Не спешите с харакири
Шрифт:
Я смотрю на них без особой радости, предчувствую, что они доставят нам немало хлопот.
— Полиция, — бросает один из них по-французски, — следуйте за нами!
Берюрье смотрит на меня понурым, как уши таксы взглядом.
— Тут афиняне афигенели, персы оперстенели, сатрапы сотрапезднулись, а крестоносцы хряпнулись крестцами и остались с носом! — выдает Берю.
Что в переводе на разговорный язык означает:
— Нас хотят повязать, надо рвать когти!
Но я утихомириваю его взглядом. Не можем же мы устроить ковбойскую разборку прямо в вестибюле гостиницы! Тем более, что можно смело рассчитывать на поддержку нашего посольства.
— В чем дело? — спрашиваю я.
— Узнаете позже, — отрезает легавый.
Мы не настаиваем и выходим в сопровождении двух ангелов-хранителей.
— В Японии полицейских тоже называют легавыми? — интересуется Толстяк.
— Не знаю.
— Их скорее всего называют здесь утятами.
— Почему?
— Да потому, что они желтые! Это же ясно, как божий день!
Как видите, мой Толстяк весьма и весьма любознателен и не менее наблюдателен, как сказал бы мой знакомый наблюдатель со стороны двух нулей H 29 .
29
ООН — организация объединенных наций. (Прим. пер.)
Нас усаживают в большой черный автомобиль. За рулем сидит один тип. Я узнаю его по желчному взгляду в мой адрес — это шофер той самой тачки, у которой мы вчера прокололи шины. У меня возникает предположение, что мы можем испытывать определенные трудности с интерпретацией своего вчерашнего поведения по отношению к японским коллегам.
Телега пускается с места в карьер. Мы сидим сзади с одним из +srr;. Другой сидит рядом с водителем, но держится начеку и не спускает с нас узких и пристальных глаз.
Наша лайба черной грозой пешеходов врезается в дорожный поток. Какое-то время мы шлифуем по центру города, and after 30 выкатываемся в пригород. Так как эта дорога ведет в Кавазаки, я решаю, что нас везут на место преступления.
Но на этот раз (единственный и неповторимый) Сан-Антонио ошибается. Мы проезжаем через Кавазаки, почти не снижая скорости. Что это значит?
— Слушай, Сан-А, — бормочет его Невежество, — по этой дороге мы сможем доехать до Франции?
30
А затем (англ.)
— Ну, ты даешь! Япония расположена на архипелаге!
— А что это такое?
— Группа островов.
Я обращаюсь к японцу, говорящему по-французски:
— Куда вы везете нас?
— В Йокогаму!
— Зачем?
— Увидите сами!
Знаете ли, ну а если не знаете, то сейчас узнаете, ваш Сан-А не может выносить, когда с ним разговаривают таким тоном.
— Помилуйте, уважаемый, — рявкаю я, — не забывайте, что вы имеете дело с иностранным гражданином. Мне не нравятся ваши манеры и вы можете за них поплатиться. Вместо ответа он безмятежно улыбается.
— Послушайте, — настаиваю я, разъяряясь, как бенгальский тигр, к хвосту которого привязали улей.
— Во Франции, для того, чтобы кого-то задержать, требуется ордер на арест, надеюсь, что у вас он тоже имеется?
Второй тип преспокойно достает из кармана мятую бумаженцию, испещренную иероглифами.
— В последнем параграфе, допущена орфографическая ошибка, — улыбаюсь я.
При этом я не замечаю, что мой японский сосед по заднему сиденью коротко бьет меня ребром ладони по шее. Можно подумать, что у меня случилось короткое кровозамыкание спинного мозга с расширением верхней правой диафрагмы, прогрессирующим выделением мокроты дифференциального компрессора и атрофия яремной вены с последующим смещением соединительного хряща в результате разрушительного подземного толчка.
Мне не хватает воздуха. Я распахнул свой хлебальник на ширину ворот Вестминстерского аббатства в день коронации, и несмотря на это не могу поймать ни одной частички кислорода для своих легких. Мне кажется, что я вот-вот откину копыта. Как вы думаете, сколько лет человек может прожить без воздуха?
Берю пытается отомстить за меня. Я вижу, как он вцепляется в глотку моего обидчика, но в это время второй хмырь с переднего сиденья награждает его ударом короткой резиновой дубинки по чану. Берю издает вздох экстаза и сползает с сиденья. В свою очередь, я тоже получаю добавку на ходу от реальности. Бац! И я ныряю в небытие. Мы превращаемся в две неподвижные груды тряпья, сваленные в салоне машины, которая, не сбавляя хода, мчит нас в неведомое.
Глава 9
— Эй, Берю!
Мы уже не в машине, а в какой-то голой комнатухе, куда едва пробивается свет через круглое слуховое окошко. Я связан, также как и Берю (который даже скорее весь перевязан), и лежу на полу рядом с ним. Мой соотечественник находится в сидячем положении и, грустно склонив голову на грудь, поет тоскливым протяжным голосом, созерцая концы своих пут.
— Берю!
Мой друг умолкает, поднимает голову и смотрит на меня опустошенным взглядом. Он выглядит очень усталым.
— Что вы сказали, месье? — лепечет он.
У меня возникает подозрение, что от удара шутильником по чану его бедные мозги превратились в майонез. Он добавляет:
— Мы случайно не встречались в Касабланке?
— Послушай, Берю…
— Я весь внимание!
— Я никогда не был в Касабланке!
— Я тоже. Тогда это была, наверное, пара других типов…….
Он полностью теряет ко мне интерес, роняет на грудь башку и затягивает неоконченную песню:
«Поплыву вдво-оем я с милой На ночных капризных парусах.»Мне становится не по себе видеть его в таком состоянии. Вам не кажется, что у бедолаги Берю поехала крыша? Впору передать несчастного на поруки Берте, чтобы она выгуляла его в кресле-каталке по Булонскому лесу, или же отправить проветриться на русской тройке с бубенцами по заснеженным степным просторам.