Не верь, не бойся, не проси… Записки надзирателя (сборник)
Шрифт:
– И одного хватит.
– А если осечка? – удивился Федька.
– Тогда два возьму. Один про запас.
Федька прищурился, глянул остро:
– Ты чего задумал, Самохин?
Отставной майор налил себе водки, выпил не закусывая, сказал поморщившись:
– Болею я, Федя.
– -Что-нибудь серьезное?
– Такое серьезное, что через месяц-другой – кранты…
– -И… вылечиться нельзя?
– Рак. В последней стадии. Так что… Ну, чтоб не мучиться….
Федька понимающе кивнул, потрепал Самохина по плечу.
– Посиди, сейчас принесу.
Вышел в соседнюю комнату и, вернувшись через пару минут, положил на стол перед отставным майором вороненый наган.
– Ствол
Самохин взял револьвер, сунул во внутренний карман пиджака, буркнул хмуро:
– Спасибо. Вернуть не обещаю. Когда время приспеет, не промахнусь, чай…
Глава 8
О том, что происходило в эти дни в Степногорске, Славик не знал, даже догадываться не мог. Зато теперь он не сомневался, что нужен боевикам. Иначе убили бы сразу, не мороча себя охраной и кормежкой пленника. Но зачем понадобился горцам простой солдат? Денег на выкуп у мамы нет, менять сержанта-десантника на заключенного полевого командира федералы тоже не станут. Славик долго размышлял, додумался даже до того, что держат его взаперти для получения донорских органов – почки, например, а может быть, сердца. А потом думать и бояться ему надоело.
Вспомнилась отчего-то некстати излюбленная мамина присказка – дескать, мы с тобой, сынок, люди маленькие, нас каждый обидеть может.
Слыша это, Славик еще тогда, в детстве, бесился. И если кто-то пытался обидеть его, унизить – в школе, во дворе, – то нарывался на хорошо тренированные, набитые о доски и кирпичи кулаки. И позже, в армии, он в обиду себя не давал. Одно дело – приказ, который следует выполнить точно и в срок, другое – издевательские приколы «дедов».
После одной такой стычки Славик оказался в медсанбате с сотрясением мозга, но и «дед» ушел на дембель с переломанной и зашинированной сталистой проволокой челюстью.
Еще ребенком Славик нашел универсальное средство против детских страхов. И если разгулявшееся ночью воображение рисовало ему кого-то жуткого, мохнатого и зубастого, прячущегося под кроватью или в темном неосвещенном углу, Славик, в свою очередь, представлял себя не жертвой, а эдаким хищником, которого до дрожи боятся таящиеся в комнате зубастые и волосатые существа, а потому и улепетывают в ужасе – стоит только приблизиться к ним грозно с пластмассовым пистолетом в руках…
И сейчас боевики наверняка боятся его, запертого в подполье с крепкими стенами, охраняют бдительно, с оружием в руках. Да, они могут, конечно, его убить, но при этом не перестанут бояться ни Славика, ни друзей его в голубых десантных беретах. А потому и нападают исподтишка, из засад, а если и решаются на ближний бой, то только под кайфом, вколов себе в лысый череп двойную дозу афганского героина.
Славик непременно напал бы на охранника Гогу, и если не убил, то руку ему поломал бы точно, но… Исход этой схватки вполне предсказуем. Гога наверху явно не один, судя по доносившимся иногда сквозь крышку погреба разговорам, смеху, и напарник охранника в случае нападения просто пристрелит Славика, не рискуя вступать в рукопашную схватку.
А потому Славик решил не торопиться и выжидать. Сколько они, десантники, участвуя в зачистках, освободили пленников, заложников да рабов по горным аулам! Может быть, и до него дойдет-таки очередь! Вон, в Ачхой-Мартане в одном доме мужика из ямы вытащили – в колодках, заросшего да беззубого. Из Тулы, кажется, родом. Его пятнадцать лет назад, при советской власти еще, чеченцы похитили, в рабстве держали, из дома в дом перепродавали. Однажды на десять баранов обменяли русского раба. Недорого они нашего брата ценят…
Пятнадцать лет ждать Славик, конечно, не будет. А вот пару недель
Нет, не дождетесь, сволочи! Решено: еще две недели – и на прорыв!
