Не вошедшие в рай, или Поющие в терновнике

Сторидж Пола

*

Хотя Джимс и Мэри не хотели никакого грандиозного торжества, противостоять семье им не удалось. Свадьба получилась многочисленной и очень торжественной. Сначала их в домашней церкви обвенчал джилленбоунский священник, а затем вся округа в течение недели праздновала это событие. Родные Джимса приняли Мэри очень радушно. Фиона сказала ей: — Мэри, дорогая, ты — жена моего сына, и теперь здесь и твой дом, и твоя семья. Мы все были бы очень рады, если бы вы с Джимсом остались жить в Дрохеде. Разумеется, мы не можем настаивать, решающее слово остается за вами, но если вы предпочтете остаться, будет просто прекрасно. И еще у меня есть одно сокровенное желание. Мне так бы хотелось понянчить внуков. Дети Мэгги не являются продолжателями рода Клири. Мне не хотелось бы, чтобы наша фамилия канула в века. Мэри сразу же полюбила Фиону. Между ними установились добрые, доверительные отношения, и она сказала, засмеявшись: — Об этом вы можете не беспокоиться. Мы с Джимсом очень хотим иметь детей. Да и Пэтси, будем надеяться, скоро нас порадует. — Я рада за Джимса и рада за тебя, моя девочка, — счастливо улыбнувшись, сказала Фиона. — Надеюсь, что ты будешь счастлива и никогда не пожалеешь о том, что в мужья тебе достался не городской и светский человек. И я думаю, что тебе будет хорошо и удобно в нашем доме. Подойди ко мне, моя девочка, — сказала Фиона. — Я хочу обнять и поцеловать тебя. Я очень рада, что у меня появилась еще одна дочь. Тщательно все обдумав и взвесив, Мэри решила, что ей действительно будет лучше остаться жить в Дрохеде. Решение это далось ей очень непросто, но зато оно было твердым и бесповоротным. Здесь не будет одиночества, которое постоянно сопровождало ее в городе. Ее будет окружать большая дружная семья. Здесь не будет липких, привязчивых мужчин, которые окружали ее не только в театре, но и везде, где бы она ни появлялась. Здесь она будет приносить реальную помощь, помогая женщинам вести хозяйство. И здесь она будет чувствовать себя действительно нужной. Ведь она была не белоручкой и умела делать все, что только могло потребоваться в сельском имении. И Мэри прекрасно видела, что пришлась по душе всей семье Джимса. В имении царило радостное возбуждение, которое было вызвано сразу несколькими причинами: появлением в семье новой супружеской пары, быстро поправляющимся Пэтси, несомненно, присутствием девчушек Джастины, которые росли не по дням, а по часам, и постепенно, правда, каждая по-своему, все больше хорошели. Они просто не сходили в рук, и Джастина, смеясь, говорила: — Вы мне совершенно избалуете детей. Они будут, как ручные котята. Фиона на это отвечала ей: — Лаской и вниманием, дорогая, невозможно избаловать детей. Они лишь сами будут ласковее и внимательнее к остальным. Одним словом, малышки очаровали всех. А Минни и Кэт, совсем уже состарившиеся, просто с ума по ним сходили, как когда-то они души не чаяли в Джимсе и Пэтси. Торжества, наконец, завершились, и настало время Джастине и Лиону возвращаться домой. И тут всех огорошил Пэтси. Он заявил, что тоже желает поехать в Европу. — Я уже достаточно здоров для этой поездки, но еще недостаточно здоров для того, чтобы приступить к работе. Так что же я буду сидеть здесь и бездельничать, лишь наблюдая за тем, как вкалывают братья? А в Европе, может быть, мне повезет, и я встречу такую же очаровательную девушку, как наша Мэри. Ведь мой братец поступил именно так,

