Не сказка о птице в неволе
Шрифт:
Меня с Китнисс, Джоанну, Энни и парня без имени заводят в комнату и сообщают, что на все про все у нас минут пятнадцать, не больше, – потом придется вернуться в камеры. Джоанна, не дожидаясь остальных, быстро скидывает свою нехитрую одежку и встает под воду. Я тоже раздеваюсь, хотя опасливо поглядываю на Китнисс: остальных я не стесняюсь, но она… после того как… Однако Китнисс как будто не обращает на меня внимания и во все глаза смотрит на Джоанну. А зрелище не для слабонервных: гладко выбритый череп, опухшее лицо, а тело… Победительница из седьмого
– Чего пялишься, Сойка? – бурчит Джоанна, не оборачиваясь. – Радуйся, что до тебя пока не добрались.
Китнисс вспыхивает и опускает голову.
Легко касаюсь ее плеча, привлекая внимание:
– Надо успеть умыться. Они не часто нас этим балуют.
Она с опаской оглядывается на остальных: Энни и безымянный уже разделись и намыливают свои тела, стараясь отскрести засохшую кровь. Никто не стесняется – каждый из нас знает вопли друг друга, знает, какие кошмары преследуют изо дня в день… Да и стеснение для тех, кому есть, что терять, а мы, скорее всего, в ближайшее время умрем, тогда какой смысл?
Китнисс медлит, но все-таки развязывает одеяло и, стыдливо прикрываясь ладонями, движется в сторону водной стены. Я замечаю, как наши товарищи по несчастью намеренно не смотрят на Китнисс, проявляя уважение к ее растерянности, и благодарен им за это.
Тру свое тело, пытаясь отмыть недельную грязь: кожа горит огнем, раны саднят. Выворачиваю руку в тщетной попытке дотянуться до спины, но недавно вывернутый сустав не позволяет. Вздрагиваю, ощущая несмелое, легкое прикосновение возле лопаток. Удивленно оборачиваюсь, перехватывая напряженный взгляд серых глаз.
– Я могу помочь, – говорит Китнисс. – У тебя там кровь…
Я протягиваю ей свою мочалку, и она принимает ее, стараясь, чтобы наши пальцы не соприкоснулись.
Китнисс аккуратно моет мою спину, водя мочалкой вдоль позвоночника, но, когда она доходит до места едва поджившего ожога возле поясницы, я получаю порцию ее настоящих прикосновений – заботливые пальцы ласково протирают больную кожу.
– Все, – говорит Китнисс из-за спины, протягивая мне руку с мочалкой.
– Тебе самой помочь?
Пару секунд Китнисс молчит, размышляя, но все-таки отказывается.
После умывания всем выдают чистую одежду: мне и безымянному белье и штаны, а девушкам длинные мешковатые рубахи. Китнисс с явным облегчением прикрывает свою наготу, и, хотя за все время купания я старательно избегал смотреть на ее обнаженное тело, сейчас все-таки успеваю заметить синяк на правой груди – следы лап одного из охранников.
Переживаю, что по возвращению в камеры нас с Китнисс разлучат, но, похоже, что распоряжений на этот счет не было, так что и ее, и меня снова запирают вместе. Она устраивается на краю койки, как воробышек на насесте, и, поджав колени к груди, замирает, уставившись в одну точку. Мы думаем об одном и том же?.. Время безжалостно, и с каждым мгновением приближает визит Люцифера и сотоварищей.
Китнисс различает
Из вчерашних охранников один сменился: сегодня Антониуса сопровождает Сэм и какой-то тощий длинный мужчина.
Люцифер проходит в центр зала, и я знаю, что взгляды всех пленников прикованы к нему.
– Привет, пупсики, – улыбаясь, говорит он. – Я скучал по вам!
Джоанна брезгливо морщится, а Люцифер тянет руку к столу со своими «игрушками». Недолго думая, он выбирает толстый кусок резины и поворачивается к девушке:
– А это, лысая, для тебя. Отхожу тебя сегодня по полной программе.
Я вижу, что Китнисс дрожит от волнения, и, обняв ее за плечи, притягиваю к себе. Она покорно прячет лицо у меня на груди, однако это не укрывается от взгляда Антониуса.
– Голубки! – тянет он. – Не начинайте без нас! Вы сегодня на сладкое!
Сэм заходится в приступе гнусного смеха, а я чувствую, как спина Китнисс, которую я глажу двумя руками, становится буквально каменной от напряжения.
Первой достается, как обычно, Энни. Люцифер никуда не спешит и позволяет нам в полной мере насладиться криками избиваемой девушки.
Парень из второй камеры проходит испытание огнем и довольно быстро вырубается от боли.
Джоанну колотят тем самым куском резины, который выбрал и продемонстрировал Антониус. Пару раз мне приходилось на себе испытывать, насколько это больно: синяков не остается, но вот агония длится, даже когда все уже заканчивается; побои дубинками куда менее болезненны.
Джоанну не насилуют. И радость за подругу по несчастью для меня отравлена страхом за девушку, которую я сжимаю в руках. Стать десертом на ужине извращенцев – пытка похлеще прижигания раскаленным металлом.
Китнисс не смотрит, когда Люцифер и два охранника подходят к двери моей камеры. А вот я слежу за каждым их движением. Я отлично знаю, что палка в руках Сэма бьет электрическим током, а тонкий шнур, который Антониус сжимает в ладони, больно прижигает кожу, срезая верхний слой.
Стоит клетке открыться, я пересаживаю Китнисс так, что она оказывается за моей спиной.
– Заждались? – виновато спрашивает Люцифер. – Я торопился, как мог.
Игнорируя утреннее разногласия, Китнисс ищет у меня защиты, стараясь скрыться от враждебных глаз.
– Ну что ты, куколка, не стесняйся нас, – шутит Сэм. – Мы вчера уже всю тебя видели, чего ж теперь мяться?
Заведя руки за спину, я пытаюсь обнять Китнисс и чувствую, как она дрожит.
– Иди сюда, – командует Люцифер.
Китнисс не двигается.
– Люблю строптивых девок, – рассуждает Антониус. – Что может быть лучше, чем выдрать когти кошке, которая считала, что может исцарапать твою руку?
Его помощники ржут, а я чувствую, что в камере становится жарко.
– Антониус, не трогай ее, – говорю я, вставая на ноги.