Не верь мне
Шрифт:
А на следующий день пришло извещение из банка, что господин Измайлов полностью покрыл кредит за квартиру. Не знала, что думать по этому поводу, я уже тогда приучала себя к мысли, что нужно учиться жить вообще без его денег. Тупо, знаю. Но у меня было стойкое чувство, что он тоже так пытается искупить свою вину. Продаваться не хотелось.
Мысль о том, что не надо кредит платить, позволила немного проредить свои же смены. А потом меня повысили до администратора. К тому времени я уже успела трижды проклясть себя за то, что так и не получила образование. Была права моя родня, когда ругалась на меня за то, что универ бросила. Поэтому пришлось многое осваивать на ходу, методом
Ну и, конечно же, деньги. Год назад я смогла купить квартиру, опять-таки в ипотеку. Но, я знала, что справлюсь. Каждый в семье нуждался в своём пространстве, да и точку в прежней жизни хотелось поставить жирную. Старую квартиру не продала, сдавала жильцам. С одной стороны, без Серёгиного согласия это было сделать невозможно, а с другой… Права у меня такого не было, что ли.
Так мы и жили. Втроём. Почти независимо и самостоятельно. Без бабушки нам пока что было никак.
Анютка училась в школе и во всём мне помогала, хотя я и старалась не наглеть. Она вообще моей главной опорой была все эти годы. С Серёгой они общались, по телефону, по скайпу, я в эти моменты старалась исчезнуть, чтобы не слышать. Иногда она со свекровью… бывшей свекровью ездила к Измайлову. Стандартно, пара месяцев летом, иногда неделя зимой или осенью. Дочь быстро просекла, что пытаться разговаривать со мной об отце бесполезно, я в эти моменты просто замыкалась, вот она и решила поберечь мои чувства.
Она была умничкой, но со своими чудинками, например, протестом против мяса, но что-то мне подсказывало, что это не навсегда. Собственно, мы уверенно подбирались к подростковому возрасту, и я с замиранием сердца ждала, что же ждёт нас за поворотом.
Крош. Моя точка невозврата. Странно, но с Аней я никогда не задумывалась о том, что значит быть матерью, а вот с сыном меня накрыло. Хотелось ясности и ответов. Понимала же, что я у него одна буду, поэтому сделать хотелось всё правильно, получалось через раз. Он был сложнее, чем Аня. Эмоциональней, восприимчивей, острее. И это ничуть не успокаивало моего извечного чувства вины перед ним. Но я тешила себя надеждами на то, что однажды он меня, возможно, простит.
А сейчас нам надо было просто жить. Чем мы, собственно, и занимались, и у нас даже неплохо так получалось. По крайней мере, в один прекрасный день я перестала ощущать себя на грани выживания. Дети ладили и нежно любили друг друга, хоть каждый вечер и скандалили между собой. Крош, несмотря на всю свою сложность, рос очень подвижным и на удивление смышлёным. Местами даже счастливым. Дочь тоже нашла свой баланс в нашей безумной семье.
И всё было вполне спокойно.
Глава 7
Тем же вечером Аня осторожно поскреблась ко мне в комнату. Я как раз меняла постельное бельё в надежде хоть как-то себя отвлечь.
– Ты сердишься, – то ли спрашивает, то ли утверждает она.
Обречённый вздох вырывается сам собой.
– Мы это уже обсуждали.
– Но ты… – останавливается дочь на полуслове.
– Расстроена, – решаю быть честной с ней. – Но с тобой это никак не связано. Вернее, мне очень жаль, что тебе приходится разрываться между мной и папой. Но это полностью наше с ним дело.
Почему-то смотреть на дочь тяжело, и я в буквальном смысле ухожу с головой в пододеяльник. Это спасает от полного эмоционального коллапса, потому что к следующему вопросу я в принципе не готова.
– Ты всё ещё его любишь?
Челюсть у меня отпала. Но пока я копошусь в попытках найти выход из лабиринта пододеяльника, зачатки самообладания немного возвращаются ко мне. И тут же улетают куда-то прочь, стоит мне увидеть глаза собственного ребёнка. Надежда, в них стоит долбанная надежда. Я и предположить не могла, что спустя столько лет она все ещё может чего-то ждать.
– Ань…
– Мам, ты на него так злишься до сих пор… даже говорить о папе толком не можешь.
Такая взрослая и понимающая, такая маленькая и наивная.
– Мы с… Серёжей, – на его имени голос дрогнул сам собой, – когда-то очень любили друг друга. Но возможно, были ещё слишком молоды, чтобы уберечь. А может быть, просто всё ушло. Такое бывает, к сожалению. Поэтому не думаю, что спустя столько лет вообще уместно говорить о… наших чувствах. Что было, то давно прошло. Зато у нас есть ты… – «и Крош», добавляю я мысленно про тебя. – И я всегда буду благодарна твоему папе за это.
А что ещё говорят в таких ситуациях? Что вообще можно здесь такого сказать, чтобы не дать ей лишних надежд, при этом максимально бережно прибить ту, что уже имелась?
– Но он же приехал! – неожиданно отчаянно выкрикивает Анютка.
– И что? Разве это меняет что-то между нами? Ань, он же не ко мне приехал… а к тебе, – по крайней мере, я хочу верить, что к ней, но дочери нельзя знать о моих сомнениях. Ей нужен её герой. – Или папа горит желанием встретиться со мной?
Она мнётся, не торопясь с ответом, и это молчание говорит красноречивей всех слов.
– Вот видишь.
Но Аня не сдаётся.
– Ты бы могла ему рассказать про… – и сама осекается, понимая, что зашла куда-то не туда
– Про что?
Или вернее про кого? И всё-таки она слишком много всего понимает.
– Ни про что, – делая шаг назад, еле слышно произносит она.
Аня никогда не спрашивала про отца Кроша. А я никогда не брала инициативу на себя, я вообще ни разу в жизни никому не произнесла вслух, чей он сын. Он был только моим, и отвечать за него и перед ним предстояло только мне.
Ночь выдалась изматывающей. Сначала долго не могла уснуть, ворочаясь с боку на бок, а когда уснула, то весь остаток сна боролась со своими демонами. Наутро была разбитой и несчастной, впрочем, никого это не интересовало, в том числе и меня саму.
Отправив детей из дома, благо Анютка изъявила желание сама довести брата до садика, я ещё немного повалялась в компании своих тревог и заморочек. В воздухе словно витал дух перемен, и у меня не было гарантий, что они к лучшему. Лежала и успокаивала себя, что всё будет как прежде, и вообще меня не касается, что там у Измайлова в голове творится, главное, чтобы Аньку не обидел и не расстроил.