не правда ли? — Но, Пэтси, — ответила недоуменно Мэгги, — в нашей округе тоже есть замечательные женщины, среди которых можно было бы и поискать то, что тебе хочется. — Нет, Мэг, — сказал Пэтси, — если в Европе повезло Джимсу, то повезет и мне. Ты ведь знаешь, что мы с ним, как сиамские близнецы. — Ну что же, поезжай, — смеясь, сказала Мэгги. — Я думаю, что в твое отсутствие имение не разорится. Она же уговорила Джастину и Лиона оставить Элен и Барбару у них на все лето. — Сами отдохнете, сможете поразвлечься, — сказала она, — и няне вашей дайте отпуск. — Ну, у нашей замечательной Джоан в этом году просто бесконечный отпуск получается. Но она его заслужила, правда, Лион? Эта девушка ни дня не отходила от наших девчушек в течение двух лет. И слышать не хотела об отпуске. Она настолько привязана к ним, что не хочет оставить их даже на минуту. Так что, я думаю, сейчас она с удовольствием возьмет отпуск и отправится, наконец, навестить свою родню. На том они и порешили. И через несколько дней Джастина, Лион и Пэтси, сердечно попрощавшись со всеми, вылетели в Лондон. После того, как они немного отдохнули с дальней дороги, Пэтси, спросив у Джастины, не будет ли она против, если он пригласит в гости доктора, отправился к нему в клинику и, терпеливо дождавшись, когда у того окончится прием, привез смущенного старика на Парк-Лейн. Они организовали тихий семейный обед, который был омрачен небольшой неприятностью. Пэтси, который на радостях в последнее время начал прикладываться к рюмке гораздо раньше обычного, в результате этой своей слабости уснул за столом. Лиону пришлось чуть ли не на руках отнести этого здорового мужчину в постель. Джастина и доктор остались за столом одни. — Вы знаете, доктор, — сказала она, — Пэтси в последнее время нас очень беспокоит. Он стал слишком много пить, причем начинает это делать с самого утра, и мы ужасно за него волнуемся. — А чем он сейчас вообще занимается? — Целыми днями спит как убитый. А вечером уходит из дому и до утра слоняется по барам и ресторанам. Либо же пропускает первую рюмку как только открывает глаза. В нашей семье ничего подобного не случалось. Ни один мужчина никогда не пил сверх меры. А Пэтси словно с цепи сорвался. Он объясняет это тем, что очень рад своему выздоровлению и тому, что теперь он полноценный член общества. «Должен же я это, в конце концов, отметить, черт побери!» — вот как он говорит. Нас всех его частые возлияния беспокоят день ото дня все больше и больше. — Я думаю, если это не наследственное явление, дорогая Джастина, то вам не о чем тревожиться, — погладил острый подбородок доктор. — Для него это действительно состояние необычное. Ведь после почти тридцатилетних мыслей о том, что он никогда не сможет иметь детей, Пэтси превратился, наконец, в настоящего, полноценного мужчину. По-моему, нагулявшись, он, если повезет, встретит какую-нибудь девушку и угомонится. В противном случае это затянется, но, скорее всего, ненадолго. Его психика восстанет против подобной алкогольной атаки, и ему станет уже не до выпивки. — Хорошо бы, чтобы было именно так, дорогой доктор. Но вдруг он не сможет остановиться? — Может быть и такое. Но вы уж поверьте моему опыту, девочка. Просто этот человек не умеет по-другому излить свою радость. Отчасти причина такого поведения кроется еще и в том, что его организм, привыкший к тяжелой работе, требует физических нагрузок, однако, Пэти не осознает, отчего чувствует себя неуютно. Знаете, такое вроде бы беспричинное томление. Это испытывает большинство людей, оторванных от привычных занятий. Поверьте, это пройдет, и довольно скоро. Ну, что же, я, пожалуй, чересчур задержался. Если вы не будете против, то я откланяюсь. Уже слишком поздно, а мне хотелось бы добраться до дома засветло. — Еще раз спасибо, доктор. Будьте нашим гостем в любое время. Приходите, как только вам этого захочется. И если вам понадобится какая-либо посильная помощь, обращайтесь смело, мы с радостью сделаем все, что в наших силах. — Благодарю вас и спокойной ночи, дорогая Джастина. Передайте от меня привет Лиону. — Спокойной ночи, мистер Ярокер. Раскланявшись, доктор уехал, а Джастина

вернулась в гостиную, чтобы навести там порядок и тоже отправиться спать.

