Не пожелай ни дождика, ни снега
Шрифт:
Началась наземная подготовка. Каждый день выезды на аэродром. Инструктора обучали курсантов, как надо запускать двигатель, затем порядок руления по рулежной дорожке и полосе, и, наконец, наступил день первых полетов. В пять утра подъем, завтрак и отъезд на аэродром. Все ужасно волновались. Пугали друг друга разными случаями, неизвестно кем рассказанными, о том, что в первом полете обязательно стошнит, что становится так плохо, что не сможешь выбраться из кабины.
– Так, пацаны, выбросить из головы всю эту хрень. Будете себя настраивать, точно обрыгаетесь, – поучал ребят рассудительный Мишка. – Главное, сосредоточиться на полете. Делать все, как на тренажере.
– Легко тебе говорить, а у меня со вчерашнего вечера коленки трясутся, – испуганно проговорил Ахмед.
– Да я тоже плохо спал, – признался Лешка.
– Вы что носы повесили? Мы ведь на полеты едем. Подумайте, мы ведь полгода пахали, чтобы оказаться здесь. Ведь это праздник, – восторженно проговорил Мишка.
«Да уж. Полгода. Я всю жизнь к этому готовился», – подумал Лешка.
На аэродроме день начался с разведки погоды и тренажей.
Пока разведчик погоды уточнял погоду по маршруту и в зонах, курсанты с инструкторами около самолетов повторяли порядок действий в полете.
– Предупреждаю, – строго говорил инструктор, – в первом полете за ручку управления держаться мягко. Ваша задача – контролировать режим полета, знакомиться с районом полетов. Первым, согласно плановой таблице, полетит со мной Понамарев, затем Шарипов и крайним – Мишин.
После разведки погоды командир полка подполковник Кравченко приступил к предполетным указаниям. Разведчик погоды доложил погоду в районе полетов, начальник метеослужбы – прогноз погоды на период полетов, и так, по заведенному со времен фанерных И-16 порядку, летчикам давали предполетные указания. Торжественность первых полетов отошла на второй план. Весь летный состав внимательно слушал указания начальников всех обеспечивающих служб. Началась обычная работа летчика, которая требует большого внимания и сосредоточенности. А места романтике, волнению и прочим сентиментальностям в ней, летной работе, как правило, не остается. Все это приходит позже, после полетов, когда сидишь в курилке, глубоко затягиваясь «Беломорканалом», когда все тело ломит от перенесенных перегрузок, когда с улыбкой вспоминаешь, как на вираже ты «держал» на ручке многотонную махину, и всю мощь форсажей давил перегрузкой, от которой темнело в глазах. И ты очередной раз с силой напрягаешь пресс, чтобы сохранить контроль над зрением. Это борьба человека и самолета. И не удержи эту громадину в режиме, мгновенное нарастание скорости, и ты вынужден отключить форсаж. Все, ты проиграл. Но когда вся власть над машиной в твоей руке, когда мощи форсажей не хватает, чтобы вырваться, ты чувствуешь себя победителем, наездником на необъезженном жеребце, крутой нрав которого у тебя в туго натянутом поводке. Это уже потом вспоминаешь красоту лесов и полей, яркость заоблачного солнца, причудливые формы облаков, ночное небо и россыпь звезд. А полеты – это прежде всего работа. Это когда пот ручьем и кровь из носа, когда мысль работает на опережение действия, а действия отточены до автоматизма. Когда в условиях предельных перегрузок ты решаешь сложные логические задачи, не обращая внимания ни на отливающую от головы кровь, ни на свинцовость рук и ног.
– Вопросы есть? – строго спросил командир полка. – Если вопросов нет – по самолетам.
Летчики направились к своим шкафчикам с летным снаряжением.
– Ты, главное, делай все, как на тренажере, – поучал Лешку Ахмед, – не волнуйся, представь, что ты на пассажирском самолете.
– Ладно, хватит пугать, – сказал подошедший Мишка, – беги к самолету, а то шеф уже там.
Лешка поправил ЗШ и побежал на стоянку самолетов.
Инструктора стояли недалеко и о чем-то переговаривались друг с другом. Старший лейтенант Карцев выделялся среди своих товарищей высоким ростом и строевой выправкой. Наутюженный комбинезон сидел на нем безупречно, короткая военная стрижка и голубые глаза – благодаря этому он имел большой успех среди женщин. Среди командования он тоже пользовался авторитетом за хорошие летные данные и инструкторский талант. Его курсанты вылетали самостоятельно в числе первых, уверенно продвигались вперед по летной программе и. как правило, без предпосылок к летным происшествиям. Проходя мимо инструкторов, Лешка лихо козырнул и отметил про себя: «Да, наш и правда лучше всех!»
Когда Лешка подходил к самолету, навстречу к нему вышел техник самолета и доложил:
– Товарищ курсант, самолет к полету готов. Техник самолета прапорщик Загорулько.
Лешка важно принял доклад и направился осматривать самолет. Техник шел рядом с ним. Он был намного старше и годился Лешке в отцы. Идя за ним, он тихо подсказывал:
– Сынок, здесь обрати внимание на давление воздуха в системе, а на пневматике следи за износом, посмотри, чтобы кран кислородный был открыт.
Следуя за Лешкой, он старался не мешать, одновременно акцентировал внимание на главном.
Закончив осмотр самолета, Лешка расписался в журнале приемки и принялся еще раз продумывать полет. Он водил ладонью в воздухе, бормоча про себя порядок действий в полете. Со стороны он выглядел смешно, но это был важный ритуал перед полетом. Заметив подходящего инструктора, Лешка строевым шагом направился навстречу.
– Товарищ старший лейтенант, курсант Понамарев к полету готов.
– Так, тебе все понятно?
– Так точно.
– Ну, тогда полетели.
Лешка отработанным движением стал садиться в кабину.
– Стой! – вдруг остановил его прапорщик. Взяв обувную щетку, он аккуратно вытер песок с Лешкиных ботинок.
– У меня в кабине, как в операционной – стерильно, – сказал он и затем чуть тише добавил: – Ты, сынок, главное, не волнуйся, учитель у тебя хороший, летать научит.
– Спасибо, – смущенно ответил Лешка и почувствовал, как заботливо техник самолета поправлял подвесную систему на нем.
Закончив помогать курсанту, прапорщик перешел ко второй кабине и стал помогать инструктору.
– Семеныч, я тебя знаю уже пять лет, и все курсанты называют тебя «батя». Поделись секретом, за что они тебя любят?
– Секрет простой, Витя, дети они для меня. Мой-то Петька обязательно летал бы. Вот только не судьба, – Семеныч нахмурился, снимая чеки с катапультного кресла: – Убили моего Петьку пьяные подонки. За семьдесят копеек убили. Шел с тренировки вечером, боксом он у меня занимался, в подворотне пьяная шелупонь стала деньги требовать. Ну, он двоих положил, а третий ножом в бок. Так и пришел с ножом в боку. Пока врачей вызывали, истек кровью он. Жена шестой год лежит, а я вот с ними душу отвожу.
– Извини, Семеныч, не знал.
– Ничего, Витя, давай, с богом.
– Запускаем, – скомандовал Лешка и приступил к запуску двигателя.
Волнение практически исчезло.
– Воронок-старт, 34-му запуск, – запросил он командный пункт.
– 34-й, запускайте.
Лешка уверенно выполнял необходимые действия, и скоро двигатель начал набирать обороты. Когда установился режим малого газа, техник самолета закрыл фонарь кабины и принялся жестами показывать летчику о готовности систем.