Не тихий Тихий океан
Шрифт:
Тем временем Энквист, взяв с собой только транспорты, шедшие из Владивостока и залива Америка, развернулся и двинулся обратно к Хакотдате и Мурорану, куда все его корабли и суда прибыли еще до заката 26 октября. На всем переходе также никого не встретили.
Поскольку погода была ясная, когда вошли в пролив, солдатики, высыпав на палубы, с благоговением взирали на открывшиеся с обоих бортов пейзажи. Высившиеся вдали горы с вечными снегами и сравнительно близкие холмистые берега пролива, заросшие лесом, по случаю осени раскрашенным не только в ярко-зеленые цвета, производили немалое впечатление. А уж когда впереди показалась крутолобая сопка, словно щит закрывавшая собой Хакотдате, многие вообще обомлели от такой величественной картины.
По мере приближения стали видны воронки от тяжелых фугасов на ее вершине, словно зарубки, оставшиеся после жаркой сечи, и едва торчавший из воды под самым берегом обгорелый остов большого парохода. А когда открылась гавань, где хватало и погорельцев, и торчавших из воды мачт да надстроек утопленников, на палубах воцарилась тяжелая тишина.
Часть из новобранцев еще в учебных батальонах участвовала в выгрузке и захоронении погибших при Сасебо. Тогда на окраине Владивостока пришлось новое кладбище организовывать, чисто военное, куда потом продолжали везти из госпиталей и больниц. Таких тут было не много, но поделиться мрачными впечатлениями они успели со всеми. И вот теперь все тихо роптали меж собой: «Это сколько ж народу за это все положили, и как вообще отбить-то умудрились?!»
А караван, «похудевший» после отделения части судов, шедших в Хакотдате, все тянулся на восток, придерживаясь середины, где поглубже. Ночные поползновения японцев до сих пор не удавалось пресечь окончательно, так что правила проводки судов оставались все такими же суровыми. Без трального сопровождения за стометровую изобату разрешалось заходить только в случае крайней необходимости.
Вход в пролив нашего конвоя наверняка не остался не замеченным противником. Были опасения, что нападение японцев, наподобие случившегося ночью 18 октября, может повториться. Несмотря на принятые дополнительные меры по усилению береговой обороны, гарантировать безопасность даже в порту, имея такого изобретательного и настойчивого противника, никто не мог. Поэтому на все работы с транспортами отводилось всего два дня. За это время планировалось высадить в портах доставленные войска, не трогая тяжелое вооружение и снабжение, заменив их теми, что назначались к отправке в Токийский залив из состава гарнизона Хоккайдо.
В Хакотдате еще до наступления темноты начали свозить на берег пехоту и артиллерию с «Сестрорецка», «Ревеля» и «Джины». Доставленные ими резервные батальоны сразу отправляли на доучивание, для последующей замены заранее стянутого к порту уже побывавшего в деле и вполне сколоченного 117-го Ярославского полка. Едва появившись на транспортах, ярославцы приняли батарею горных пушек Барановского, полагавшуюся им по новым штатам, как ударному соединению.
Кроме того, изюминка полка – специальная рота связи – взяла на вооружение и начала осваивать доставленные на судах две подвижные станции беспроволочного телеграфа выделки Военной электротехнической школы. Для удобства высадки они обе были во вьючном исполнении, уже опробованном в ходе рейда генерала Мищенко [18] .
18
Полевые радиостанции в русской армии появились еще до Русско-японской войны. Первые опыты по использованию переносных и размещенных на двуколках станций беспроволочного телеграфа проводились в 148-м Каспийском пехотном полку в 1900–1901 годах под руководством П. Н. Рыбкина и Д. С. Троицкого, вложившего свои средства в изготовление четырех аппаратов. Была достигнута дальность в 40 верст и более в полевых условиях. Однако высокое руководство идею не поддержало, и в войну армия вступила, имея только две станции фирмы «Телефункен» для опытов. Но уже в 1904 году купили еще семь таких станций и три «Маркони», оказавшихся судовыми. Весной 1905 года – еще 26 станций «Маркони». Электричеством обеспечивались от бензодинамо и аккумуляторов. К лету сформировали три телеграфные искровые роты по два отделения в каждой. В каждом отделении – три действующих и одна запасная станции. Каждую станцию обслуживало 34 человека. Ротный обоз состоял из 60 инженерных и 90 интендантских двуколок! Позже, путем оптимизации укладки, немного сократился. В Маньчжурию отправили две роты, прибывшие в июне. Личный состав (включая офицеров) не обучен. Учения начали в Харбине. На Сыпингайских позициях использовали 12 станций в двух группах. Всего до конца войны закупили 38 станций (в основном у Маркони, хотя они были более чем в три раза дороже аппаратов Рыбкина – Троицкого). Станции во вьючном исполнении (в тюках) применяли для связи во время рейда казаков генерала Мищенко.
