Не самый тяжкий день
Шрифт:
Тут на дороге и увидели девчушку в военной форме, которая связь тянула. Сержант опять быстренько телогрейку сбросил, сунул Мачихину, а сам грудь вперед и к девчонке
– Откуда ты, прекрасное созданье?
– и улыбочку свою выдал.
Девушка подняла голову, посмотрела на него исподлобья и ничего не ответила, продолжая разматывать провод.
Но здесь Мачихин, поглядев на нее, воскликнул:
– Погоди, девонька! Не Катя ли? Господи, она самая! Что же это я тебя сразу не узнал?
– Дядя
– бросилась девушка, уткнулась ему в грудь и вроде бы заплакала.
– Катенька, дорогуша, как же ты здесь оказалась! Это надо же встренуться, да и где.- Он стал гладить ее по голове, сбив пилотку.
– Я давно уже в армии, дядя Федор. С конца сорок первого
– Что-то ты с лица спала и бледненькая, - стал разглядывать ее Мачихин.
– Так из госпиталя я... Ранена была.
– Господи, что же это делается! Как же на фронт попала? Сама, что ли, пошла, глупая?
– Трое нас пошли: Зинка Пахомова, Оля Прозванова и я
– Дурочки вы, дурочки... Хоть бы матерей пожалели.- Глаза у Мачихина увлажнились, и он продолжал гладить Катину голову своей шершавой, грязной рукой. Сухое лицо его подобрело, и сержант с неким удивлением глядел на ставшего совсем другим Мачихина.- Вижу, в связи служишь? Лучше бы сестренкой в медсанбат или в госпиталь пошла. Разве девичье дело эту катушку таскать?
– Привыкла уже... Вы меня подождите немного, я сейчас девочкам катушку передам и приду к вам.
– Вот какое дело, сержант,- с дрожью в голосе сказал Мачихин.- Из деревни своей девоньку встренул. Давай присядем, покурим и ее дождемся.- Он осмотрелся по сторонам, увидел дерево поваленное, присел и стал завертывать цигарку.
Сержант тоже присел.
– Ничего твоя землячка, славненькая.
– Ты бы на нее ране поглядел. Кровь с молоком была. С твоими портретами не сравнять, что ты мне показывал да бахвалился... Но ты понимаешь, сержант, уже ранена была. Как-то мне это в ум не идет - девчонки сопливые кровь проливают. Неужто без девок нельзя?
– Так она же добровольно... Конечно, может, девчонкам на самый передний край и не надо, но в тылу приятно их встретить.
– Ну, у тебя на уме одно - кобелиное,- возмутился Мачихин.
– Не понял ты меня, Мачихин. Просто вот поглядишь на них, и на душе легче и вроде война не такой страшной кажется.
Появилась Катя, но не одна, а с подружкой, которая, улыбаясь, показала пальцем на сержанта:
– Это твой землячок? Ничего парень.
Сержант, конечно, подскочил, опять грудь выпятил. И представился:
– Сержант Шипилов... Леонид. Для вас просто Леня,- и руку протянул.
Но девушка свою не подала, а рассмеявшись сказала:
– Боевой сержант-то... Ну ладно, Катя, я скажу, что ты земляка встретила, оставайся, а мы доделаем работу,- и ушла.
– А ты, Катя, познакомься,
Катя подошла и безразлично дала руку. Сержант долго держал ее в своей, пока она с брезгливой гримаской не вырвала ее.
– Мачихин, у вас в деревне все такие красивые? Она ж меня просто ослепила.
– Не балабонь, сержант. Не смущай девчонку. У нее и без тебя небось от мужиков спокою нет. Так, что ли, Катерина?
Катя на этот вопрос отвечать, видно, не захотела, пропустила мимо и спросила:
– Вы не голодные, дядя Федор? А то кухня тут рядом. Насчет хлеба не обещаю, а кашу повар мне даст.
– Вообще-то с утра не емши, есть маненько...
– Так я сбегаю,- живо воскликнула Катя и убежала. Сержант поглядел ей вслед и, прищелкнув пальцами, восхищенно выпалил:
– Все на месте у девочки, фигурка что надо. Пальчики оближешь!
– Ты губу-то не распяливай, не отломится. Катерина - девушка строгая, с понятиями. Я ее матушку, Марию-то, хорошо знаю. Воспитала, как надо. В случае чего она Катьку и на порог не пустит. Понял?
– Что ж, Мачихин, и помечтать нельзя? Молодой я...
– Ты о другом думай, что девоньки эти, дурешки, в самый огонь полетели. Эх, глупые, глупые...
– А мы все глупые, Мачихин. Я тоже на Дальнем Востоке один рапорт за другим писал, на фронт просился.
– Жалеешь теперича?
– Нет. Что сделано, то сделано. Не думал, конечно, что война такая будет,- вздохнул сержант.
– Думал, ать-два, вперед на запад, с барабанным боем? Так, что ли? усмехнулся Мачихин.
– Так не думал. Я же кадровый, войну представлял все же. Но не такой.
– Страшное дело война,- вздохнул и Мачихин.
Тут появилась Катя с котелком в руках, раскрасневшаяся от бега, с довольной улыбкой.
– Полный котелок! Видали?
– Она победно махнула котелком.- Пойдемте, дядя Федор, с дороги, недалече полянка есть, там и поедите.
И она повела их в глубь леса, где и верно оказалась сухая поляночка. Там и присели, вынули "инструмент", то есть ложки алюминиевые, и принялись за кашу. Каша была почти горячая и масляная, умяли за милую душу.
– Как же тебя мать отпустила?
– спросил Мачихин, облизывая ложку.
– А что она могла? В цепи, что ли, заковать или в амбар запереть? Небось совершеннолетняя я.
– Дурешка ты, Катя-Катерина. Война-то и мужикам невмоготу, а вам?..- И добавил, засовывая ложку за обмотку: - Спасибо за заботу, Катюша. Наелись от пуза.
– Да, да, большое спасибо,- заулыбался и сержант, и хотел было дотронуться до Катиной руки, но она спрятала за спину.
– За что благодарить, подумаешь, какое дело - котелок каши,- сказала она, окинув сержанта настороженным взглядом.