Не склонив головы
Шрифт:
— Как же, как же… помним, — подтвердил полковник. — Хорошо помним, когда с помощью радиолокационных станций, созданных, видимо, под вашим руководством, немецкие летчики довольно точно бомбили наши города.
Последние слова комендант произнес совершенно спокойным голосом. Доктор Майер с нескрываемым любопытством смотрел на советского офицера. Полковник был немного сух и официален. Немецкий ученый тихо произнес:
— Да, да… Мы все несем ответственность за эту страшную войну. И особенно ясно видишь это теперь… Слишком поздно… — Майер устало дотронулся до портфеля, лежавшего у него на коленях. — Я пришел к вам по делу. Это связано с одним замечательным русским
— Да, доктор, известно.
— Русский ученый был талантливейший человек.
— Значит вы тоже знали его?
— Знал.
Полковник видел, как сдвинулись брови немецкого ученого, белая прядь волос упала на его высокий лоб. Лицо доктора побледнело еще сильнее.
Полковник налил из графина воды:
— Прошу вас.
— Благодарю, — доктор сделал глоток.
— Во время войны мне пришлось встретиться с русскими. На завод, где находилась моя лаборатория, из России привезли рабочих, так называемых «завербованных»… — Майер печально улыбнулся. — Русских содержали в ужасных условиях, заставляли очень много работать. С ними обращались жестоко.
Полковник курил и слушал.
— Я узнал, что среди «завербованных» находится профессор Органов, мой талантливый коллега… В то время со мной считались в высоких сферах. И мне удалось перевести господина Органова в свою лабораторию.
— Вы, доктор, полагаете, что русского ученого перевели в лабораторию по вашей протекции? — тихо спросил полковник.
— Да… — Майер задумался. Затем не совсем уверенно добавил: — Впрочем, сейчас трудно об этом говорить. Возможно его просто решили использовать в работе. И это было главным, — медленно заключил Майер. Припоминая, он добавил: — Необходимо сказать вам, что я узнал, правда несколько позже — профессором заинтересовался один эсэсовец из свиты рейхсфюрера эсэс — некто Рамке.
Доктор Майер снова отпил несколько глотков воды. И полковник заметил, что у немецкого ученого вздрагивают пальцы.
— Откуда Рамке получил сведения о профессоре Органове — мне до сих пор не совсем ясно, — продолжал Майер. — Зато мне теперь хорошо известно другое: Рамке, мой бывший компаньон по фабрике, — шпион. Он немец, но он работал на двух хозяев — на германскую разведку Кальтенбруннера и на разведку одной крупной державы…
— Крупной державы? — снова тихо переспросил полковник.
— Да. Но об этом потом.
Полковник больше не перебивал. Он продолжал внимательно слушать позднего посетителя комендатуры.
— Когда один из палачей наци — Меллендорф убил профессора, эсэсовец Рамке пришел в ярость. Я расценил его гнев как благородное негодование за убийство прекрасного человека и ученого… Я недавно понял, что глубоко ошибался…
— Рамке решил во что бы то ни стало добыть труды покойного. Он знал, над чем работал Органов. Охоту за его трудами он начал давно… Только теперь, снова встретив Рамке там… — Майер поднял голову, повернулся к темному ночному окну, — там, в американском секторе, я все понял. Он очень интересовался, были ли у Органова записи. Он пришел ко мне не один. С ним был какой-то американец по имени Локк.
Майер снова умолк…
— Доктор, расскажите, прошу вас, о последних минутах жизни профессора Органова.
— Тяжело… очень тяжело… Я не буду Вам описывать, в какой обстановке и в каких условиях я застал профессора… Это выше моих сил… Он узнал меня в госпитале. И успел рассказать о том, где хранятся его бумаги. Он взял с меня слово, что все его труды я передам
— Рамке слышал все это? — сдерживая волнение, спросил полковник.
— Нет… — ответил Майер. Я выпроводил его из палаты. Но после смерти профессора Рамке попытался узнать у меня о наследии ученого. А я молчал… И вот недавно он появился снова в Берлине и почему-то уверен, будто русский профессор оставил все свои бумаги мне…
Майер умолк. Молчал и полковник. Было слышно, как на столе коменданта тикают часы. Полковник очень внимательно посмотрел на сидящего против него седого человека и тихо спросил:
— Разве Рамке ошибался?
Доктор поднялся.
— Нет. И я здесь. Пришел выполнить свой долг, сдержать слово, данное умирающему профессору.
Майер вынул из портфеля небольшой пакет, аккуратно перевязанный тесьмой.
— Вот его мысли! — торжественно произнес доктор. — Пусть русские ученые, инженеры используют труды своего талантливого коллеги. Придет день и межпланетные корабли поднимутся с нашей планеты, указывая людям светлый путь к познанию мира и счастья! — Глаза немецкого ученого помолодели.
Полковник, взволнованный не меньше ученого, встал и бережно принял небольшой пакет. Они подошли к окну. Светало.
— А здесь развалины… — став снова грустным, прошептал Майер.
— Развалины старого мира, — сказал полковник. — Жизнь возродится и здесь, и знаете, она будет еще лучше.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Шестнадцать лет назад отгремели последние залпы Великой Отечественной войны. На полях былых сражений, перешептываясь с набегающим ветерком, колышутся травы, и, может быть, только случайно найденная беспокойной рукой мальчишки продырявленная солдатская каска заставит его подумать о том, что творилось на свете не так уж давно… всего шестнадцать лет назад.
Молодое поколение только по рассказам да книгам знает о минувшей войне. Но есть еще миллионы людей, на глазах которых прошли эти страшные годы. Они ничего не забыли. Их жизнь — это грозное предупреждение тем, кто в безудержном безумстве своем не насытился еще людской кровью, кто хочет, чтоб в мирную жизнь человечества снова ворвались орудийные залпы, грохот рушащихся зданий, предсмертные вопли женщин, стариков и детей.
Советские писатели находятся на переднем крае всемирной борьбы за мир. Может быть поэтому так часто обращаются они вновь и вновь, к военной тематике, обращаются не для того, чтобы разжечь в людях страсть к сражениям, а для того, чтоб напомнить всем, что такое война, сколько горестей и мук несет она, сколько мужества и геройства было и есть в советских людях, которые воевали и воюют за мир.
Но есть еще немало белых, загадочных страниц в нашей военной истории, есть немало героев, имена которых только сейчас становятся известными современникам и навечно останутся в памяти поколений. Особенными должниками чувствуем мы себя перед теми, чьи имена скрыла безвестность их героической гибели в фашистских застенках, лагерях смерти. Они честно боролись и честно умирали и достойны того, чтоб о них с благодарностью вспомнили потомки. В трудных условиях приходилось им жить, но они умели побеждать трудности. Советские люди работали на немецких военных заводах, они организовывали подпольные группы, группы сопротивления — боролись и умирали.