Не вижу, не слышу, не чувствую боли
Шрифт:
– Ты не стареешь, - догадался мальчишка.
– Верно. Немного изменюсь с годами, но останусь таким, какой был на момент первого преобразования собственного тела, - информацию для этого, Фэйтан нашел в книгах своих предков, одновременно с тем, как Куроро раскопал там же, способ открытия в себе Нен-способностей. Азиат сложил обе части и понял, что первое без второго невозможно. Люцифер в итоге выбрал просто Нен, и рисковать им, Фэйтан не стал. А вот сам будущий палач Риодана, соединил пробуждение ауры с изменением тела по методике его предков, поколениями культивирующих принятие боли и смирение с ней. Его гены, чистые, раскачанные и пригодные именно к этой трансформации подошли для подобного идеально. Он сам ощущал
– Готово, - спустя почти час, мужчина, наконец, оторвался от чужого тела. Показатели выглядели впечатляюще. Повышенная чувствительность, слух, обоняние, осязание. И плюс, и минус одновременно, пока Курапика не научится этим управлять.
– Осталось лишь посмотреть, что у тебя с глазами. Откроешь?
– насмешливо произнес. Вместо ответа, блондин распахнул веки, открывая ярко-голубые, искрящиеся и влажно блестящие кристаллы, которыми стали его радужки. В предусмотрительно затемненной комнате, было даже не больно, если не переходить во Время Императора. Предметы вокруг слабо пульсировали, воздух напоминал легчайшие едва видимые нити - каждый сквозняк, каждое теплое или холодное течение, имело свой, едва заметный оттенок, плетение и путь. А мужчина напротив, напоминал теперь опасного хищника и внешне. Каналы его ауры проводили бешеное количество силы, распространяя по телу защитным хитиновым покровом, даже когти выглядели органичной частью тела. Если Куроро напоминал демона, то Фэйтан - скорее скорпиона.
Курапика невольно задался мыслью, а как бы выглядел его Мастер, если бы он тогда мог смотреть на него этим особенным зрением? Рука неосознанно потянулась вперед, касаясь щеки внимательно наблюдающего за ним мужчины. Кончики пальцев скользнули почти ощутимо по чужой ауре, как по твердому телу и теперь уже Фэйтан покрылся мурашками.
– Что ты видишь? И что делаешь?
– интерес вытекал из чужих внимательных темных глаз, блестящих в полумраке, как глаза насекомого.
– Тебя. Мир... совсем не такой как обычно, - хорошенькое личико выглядело заворожено. Никто и никогда не смотрел на палача так восхищенно-восторженно.
– И ты и Куроро - вы уже совсем не люди, оба, - новая повышенная чувствительность, позволяла ему касаться ауры как чего-то реального, физически существующего, проводить по ней ладонями, ощущать рельеф, форму, остроту. Он выдохнул и чуть потянул маленький кусочек чуть отходившей ауры, видимо поврежденный еще несколько недель назад той боеголовкой, которая вытягивала Нен. Фэйтан неверяще посмотрел, как меж чужих пальцев проявляется черный кусочек хитиновой оболочки, огромного поистине насекомого. А у него самого, исчезает легкий дискомфорт, преследовавший азиата подсознательно на уровне плеча, и мешавший нормально тренироваться.
– Ты Материализатор пока твои глаза обычные, - ухмыльнулся вдруг.
