Не верь глазам своим
Шрифт:
Из головы не выходила фраза, которую Мэри Кей сказала Эмми: «Передай Моне, чтобы она была в своем кабинете без четверти восемь». Звучит так, будто Мэри стыковала ее с другим человеком.
Я также надеялась, что завтра мне дадут номер Кати. Вряд ли она добавит что-то новое к сказанному, однако есть все-таки шанс, что без боли и головокружения ее разум прояснится и она что-нибудь вспомнит.
Я отложила карандаш и откинулась на спинку кресла: решила напрячь воображение и представить Робби в качестве убийцы. По его же словам, он приехал в «Базз», когда Мона, вероятно, вернулась в кабинет. Увидел, что у нее горит свет, и пошел высказать ей все, что думает, поскольку терять ему нечего. Мона опять начала его оскорблять. Переполняемый негодованием, он ударил ее по голове пресс-папье.
Это первое, что приходит на ум, хотя не исключено, что Робби не имеет к убийству никакого отношения. В конце концов, он не единственный в «Баззе», кто ненавидел Мону. Прошлым вечером там мог ошиваться кто-нибудь еще, кого не заметила Эмми, чей кабинет находится в дальнем конце этажа. Нельзя забывать и о приглашенных. Насколько мне уже известно, Мону презирала Кимберли Ченс, и на нее сильно разозлилась промоутер Евы Андерсон. Возможно, одна из них увидела, как Мона уходит, и прокралась следом.
Надо поговорить с Робби, спросить, как у него Дела. Хотя он меня сегодня подставил, и, видимо, лучше пока держаться от него на расстоянии. Не хочется новых проблем с полицией.
Вскоре накатила волна усталости, и я собрала воедино последний запас энергии, чтобы сделать пару записей в тетради. Потом легла в постель и спала беспокойно, несколько раз вставала выключить кондиционер, гудение которого сводило меня с ума, а потом врубала его снова, ведь становилось чертовски жарко. Можно было просто оставить окно открытым, но с точки зрения безопасности этого лучше не делать. Моя спальня, как и гостиная, выходит на широкий балкон, прилегающий к крыше, куда можно забраться по лестнице.
К счастью, я все-таки поспала. После развода два года прострадала от бессонницы и только недавно начала спать спокойно.
На следующий день я появилась в редакции «Базза» ближе к двенадцати. Когда я с трудом вылезла из кровати, обнаружила на сотовом сообщение от знакомого полицейского. Он согласился встретиться со мной и выпить кофе в Верхнем Ист-Сайде. Поездка туда и обратно отняла у меня два часа, выяснилось только, что у полиции нет никаких улик против Робби, несмотря на все подозрения. Отпечатки его пальцев нашли на дверной ручке в кабинет Моны, что неудивительно — он заходил к ней днем, когда его уволили.
«Базз» погрузился в бурную деятельность, и казалось, жизнь снова шла своим чередом. Вряд ли сотрудники забыли о смерти Моны, но им надо готовить очередной номер, а для этого необходимо побегать. Ведь Америка, затаив дыхание, ждет новостей о знаменитостях: сплетен, разрывов, мерзких деталей и, конечно, умопомрачительных откровений.
Сев за стол, я заметила записку от Ли с номером Кати. Прекрасно. Помощница оставила его на обозрение всем окружающим, включая того, кто вчера украл список приглашенных.
Я не стала распылять энергию на раздражение. Быстро проверив голосовую почту, сразу набрала номер, начинавшийся с местного кода, — Бруклин или Куинс. Трубку взял мужчина лет тридцати — сорока, с акцентом, как у Кати. Я представилась и сказала, что звоню из «Базза».
— А зачем вам нужна Катя? — осторожно спросил он.
— Мне необходимо узнать некоторые подробности об инциденте во вторник вечером — для журнала и корпорации.
Надеюсь, это прозвучало достаточно официально, иначе он меня завернет.
Последовала долгая пауза, затем он представился Андреем, ее братом.
— Катя неважно себя чувствует, — добавил он.
— Мне очень жаль это слышать, — ответила я. — Но мне срочно надо поговорить с ней. Обещаю, это не займет много времени. Просто хочу убедиться, что она в порядке, и расспросить о нападении на Мону Ходжес.
Боже, я говорила как помесь бюрократа с гробовщиком, но он поверил. Сказал, что Катя сможет встретиться со мной в семь вечера, и дал адрес на Брайтон-Корт, который находится через один квартал на восток от Брайтуотер-Бич-авеню.
— Брайтон-Бич, — повторил он. — Знаете, Маленькая Одесса.
— Конечно, — ответила я, хотя в этом районе бывала только в Бруклин-Хайтс.
Повесив трубку, я решила проконсультироваться у Лео, который жил в Бруклине и мог рассказать, как лучше добраться до Маленькой Одессы.
— Во сколько тебе надо там быть? — спросил он.
— В семь.
— Движение на автостраде Бронкс — Куинс в час пик такое, что лучше не соваться. Верь или нет, но туда и обратно лучше добираться на метро.
— А там не безопасно ходить по улицам?
— Ну, это не Челси, но тебя никто не тронет — покуда ты ничем не обидела русскую мафию.
У меня оставалось около шести часов до поездки в Бруклин, и я собиралась посвятить это время сбору информации, чтобы к вечеру начать писать статью. Я также подала заявку на печать фотографий в фотоотдел. Скорее всего Нэш захочет, чтобы в журнале появилось изображение кабинета Моны и снимки того, как приглашенные выходят из здания после вечеринки, в частности, самые известные, вроде Евы. Перед тем как продолжить опрос сотрудников «Базза», я оставила сообщения детективу Тейту («Есть ли продвижения в расследовании, которые должна знать общественность? »), Мэри Кей, Кики и Кимберли. Я также связалась с приемной Ликера и напомнила, что он обещал мне пять минут, хотя мне не хотелось отрывать его от дел.
Затем я приступила к общению с коллегами. Вчера узнала очень мало, и сегодня у меня было смутное ощущение, что теория вероятности сыграет мне на руку и я наткнусь на кладезь информации. Однако этого не произошло. Я завершила свои расспросы, не выяснив ровным счетом ничего. Все, с кем я говорила, утверждали, что во вторник покинули редакцию в шесть вечера. Следовательно, никто ничего не видел. И хотя сотрудники испытывали противоречивые чувства по поводу смерти Моны, они боялись друг друга подставить.