*

Пэтси все продолжал пить. Он каждый день приходил очень веселый, счастливый и очень пьяный. И вот через две недели после беседы с доктором Джастина, наконец, решила поговорить с ним откровенно, вполне в духе обычаев Дрохеды. Она хотела сказать ему, что так себя вести не годится, что если он намерен и впредь продолжать пить, то пусть отправляется в Дрохеду и пьет там, если семья позволит ему. Джас не менее сотни раз проговорила про себя все, что может сказать, и проиграла в своем воображении возможные возражения Пэтси. Вечером, решив, что она как следует подготовилась к беседе, Джас всерьез настроилась на разговор и приготовилась ждать появления дядюшки. Больше всего ее волновал тот факт, что Пэтси, воспитанный далеко не в обычаях высшего света, рассвирепеет. Он ведь куда старше Джас, и не ей читать ему мораль! Когда она была крохой, ему даже приходилось носить ее на руках! И сейчас Джас будет говорить, что он должен делать, а что нет? Не будет такого! Да-да. Именно такого поворота и боялась Джастина. Ей была известна вспыльчивость и обидчивость дядюшки. Возрази она хоть слово, и Пэтси, скорее всего, соберет вещи и уедет в Дрохеду, даже не попрощавшись. Хотя, возможно, в этом был бы свой плюс. Там-то есть кому присмотреть за ним, чтобы он слишком часто не прикладывался к бутылке. Но Пэтси ошарашил ее и в этот раз. Он явился совершенно трезвым и ввел за собой симпатичную высокую девушку, лицо которой украшал слишком толстый слой косметики. Волосы ее были уложены в вызывающую, с легким налетом вульгарности, прическу. И одета она была без особого вкуса, с той яркой, крикливой броскостью, которая обычно свойственна девицам не особенно строгих правил. Девушка явно была смущена, однако, держалась с намеренной легкой агрессивностью. Джастина понимала: стоит ей сделать неточный жест, взять не тот тон, сказать что-то не так, и реакция девушки будет однозначной — ссора. Почему-то она держалась напряженно и скованно. — Джас, познакомься, — воскликнул Пэтси,

— это Анджела. Правда, она красивая? А это Джастина, — сказал Пэтси девушке. — Я тебе о ней много рассказывал. Она и ее муж — замечательные добрые люди. Джас, я хотел познакомить тебя с Анджелой, потому что мы решили пожениться и, можно сказать, уже поженились. Прошлой ночью.

Джастине ничего не оставалось, как только взять себя в руки. — Ну, что же, — сказала она, — проходите,

— изумление было настолько сильным, что ей с трудом удавалось подбирать слова. — Анджела, можно мне называть вас по имени? — Девушка кивнула. — Вот и хорошо. Сейчас я угощу вас кофе. Пэтси, проводи девушку в гостиную, а потом помоги мне, пожалуйста, на кухне.

