(Не)реальный
Шрифт:
— Ну что, начнешь умолять, нет? — вкрадчиво поинтересовался Макс, неторопливо погружая два пальца в мокрую дырочку — немного, всего лишь на одну фалангу. Чтобы еще сильнее раздразнить. И получилось — девушка вильнула бедрами, пытаясь насадиться на его пальцы еще глубже.
— Да-а-а, — рвано выдохнула Аленка, — давай уже членом, умоляю.
Не то чтобы это было по плану… Но, раз его девочка просекла маленькую слабость Макса к такого рода «просьбам», то её следовало наградить за такую удивительную наблюдательность.
Она сама приподняла бедра, подставляясь поудобнее, Максу осталось лишь подложить под животик подушку и уже навалиться на девушку всем телом, всей тяжестью, и вогнать член во влажную тугую девичью плоть. Неторопливо, наслаждаясь каждой тягучей сладостной секундой, каждым звуком сдавленного стона, сорвавшегося с губ Аленки.
Вообще-то она была огромная молодец. У неё хватало ума не кричать во весь голос, нет, но даже по тихим полузадушенным всхлипам, по ладоням, исступленно бивших по простыням всякий раз, когда Макс засаживал член в тело Аленки, доставая до самого бархатного чувствительного донышка — по всему этому было ясно, что девушке нравится то, что с ней делают. Очень нравится. Очень-очень-очень… И зверь в груди Макса удовлетворенно урчал и требовал толкаться в эту сладкую тесную щель еще и еще, заставить Сан — его солнечную кошку — изнемогать под ним, биться в конвульсиях удовольствия, заставить её кончить, черт побери. Раз, два, десять — сколько ей понадобится, чтобы понять, что ей не нужен никто, кроме Макса?
Ох, смелое желание, самому бы дотянуть до её оргазма… Макс никогда не жаловался на собственную «стойкость», но с Аленкой почему-то каждый раз ощущал себя чертовым шестнадцатилетним задротящим девственником, кончающим чуть ли не от одного только вида голой женщины. Почему-то каждую секунду соития с Сан — оргазм стучался в виски, и удерживать его удавалось лишь общей неторопливостью, да дыхательными упражнениями… Держись, Ольховский, держись, кажется, она наконец кончает — да-а-а, теперь можно… Можно отпустить вожжи… И упасть на Аленку, прижимаясь собственной грудью к спине девушки. Ох, Сан… Сумасшедшее жаркое солнце… До чего же ты хороша, сладкая…
Она лежала под ним тихонько, тяжело дыша и жмурясь.
— Останусь вашей простыней навечно, милорд, — тихонько шепнула Аленка, а Макс фыркнул. Их словечки… Те, что придавали общению теплый, коричный привкус близости. У него были прозвища для неё, у неё — для него. Он знал, как можно раздразнить Сан — она могла завести его с пол-оборота. А Макс иной раз чувствовал, что слишком легко ведется на это её кокетство, но… но перестать вестись не получалось.
— Оставайся со мной навечно собой, солнечная, — выдохнул Макс, скатываясь с Аленки. Блин, нет, наверное, рановато он забросил эту удочку, но оно как-то само сорвалось. Ладно, если что, потом можно будет прикинуться, что это было не всерьез — если она сейчас напугается и начнет ползать по кровати в поисках своих трусов для торопливого побега.
Нет. Не начала. Кажется, попросту сама не восприняла всерьез, черт возьми. Просто перекатилась на другой бок, глянула своими смеющимися бесстыжими глазами Максу в лицо.