Глава 9
В связи с предстоящими похоронами подруги Ирина Сергеевна взяла на работе отгул. Утром она успела забежать в гарнизонный Дом офицеров, где в пустоватой комнатушке с ободранным обоями располагался Комитет солдатских матерей. Дородная дама, холеностью своей контрастировавшая с сиротской убогостью казенного кабинета, по возрасту тянула скорее, на бабушку, чем на солдатскую мать. Не слишком внимательно выслушав посетительницу, она пообещала сделать запрос в Министерство обороны. И неожиданно предложила Ирине Сергеевне поучаствовать в акции в поддержку вывода войск из Чечни, для чего требовалось выехать в Москву и встать там в пикете, где укажут, с фотографией Славика в руках. Командировочные расходы Комитет брал на себя. Ирина Сергеевна обещала подумать, тем более, что поездка намечалась лишь через месяц.
Затем она поспешила в редакцию газеты «Новый путь», где работала Фимка. Там великодушно заявили, что всю подготовку к траурной церемонии берут на себя. Газета была старая, родословную свою вела от первых дней установления советской власти в области, а потому хоронили здесь часто – множество древних журналистов доживали свой век, числясь за редакцией этого печатного издания. Оказалось, что в газете существует даже специальный сотрудник на случай таких скорбных мероприятий. Расспросив Ирину Сергеевну о росте и фигуре покойной, он споро черкал в блокнотике цифры, обозначающие размер гроба, и предупредил, что редакция выделяет средства только на памятник из оцинкованного железа, а за мраморный или изготовленный из имитирующей камень мраморной крошки следует доплатить родственникам усопшей. Ирина Сергеевна, подумав, согласилась на оцинкованный, ибо близких родственников у Фимки в городе, кажется, не осталось.
В завершение расторопный сотрудник все-таки поручил Ирине Сергеевне разыскать всех друзей покойной и предупредить их, что вынос тела назначен на завтра, а до полудня состоится прощание с усопшей, которое пройдет в Красном уголке редакции.
Все близкие родственники Фимки, насколько было известно, выехали из страны – кто в Америку, кто в Израиль, из трех ее бывших мужей Ирина знала нынешний адрес лишь одного – Новокрещенова. Он учился с Игорем в мединституте, потом вроде бы служил в какой-то закрытой системе. С Фимкой они прожили недолго, разошлись лет пятнадцать назад, но сказать о смерти бывшей жены ему, наверное, нужно.
Где живет Новокрещенов, Ирина Сергеевна узнала случайно. Встретила его несколько месяцев назад на кривой улочке, в частном секторе недалеко от центра. Поболтали о том, о сем. Она рассказала ему о Фимке, он выслушал без особого интереса. Прощаясь, указал на кособокий домик, больше напоминающий сарай, и предложил равнодушно: мол, будешь в здешних краях – заходи. Она, конечно, так и не зашла ни разу, забыла об этой встрече, а вот теперь вспомнила и решила забежать сообщить Новокрещенову о смерти Фимки.
Навестить Новокрещенова Ирина Сергеевна собиралась ближе к вечеру – днем-то он наверняка на работе, а пока решила забежать домой – вдруг у соседа, Владимира Андреевича, какие-то новости о Славике появятся.
Поднявшись на свой этаж, обнаружила свернутую старательно и вложенную в замочную скважину записку. Пытаясь разобрать незнакомый почерк, особенно корявый из-за того, что человек наверняка писал в неудобной позе, на колене, может быть, Ирина Сергеевна нетерпеливо открыла дверь и пошла на кухню – к окну, ближе к свету.