— Хорошо, дорогая племянница, — весело отозвался Пэтси. Когда он вошел к Джастине на кухню, она прикрыла дверь и спросила: – Пэтси, ты хоть знаешь, кто эта девушка? Ты хоть сколько-нибудь с ней общался? — Я знаю Джас. Я избавил ее однажды ночью на улице от мужчины, который приставал к ней. Она была проституткой, – с потрясающей невозмутимостью сообщил он, — но занималась этим недолго. И вынуждало ее к этому, не спорю, неблаговидному занятию очень бедное существование, так как в семье V нее двенадцать детей. — Господи, — воскликнула Джас, — вот не думала, что у нас в Лондоне еще существуют такие семьи! — А они живут не в Лондоне. Просто Анджеле пришлось уйти из семьи и зарабатывать самой себе на жизнь. — И что же, она не могла найти себе... э-э-э... другую работу? — Джас, ну какая разница? — пожал плечами Пэтси. — Все равно с момента нашей женитьбы с этим покончено. — Понятно. Пэтси старательно пропускал ее скептический тон мимо ушей. — И, между прочим, благодаря именно Анджеле я некогда бросил пить, — он благодушно ухмыльнулся. — Потому что, когда позавчера я сделал ей предложение, она поставила условие, что выйдет за меня замуж, только если я брошу пить. — Ну, это, безусловно, очень благородно с ее, стороны. Я, конечно, рада за тебя, но... В общем, тебе видней. Анджела, насколько я поняла, уже твоя жена, что теперь говорить об этом. Ты хотя бы сообщил об этом в Дрохеду? — Нет, я думаю сделать сюрприз. Мы с Анджелой решили завтра же отправиться туда. — Н-да, — в полном замешательстве пробормотала Джас. Прилепив на лицо самую, свою очаровательную улыбку, она открыла дверь и сказала— Ну, бери поднос, пойдем, а то твоя супруга уже, вероятно, заждалась и чувствует себя не в своей тарелке. — Джас, только я тебя умоляю, не вздумай вгонять ее в краску. Она и так упиралась и не хотела приходить сюда. — Пэтси, с каких это пор ты решил учить меня манерам?

*

Анджела оказалась на редкость приятной и воспитанной девушкой. Джас пришлось изрядно постараться, прежде чем она оставила свой вызывающий тон и почувствовала себя достаточно раскованно и свободно. На какую-то шутку девушка засмеялась так искренне и чисто, что Джастина даже удивилась. Перед ней словно возник другой человек. Лед был сломлен. Анджела, сначала с трудом, но постепенно все легче и легче стала втягиваться в разговор. Правда, девушка все еще поглядывала то и дело на Пэтси, словно искала у него подтверждения своему поведению. Не позволила ли она себе лишнего? При этом краска каждую минуту заливала ее лицо. Пэтси засмеялся: — Успокойся, дорогая. Тебе просто нужно расслабиться. От подобного замечания девушка покраснела еще сильнее, и Джастина, улыбнувшись ей, заметила: — Не обращайте на него внимания. Пэтси никогда особенно не старался следить за своим языком. — Разве я сделал что-то не так? — вполне искренне изумился тот. — Если не считать, что вогнал свою жену в краску, — ничего, — ответила Джас. — Знаете, — сказала Анджела, — я училась в университете, но потом у моих родителей не стало денег, чтобы платить за учебу. И мне пришлось бросить обучение. Я пыталась сама зарабатывать, получить стипендию, но сейчас это очень и очень сложно. Не буду рассказывать, как я попала в это место, но выбраться из него. Онажды оступившись, практически невозможно. И хотя то, чем я занималась, меня очень унижало, я ничего не могла поделать. Спасибо Пэтси, — девушка с благодарностью взглянула на мужа, — он протянул мне руку и помог выйти на нормальную твердую дорогу. — А ТЫ; моя дорогая, в свою очередь, спасла меня от выпивки. Если бы ты не повстречалась мне, я бы проснулся в одно не очень радостное утро и обнаружил бы, что превратился в законченного выпивоху, неспособного прожить и часа без рюмки. — А вас не смущает то, что Пэтси намного старше вас? — спросила Джастина. — Нет. Вы знаете, мои родители... между ними тоже больше двадцати лет разницы в возрасте, но они прекрасно живут. Так что, я не вижу в подобном обстоятельстве ничего, что могло бы послужить препятствием к браку. — Я рада за вас, — сказала Джастина, — если вы сами счастливы. Надеюсь, ваша жизнь сложится хорошо. А теперь давайте я покажу вам вашу комнату. Ведь вы, Анджела, теперь член нашей семьи, и вполне естественно, что вы останетесь у нас. — Мне так неудобно стеснять вас... Может быть, мы с Пэти лучше пойдем ко мне? — Ну что вы! Вы нас ничуть не стесните. Слава богу, в этом особняке места вдоволь.

