Не прикасайся!
Шрифт:
- Что?
- Вы собираетесь посещать все тренировки Никольской, или вам хватит одной, чтобы смонтировать блокбастер?
- Столько, сколько сочту нужным.
- Ну, это вряд ли. Сейчас сходим к директору и обсудим границы ваших полномочий.
- Вам нужно, господин Крестовский - вы и обсуждайте. А мне надо подготовить оборудование.
- Десять минут, - бросает Алекс, и я понимаю, что это он мне. - Сиди здесь.
Я едва удерживаюсь от того, чтобы показать ему средний палец, так бесит и одновременно ранит холодный тон. Я как плюшевый
Не знаю, как вообще возможно выдержать по пять тренировок в неделю наедине с ним. А ведь Крестовский сейчас добьется, чтобы Никиту или вообще сняли с работы или ограничили его вход на мои репетиции. Нет ничего невозможного, когда ты - брат директора. Даже если Сергей Олегович делает вид, что спорит и воспитывает Алекса, он все равно делает практически все, что тот просит.
- Насть, я могу тебя попросить выйти на лед? - вдруг говорит Никита.
- Что? - Я вскидываю голову.
- Мне надо понять, как в кадре будут смотреться люди. Просто встань на середине, а я буду отстраивать камеру. Хорошо?
- Я...
- Насть, ну, пожалуйста! Он сейчас вернется вместе с Сергеем, и мне бы лучше заниматься работой, ты же знаешь.
- Ладно, - вздыхаю я. - Сейчас.
Это несложно, я все еще помню арену, как свои пять пальцев. Снимаю чехлы и осторожно выхожу на лед. Двигаться в полной темноте и одиночестве немного нервно, но в то же время как-то... не знаю, будоражащее, что ли.
- Ага, отлично, становись там. Так, чуть левее... ага, круто! Ты прямо создана для камеры. А можешь подвигаться? Ну просто туда-сюда, что там тебе несложно сделать? Посмотрю, как в движении. Света бы еще... интересно, кто отвечает вон за тот прожектор?
- Его редко включают, только на генеральных репетициях, - отвечаю я. - Очень жаркий.
- Жаль. Ну, хорошо. В принципе, с этим можно работать. Если Крестовский не будет ставить мне палки в колеса, я сниму ролик, в котором он даже предстанет в выгодном свете. Помаши руками еще... ага...
- У тебя есть телефон? - вдруг спрашиваю я.
- Конечно. А что?
- Включи музыку, пожалуйста. Найди «Steel Dream» из цирка дю Солей и отмотай на сорок пять секунд. Сможешь?
Крестовского все равно нет, я на середине катка, где ничто не может стать препятствием, и видит бог, как же я соскучилась по фигурке! По возможности слиться с музыкой, стать ее частью, ловить акценты и полностью контролировать каждое движение тела.
Это одна из программ, поставленных для шоу. Простенькая, но эффектная - я тогда разбила обе коленки и с трудом приземляла прыжки. Контракт не давал откосить от выступления, и вместе с Мариной мы поставили небольшой номер под «Steel Dream» с эффектной дорожкой.
Конечно, слабенький динамик телефона не дает полноценное погружение в звук, когда он настолько громкий, что кажется, словно проходит через тебя. Но я все же слышу знакомые мотивы, и все внутри наполняется ностальгией, смешанной с воодушевлением.
Чоктау, перетяжка, несколько простых дуг - и, на свой страх и риск, закусив губу, тройку твиззлов. Руки сами вспоминают давно оставленные в прошлом движения. Можно на миг даже представить, что я катаюсь не в спортивном костюме, а в легком, усыпанном стразами, платье. Сейчас это адски страшно, я словно теряюсь в пространстве, и лишь нечеловеческим усилием воли заставляю себя не паниковать и осторожно выехать, чтобы перейти к бауэру, как вдруг...
- НИКОЛЬСКАЯ!
Да, я знаю, что нельзя было выходить на лед, но ни за что не променяю две минуты, за которые восстанавливала дорожку, на скучное сидение за бортиком. И пусть мне сейчас тысячу раз попадет от Крестовского, я чувствую - впервые с тех пор, как вернулась на лед - абсолютное спокойствие.
- Иди сюда, маленькая стервозина, я тебя сейчас за ухо оттаскаю! - рычит Алекс.
- Не оттаскаешь, - говорю я. - Я больше не твоя ученица, поэтому приказывать ты мне не можешь. И за уши таскать - тоже.
- А вот сейчас и проверим! - Я слышу в его голосе угрозу. - Ты - вон!
- Но...
– Никита пытается возражать.
- Постановку ты не снимешь. Придешь снимать на репетициях, когда будут программы. Не хватало мне еще кусков сырых постановок в интернете. Давай-давай, шуруй отсюда, пока я охрану не вызвал. Можешь побежать жаловаться директору, только в своей группе я сам решаю, что можно снимать, а что нет. Свободен.
Я стою, закусив губу, вцепившись в бортик и размышляя, не попроситься ли малодушно вслед за Никитой. Но пути назад у меня точно нет.
– Ролик о шоу не будет снимать твой приятель, - говорит Крестовский. - Не хватало мне еще одного громкого видео о том, как злобный тренер мучает слепую подопечную. Какого хрена ты вылезла на лед? Ты не знаешь правила? Жить надоело? В травму хочешь поехать, запнувшись о шнурок?
- Мои шнурки в порядке. Я просто раскатывалась перед тренировкой.
- Твиззлами? Я тебя сейчас выпорю!
- А я расскажу отцу, что ты нашел меня на полдня раньше, чем позвонил ему.
- Вот как? – Он хмыкает. – И я должен испугаться?
– Я бы на твоем месте испугалась. Папа нервно относится ко всем, кто покушается на душевное здоровье дочки.
– А я нервно отношусь к тем, кто нарушает правила и лезет на лед в отсутствие тренера. Померяемся нервами?
- С папой?
- Папы здесь нет.
– Тебе придется запереть меня здесь, чтобы так все оставалось и дальше.
Мы оба знаем, что это спор ради спора. Рассказать отцу? Неизвестно, для кого последствия такой болтливости окажутся серьезнее. Что, по сути, взять с Алекса? Мальчик из богатой семьи, получивший отцовские деньги, покровительство брата и внезапно выбившийся в число лучших. Ухлестывает за симпатичными девчонками, не обременяя себя обязательствами. К его выходкам все давно привыкли, и единственной заботой Крестовских станет то, чтобы жареные подробности моего побега не просочились в прессу.