– Тогда все понятно, - он перехватил сотканный из Нен кусочек реальности, и раскрошил его в пыль, заставляя вновь исчезнуть. Чужие слова только подтвердили сегодня то, что Фэйтан итак знал. И он, и Куроро никогда не были людьми. Пусть мать азиата выпала из цепи предков, развивавших в себе Нен, но это не сильно разбавило его кровь. Сотнями, если не тысячами лет, род к которому принадлежал палач, культивировал обучение медитациям, тренировки, позволяющие менять тело, постигать силу пронизывающую мир. Гены усиливались и усиливались от одного члена семьи к другому, пока сам Фэйтан не решил, наконец, пойти до самого конца - туда, куда стремились, но боялись сунуться предки. Он изменил свое тело, делая его более восприимчивым к боли, привычным к ней, научился пропускать ее через себя - свою собственную и чужую, научился
Но, то, что происходит в их луже - на континентах, находящихся по сути лишь в небольшом озере, посреди окружающего огромного мира... подобное не назовешь гармонией. Энергия здесь слаба, нестабильна. Это, как дышать воздухом, в котором больше углекислого газа, нежели кислорода. А настоящая жизнь лежит вовне - за границами этого уютного мирка, в котором они копошатся, словно муравьи. Фэйтана, если честно, как и Куроро, не интересовали высокие материи - но они инстинктивно стремились к развитию, после существования на Свалке. Просто жить, двигаться вперед, ощущать вкус этого мира и если умереть - то так, чтобы не жалко было того, как они провели эти годы.
Блондин улыбнулся на реплику палача, и снова закрыл глаза.
– Думаю все, что хотел, я узнал, - мужчина оттолкнулся от спинки дивана и отошел, протирая инструменты. Все пробы крови и анализы он взял.
– Ничего смертельного нет, только повышенная чувствительность, - резюмировал, постепенно загоняя обратно чудовище, которое жило внутри него.
– Глазные яблоки не пострадали после Омокаге, похоже, ты вставлял протезы, чтобы слизистая не сдавила глаза, когда они вернулись. Единственное, что днем лучше действительно не открывать их, пока состояние не стабилизируется. Но даже тогда, свет будет доставлять хоть и контролируемый, однако, все же дискомфорт. Насколько мне известно, Саргатанос научился жить с подобным за пару лет.
– Он все равно предпочитал полумрак и ночное бодрствование, - припомнил Курута, одеваясь. Тело ныло в местах уколов и проколов - палач даже костный мозг на пункцию взял. Но все действительно в допустимых пределах, сразу ощущается опытная рука. Как будто, на мгновение вернулся в не столь далекое прошлое, к совместной жизни с Мастером. Парень здраво решил, что на сегодня с него хватит переодеваний и остался просто в тунике с джинсами, не мучаясь шнуровкой корсета, который сунул в свою безразмерную сумку. Не стянутая, ткань одежды легла свободными складками, лишь сильнее подчеркивая андрогинность чужой внешности и похожесть на девушку. Блондин, в течение всего времени, что они провели наверху, слышал, как хлопает, открываясь и закрываясь, входная дверь, и о чем-то переговариваются Пауки - даже через перекрытия его новый слух улавливал отзвуки чужой речи.
– Вполне логично, - произнес Фэйтан.
– Это тебе, - кинул вдруг что-то мелкое и Курута поймал инстинктивно. На ладони у него лежала крохотная монетка из черненого серебра. С одной стороны двенадцатилапый паук, а с другой просто паутина.
– Любое выяснение отношений на кулаках в Риодане запрещено.
– Оповестил скучающим тоном.
– Все споры решаются подкидыванием монетки. Ну и, если совсем невмоготу, то конечно всегда можно пригласить оппонента на дружеский спарринг.
– В этих словах было столько яда, что Курапика негромко рассмеялся, не выдержав. Фэйтан потрясающе изящно ознакомил его с одним из правил сосуществования с новыми родственниками и тут же пояснил, как это правило обойти. Изящно и очаровательно.
Курута выдернул из сумки газовый шарф и завязал им глаза, чтобы не было соблазна открыть их, пока не село солнце. Так, картинка и правда фактически не изменилась - через повязку и веки, он видел одинаково хорошо, лишь чуточку, будто в клубах тумана. В коридоре послышались мягкие шаги, напоминающие кошачьи. Вот только кошка не имеет вес под пару тонн, от которого проседают доски. Азиат буквально в несколько движений убрался подальше от двери, когда она распахнулась, впечатываясь в стену до сыпящийся с потолка штукатурки. На пороге стоял Увогин - и скалился от уха, до уха, демонстрируя ряд потрясающе белых и крепких зубов.