*

Через два дня Джас Т^ провожала их на теплоход, на котором они отплывали ь rw. тра лию. Девушка без того количество грима, в котором она появилась впервые в доме, выглядела очень милой и юной. И хотя ей было немногим больше двадцати, казалось, она гораздо моложе. На ней было новое изящное платье, подаренное Джас тиной взамен старого, слишком яркого. За два дня они успели «поработать» над прической Анджелы, и теперь волосы ее ниспадали волнистым водопадом на плечи, что очень шло девушке. Несмотря на все старания, Анджела очень переживала перед путешествием. Хотя Джастина, как могла, успокаивала ее, объясняя, что в Дрохеде их ждет теплый прием, девушку буквально трясло. Она рассеянно пыталась поддерживать разговор, но это ей удавалось плохо. Джас, улыбнувшись, попробовала еще раз втолковать девушке: — У нас прекрасная семья. И, я думаю, вы будете чувствовать себя там, как дома. Вам не из-за чего так волноваться, Анджела. А тому, что Пэтси женился, все будут только рады. Для них последние три месяца вообще насыщены большими событиями. Сначала женился Джимс, потом Пэтси вылечился. А теперь он везет домой свою жену. Вы знаете, Джимс и Пэтси — единственные мужчины, которые, наконец- то, отважились обзавестись семьей. Так что вас встретят там, как нельзя лучше. Попрощавшись и дождавшись, пока теплоход отойдет из гавани, Джастина села в машину и отправилась домой.

*

В Дрохеде молодых встретили великолепно. И Анджела убедилась, что она зря так переживала. Родственники Пэтси, конечно, были ошарашены, так как молодые появились без предупреждения, но по своей обычной привычке проявили гостеприимство, и Анджела сразу почувствовала себя дома. Она была счастлива оттого, что у нее наладилась нормальная жизнь, и просто обожала Пэтси. Мэгги как-то сказала Фионе: — Мамочка, ты должна быть просто счастлива. За последние три месяца у тебя появилось две новых дочери. — А я и в самом деле очень счастлива. Я и надеяться не могла на то, что кто-то из моих сыновей-женоненавистников когда-нибудь рискнет жениться. А за Пэтси я рада вдвойне. Он так быстро нашел себе женщину по душе. Хочу верить, что у него все будет замечательно. — Я тоже хотела бы в это верить, — сказала Мэгги. — И думаю, мы все постараемся помочь им. Постепенно треволнения, вызванные столь скоропостижной женитьбой Пэтси, в Дрохеде улеглись, и жизнь, наконец, вошла в свою колею. Имение богатело. Компании, которыми владела Дрохеда, приносили достаточно большой и стабильный доход. Через месяц Джастина забрала из Дрохеды Злен и Барбару, и Джоан вновь приступила к своим обязанностям. После такого продолжительного отдыха Джастина и Лион очень радовались, что дом их опять наполнился детским

смехом, и что дочурки все время находится рядом.

Через несколько месяцев из Дрохеды пришло известие, что Анджела беременна. Это было действительно радостное событие. Но было еще и печальное. Фиона совсем слегла. Она практически уже не поднималась с постели и не принимала участия в жизни имения. С каждым днем ей становилось все хуже, и врач, осмотревший старую женщину, отведя Мэгги в сторону, с прискорбием, подобающим ситуации, сообщил, что вряд ли изношенный организм Фионы сможет справиться с недугом. В лучшем случае наступит частичная парализация тела. В худшем... — Хотя, кто знает, какой из этих выходов предпочла бы сама больная, — закончил он и, печально покачав головой, протер очки. Джастина не на шутку взволновалась. Ведь она помнила, что уже давно, в ее последний приезд в Дрохеду, бабушка была очень сильно больна и ее состояние вызывало серьезное беспокойство. День за днём, за обычными житейскими, хлопотами прошло еще два месяца, в течение которых из Дрохеды приходили все более безрадостные сообщения о состоянии больной. И вот в середине октября Джастина получила телеграмму, что Фиона умерла. Они с Лионом, сразу же, отложив все дела и оставив дочерей на попечение няни, спешно выехали в Дрохеду.