Сопровождали станции поручик Дмитриев и команда его телеграфистов и нижних чинов, уже успевших повоевать со своей аппаратурой в Маньчжурии и имевших опыт их полевого использования. Благодаря их доработкам в конструкции и дальнейшей оптимизации укладки оборудования во вьюках удалось значительно сократить транспортный обоз, что принципиально повысило мобильность и возможности практического применения.
Постоянные тренировки довели время развертывания до вполне приемлемых в боевых условиях значений. Больше всего мороки в этом плане было с антенным хозяйством, состоявшим из главной мачты 18 метров высотой, и шести периферийных, вдвое ниже, устанавливаемых вокруг нее. Собирали их из трехметровых бамбуковых секций, а между ними и центральной натягивался медный тросик. На каменистых почвах и в скалистой местности заставить все это стоять оказалось непросто, но нашли выход.
Кроме того, по мере наработки опыта заметно возросла скорость радиообмена от исходного одного слова в минуту до четырех, а объем телеграмм с 50 до 200 слов. Пропускная способность линии, при работе с другой станцией, обслуживаемой опытным телеграфистом, теперь превышала две тысячи слов за сутки против двухсот, которых с немалым трудом добивались в мае [19] .
Часть унтеров-цугарцев из выздоравливающих оставили на Хоккайдо – принимать и натаскивать вновь прибывших. Смена, едва сойдя на причалы, уже под их командой строем проследовала на поклон на православное кладбище, оказавшееся неожиданно скромных размеров. Узнав, что здесь, считай, все, кто погиб в боях за этот остров, усомнились.
19
Реальные цифры, взятые из документов по Маньчжурской армии.
Пламенная речь подполковника, назначенного им командиром и с чувством читавшего стихи какого-то, как он сам сказал, совсем юного вольноопределящегося из тех, первых, кому на смену теперь прибыли они, тоже впечатления не произвела. Никакого энтузиазма не было. Помнили несуразные учебные высадки, сопровождавшиеся поспешной дрянной организацией и оттого многочисленными увечьями. Но куда теперь деваться: раз приехали, повоюем, коль доведется. А что из этого выйдет, это уж как бог даст.
Но по мере знакомства со своими наставниками все изменилось. Начала появляться присущая им уверенность, вытеснявшая общую общинную забитость. «Как же! Ить по царскому указу у них таперча у кажного, считай, по сотне, а то и по полторы десятин пахотной земли где-то вдоль Великого Сибирского пути. А мы чем хуже?» Примеряли ту землицу и на себя. Не здесь, конечно. Там, за морем, откуда прибыли. За долгую дорогу из Костромы, из-под Саратова да с Орловщины успели расширить кругозор.
Однако по тому указу ей наделялись только «участвовавшие в боях и проявившие геройство, достойное русского воина», да еще и переезд всем семейством за счет казны, и семена, и прочее на первое время. Так что к концу войны основная масса окончательно «дозрела», чтобы «сохранить и не посрамить». Только дайте нам супостата!
Но недоученным нельзя! И вместо тупого и неосознанного «Не могу знать!» и «Рады стараться!» проскальзывало: «Ты нас научи, мил человек. Все сполним!» Что приятно радовало офицеров, опасавшихся, что вчерашние пахари просто затоскуют на чужбине.
Несмотря на то что наскоки японцев на Хоккайдо не прекращались, даже после такого существенного разбавления местных гарнизонов серьезных успехов им добиться не удалось. Свежие бойцы, получив нужную мотивацию, компенсировали недоученность служебным рвением.
Оба хакотдатских угольных парохода, которым предстояло влиться в конвой, тихо отстаивались в заливе. Там же находились и последние трофеи, добытые в ходе удачной вылазки вдоль побережья Японского моря. Их трюмы уже забили до самого верха изъятым с японских складов армейским продовольствием и прочим дополнительным снабжением для полков, отправлявшихся в Токийский залив.
Тем временем «Ярославль III», «Ораниенбаум» и «Тамбов» под эскортом «Нахимова» без захода в нашу основную базу в проливе Цугару проследовали в Муроран. Там они также высадили свежие войска, а взамен недоученных новобранцев и резервистов приняли на борт батальоны Цугарского полка, образованного из остатков тех шести батальонов, что первыми высаживались на обоих берегах пролива. После понесенных тогда тяжелых потерь два из них были расформированы, а остальные изъяты из прежних формирований и сведены в единый ударный полк штатного четырехбатальонного состава. Но первый батальон сделали усиленный, а полку придавалась еще и своя пулеметная рота. Также приняли положенную по штатам артиллерию. Получили на вооружение и радио. Но, в отличие от ярославцев, только одну станцию с личным составом, поскольку своих обученных или хотя бы подходящих для обучения людей не имели.