенный мир, где всё гармонично, и каждый счастлив, рухнет. И я этому даже не удивлюсь.
Последнюю неделю я испытывала чувство, что что-то подобное должно случиться. Всё просто не может быть так хорошо!
— Вита. Прости меня. Пусть не сразу, но прости, — поджав губы, произнёс Макс, завладев уже двумя моими руками.
— За что? — спросила я почти неслышно, ища в его глазах надежду.
«Хоть бы это оказалась какая-то фигня!» — молилась я про себя. Мы стояли друг напротив друга, как очень близкие люди, а ощущение было таким, будто прощаемся.
— Любимины наняли меня, чтобы я закрутил с тобой роман. Они хотят сделать тебя суррогатной матерью, чтобы ты выносила их ребёнка, — Макс говорил это безучастным тоном, будто докладывал кому-то постороннему. И лишь когда, слова иссякли, обхватил моё лицо руками и прижался лбом ко лбу:
— Я люблю тебя, Вита. Это правда. Знаю, ты не веришь и имеешь полное право, но я не подозревал, что влюблюсь, как мальчишка!
Он что-то говорил ещё, много, с запальчивостью того, кто ожидает возражения и кого не станут слушать слишком долго.
А я окаменела, будто умерла. Всё фразы о любви, о том, что мы вместе сможем что-то исправить, послать Вадима и Катерину к чёрту, о том, что я имею права не согласиться с чужими планами, и теперь мне вообще можно временно не искать работу, прошли по касательной, не слишком задев или потревожив.
Я стояла, не вырываясь, и никак не могла ничего выдавить: ни слезы, ни эмоции. Внутри, как в стеклянной клетке билось сердце, страдая и плача, а снаружи каменная статуя молчала. Я была раздавлена и опустошена.
Сейчас абсолютно не важно, как Катерина и Вадим вообще могли до такого додуматься, я подумаю об этом после. Сейчас важно то, что я снова ополовинилась, лишилась кожи.
Нож вонзился по самую рукоятку, а лезвие Максим ещё и пару раз повернул в ране.
Давно мне не было так холодно. Больно. Слишком давно, поэтому я забыла, как это бывает. Спасибо, что есть кому напомнить!
— Посмотри на меня, Вита, — встряхнул меня он и развернул к свету, равнодушно льющемуся
И снова поток слов, от которых разболелась голова. Наверное, я никогда не слышала от Максима столько слов за один вечер. Обычно он совсем неразговорчив.
Впрочем, что такое обычно? Я ведь ничего не знала о нём. Зато теперь знаю достаточно.
— Мы не вместе, — ответила я на очередную его попытку строить планы. — Не вместе…
Слова прошелестели, будто сказанные кем-то третьим. Я даже не поняла, сама ли произнесла их или только подумала.
И чтобы не осталось никаких сомнений, повторила, сглотнув вязкую слюну с привкусом крови:
— Мы не вместе. И никогда не были.
Следующие несколько дней я почти не помнила. Будто кто-то взял большой мягкий ластик и бесследно подтёр часы моей жизни.
Я водила Алису в детский сад, ездила на работу, где уже подала заявление на увольнение, и монотонно просматривала вечерами вакансии в сети или выполняла заказы, капнувшие на почту от сайта по фрилансу. Лишь бы не оставалось времени подумать.
Засиживаясь за компьютером до утра, я, словно робот, выполнявший одну и ту же заданную программу, шла в душ собиралась на работу.
Милка, закадычная и единственная подруга, которая была в курсе всех подробностей личной жизни, только ахала в трубку:
— Как тебе удаётся не раскиснуть? Вот же гад!
Я отделывалась ничего не значащей общей фразой, которую прочитала в женском журнале: «Жизнь продолжается. Значит, это не моя судьба». И, ссылаясь на занятость, заканчивала разговор, отклоняя всякие намёки Милки на «посидеть в кафе и потрещать».
Сейчас я была просто не в состоянии и держалась только благодаря силе воле и тому, что запрещала себе всякие посторонние мысли и чувства. Я обернулась плотным коконом и, сжав зубы, как лошадь в шорах, смотрела только вперёд, не заглядывая на сторону.
«Держись! — говорила я себе мысленно, когда чувства подкатывали и грозили снести на хрен плотину моего внешнего спокойствия. — Заткнись и держись!»
На какой-то миг помогало, и разум подкидывал аргументы: у тебя дочь, ты не имеешь права предаваться страстям и тонуть в слезах. Надо выжить ради неё. И быть счастливой!
Последнее казалось невозможным. Днём я ещё как-то держалась, а стоило всё-таки заснуть, как снились бессвязные кошмары, и я просыпалась с криком и в слезах, пугая Алису так сильно, что потом приходилось её долго успокаивать. Пришлось самой обратиться к врачу и принимать пилюли. Спать я почти перестала.
Я и сама понимала, что долго так продолжаться не может, но пока ещё держалась. Хватало сил и на то, чтобы безжалостно отклонять всякие попытки Макса пойти на сближение. Я заблокировала его везде, где только могла: в соцсетях, телефоне, памяти, сердце. Но он не оставлял попыток взять меня штурмом.