*

Имение было погружено в траур. Мэгги ходила с заплаканными глазами, а мужчины, хоть и держались более стойко, выглядели усталыми и отрешенными. Джастина и Лион прибыли как раз вовремя, чтобы успеть на похороны. Когда они добрались до Дрохеды, все, кто съехался проводить в последний путь Фиону, — а народу было предостаточно, — уже собрались у часовни. Стояла теплая погода, гроб был усыпан цветами. Венками и траурными букетами была усыпана и домашняя часовня. Это могло послужить объяснением постороннему глазу о том, как дорог собравшимся ушедший от них навсегда человек. Вуаль скорби накрыла имение невидимой пеленой. Из Джилленбоуна был вызван священник. Он не стал произносить надгробную речь. Не многие, но искренние и трогательные слова ото всех собравшихся сказал Лион. Священник тотчас же приступил к заупокойной службе. ’ И в это время разразился ливень. Казалось, сами небеса заплакали о смерти Фионы. Священник стоял, хак и подобает, в черной

сутане и стихаре, а дождь хлестал по стеклам и стучал двумя этажами выше по железной кровле. Все они вышли под этот беспросветный водопад и по лугу направились к маленькому кладбищу за белой оградой. Люди с готовностью подставляли плечи под гроб и шли, скользя и оступаясь по мокрой траве, а дождь бил в лицо, и не было* видно, куда поставить ногу. А на могиле повара-китайца, на совсем уже выцветшем зонтике уныло позвякивали колокольчики. Поминки прошли чинно, как и полагается. В адрес Фионы было произнесено очень много хороших, добрых слов. А потом все кончилось. Пустились в обратный путь соседи, ссутулясь в седлах под дождем в своих бесформенных плащах. Собрался в дорогу и священник. Но перед тем, как уехать, он счел своим долгом придти к Мэгги. Она молча сидела за письменным столом, бессильно уронив руки и уставясь на них невидящим взглядом. — Крепитесь, Мэгги, — сказал священник и сел напротив, чтобы видеть ее лицо. Она слепо взглянула на него, и священнику стало не по себе. — Все будет хорошо, святой отец. Не волнуйтесь. Но слова ее не сбылись. Во время похорон, под проливным дождем, она простудилась. Да еще душевное расстройство усугубило недуг. Мэгги слегла. Она заболела так тяжело и сильно, что все не на шутку перепугались. Лиону пришлось съездить в Джилленбоун и привезти врача и сиделку. Врач тут же поставил диагноз, сказав, что у Мэгги тяжелейшее воспаление легких, осложненное сильными переживаниями, и посоветовал родным очень тщательно ухаживать за ней. Затем Лион отправил его на машине обратно, а сиделка, по настоянию врача, осталась ухаживать за больной, хотя Джастина и была против. Она считала, что семья сможет справиться с этим сама. К ночи Мэгги стало совсем плохо. Температура поднялась выше сорока градусов. Она вся горела и металась в. бреду. После прошедшего в тяжелом молчании ужина, .на всем протяжении которого в столовой царило постоянное гнетущее напряжение, Джастина поднялась к матери, чтобы проверить, как она себя чувствует.. Сиделка, устроившись подле постели Мэгги, меняла холодный компресс. Увидев вошедшую Джастину, она поднялась и с тревогой сказала: — У вашей матери страшный жар. В бреду она все время повторяет имя какого-то Ральфа, зовет его. Джастина ничего на это не ответила. Она с грустью и болью смотрела на мечущуюся в горячке мать. Сиделка сделала Мэгги укол и, отложив шприц, вновь принялась менять компресс со льдом. И лишь после того, как мама успокоилась и забылась в глубоком сне, Джас позволила себе уйти, сказав сиделке: — Если вдруг что-то случится, пожалуйста, немедленно зовите