— Презервативов не хватит на «навечно», — фыркнула и с тихим вздохом снова растянулась на простыне, мечтательно глядя в потолок. Такая красивая — слегка утомленная, с выражением глубокого удовлетворения на лице… Аж сердце заныло — глупое, его так легко оказалось приручить, а уж как Макс ерепенился, сколько думал, что его не возьмешь вот так просто… Ох, еще бы с Лизой у Сан срослось, потому что если нет — тут даже глубокие чувства самого Макса ситуацию не спасут. Дочь-то он из своей жизни не мог вычеркнуть ни в коем случае… Ну, она-то не виновата, что Макс с выбором мамы для Лизы некогда очень сильно пролетел… Выбрал, мать её, кукушку, без какой-либо ответственности…
— Ну, пока что хватит, а там — разберемся, — откликнулся Макс на реплику о презервативах и бросил взгляд на часы. Будильник показал, что вопреки ощущениям Макса — Аленку он жарил вовсе не пару минут, а вполне себе три четверти часа, и что вообще-то некоторым уже пора отрывать свою пятую точку от кровати. Тем более что хозяином тут был он, и это не Сан должна была вскакивать, чтобы радушно приготовить гостю завтрак. Она свой утренний «реверанс» уже сделала…
— Поваляйся еще, я скоро, — Макс выпутался из одеяла. Аленка же облегченно улыбнулась — ей вставать явно не хотелось — и молча уставилась на одевающегося Макса. Он сроду не чувствовал, чтобы его раздевали взглядом, обычно девушки как-то менее визировали собственную заинтересованность, а тут… взгляд был практически голодный. И от этого зверь в груди утробно рычал и намекал, что он вообще-то совсем чуть-чуть устал, а мог бы и посильнее… поднапрячься.
— Ты охренительный, ты в курсе? — в голосе девушки сквозило искреннее восхищение.
— Спасибо, я знаю! — самодовольно осклабился Макс и рассмеялся. — Правда, спасибо, солнечная, от тебя — приятно слышать.
— От меня? — бровки у Аленки заинтересованно дрогнули.
— От тебя, от тебя, — Макс усмехнулся, выудил из шкафа футболку подлиннее и кинул её Аленке. А затем — затем пришло время для того, чтобы заниматься типичными утренними делами.
Как включил кофеварку — заглянул к Лизе. Девочка уже не спала, и это было не удивительно — в рамках подготовки к школе они с начала лета вставали в восемь. У Лизы был свой будильник, и она по нему просыпалась. Сразу вставать было не обязательно, но порисовать или почитать никто не мешал. Впрочем, сейчас Лиза просто валялась в кровати, устроив у себя на одеяле кошачье чаепитие.
— Доброе утро, зайка, — Макс улыбнулся дочери.
— Привет, папочка, — с достоинством истинной леди Лиза качнула подбородком.
Мак прошел в комнату, сел в изножье кровати.
— Кто сегодня у кого в гостях? — поинтересовался, глядя на собравшихся в кружок плюшевых кошек.
— У них ба-а-ал, — протянула мечтательно девочка, — королевский, папа, ты что, не видишь?
— Ох, простите, ваша светлость, сразу и не понял, что вы сегодня в бальной пижаме, — Макс невесомо коснулся Лизиного светлого затылка, — зайка, ты помнишь, о чем я тебя вчера просил?
Мордашка у Лизы сразу поскучнела. И губки сразу скривились, складываясь в плаксивую гримасу.
— Пап, может, не надо? — дрожащим трагичным голосом поинтересовалась Лизавета, и Макс чудом не усмехнулся. И когда успел воспитать артистку?
— Зайка, а как мы с тобой заведем новых друзей в таком случае?
— Она — твой друг, — недовольно буркнула девочка, скрещивая ручки на груди, — не мой.
— Ну, это пока что, — Макс постарался говорить непреклонно, — Лизочек, дай Алене шанс. Она — хорошая.
Она — замечательная. Но Лиза, скорей всего, на слово не поверит. Значит, придется доказывать на практике. Ох, Сан, прости за такие идиотские методы… Ничего эффективнее Макс не придумал…
— Валя — лучше, — непреклонно выдала девочка, — Валя — уже мой друг. А эта тетя…
— Алена, Лиза, не тетя ни в коем случае, — Макс нахмурился, давая понять дочери, что недоволен её поведением. Лиза скуксилась, сморщилась, явно пытаясь выбить поблажку, но продержалась она под суровым отцовским взглядом недолго.