нас. В любое время. — Конечно, — ответила та. — Вам не стоит так волноваться. Все будет хорошо. Я прекрасно знаю, что такое пневмония и как поступать в случае обострения болезни. Доверьтесь мне и идите спать. Так, в напряжении, прошла целая неделя. Лион ежедневно привозил доктора, который лишь сокрушенно качал головой, глядя на больную. Сиделка проводила у постели Мэгги все ночи, а днем спала, и ее место занимали по очереди члены семьи. Только на исходе второй недели, во время очередного посещения, доктор, наконец, вздохнул с облегчением. — Слава богу, — сказал он. — Кризис миновал, и смертельной опасности больше нет. Я думаю, что теперь миссис О’Нил быстро пойдет на поправку. Ваша мать очень сильная женщина. И еще, я думаю, что услуги сиделки вам больше не понадобятся. Теперь вы сможете справиться со всем и сами. Джастина пригласила доктора и сиделку пообедать с ними, так как уже настал обеденный час, а до Джилленбоуна было не меньше двух часов езды, а после обеда, который прошел почти в полной тишине, Лион, устроив доктора и сиделку в машине, повез их в город, предварительно горячо поблагодарив и щедро оплатив их услуги Мэгги, действительно, быстро начала выздоравливать. Через пару дней она уже смогла сидеть и наконец-то начала понемногу есть, хотя и была вынуждена придерживаться предписанной доктором диеты. — Ну и напугала ты нас, мама, — сказала как-то вечером Джастина, сидя у ее кровати и наблюдая, как Мэгги с большим аппетитом кушает куриный бульон. — Честно говоря, мы были в панике, когда ты слегла. — Ну что ты, дорогая, — слабо улыбнулась Мэгги. — Я не позволила бы себе ничего серьезного. Ведь мне еще очень хочется понянчить внуков, которые, я надеюсь, скоро появятся. — Конечно, — уверила ее Джастина. — А теперь, я думаю, тебе надо отдыхать. Спокойной ночи, мама. Тебе погасить свет? — Да, я что-то устала. Спокойной ночи, милая. Через пару недель Мэгги чувствовала себя совсем здоровой. Она уже не лежала и вновь взяла в свои руки все домашнее хозяйство. Ее видели то тут, то там, и отовсюду слышался ее голос. Казалось, она присутствовала одновременно во всех уголках большого дома. Властным уверенным голосом давала указания и большую часть дел брала на себя. Джастине только оставалось удивляться, откуда у матери столько сил и энергии и как она умудряется справляться с таким огромным’ семейством. Ведь даже накормить восьмерых мужчин было делом весьма нелегким. Но Мэгги все делала словно шутя. Она привыкла к такой жизни с детства и для нее было бы неестественно долго оставаться в покое и полном одиночестве. Время шло, и Джастина с Лионом стали поговаривать о том, что пора возвращаться домой. Лиона ждали дела, а Джастина уже просто соскучилась по своему дому, по дочерям и, как ни странно, по Лондону. Холодному и туманному, к которому в свое время с трудом привыкала после австралийской жары. И вот, накануне отъезда, когда они сели ужинать, к дому подъехала машина и из нее вышел высокий, крепкий мужчина. Он уверенным шагом направился к дому и проследовал через несколько комнат прямо в столовую. Минни бежала за ним, пытаясь что-то сказать и остановить его, но он совершенно не обращал на нее внимания. — Всем привет* — сказал он, войдя, наконец, в столовую. Все присутствующие обернулись, и застыли в недоумении, глядя на него. А Мэгги вдруг побледнела и переменилась в лице, очень при этом напугав Джастину. Мужчина уверенным шагом направился к столу и сел, в упор глядя в глаза Мэгги. Все сразу заметили, что он был изрядно пьян. — Господи... Люк... — прошептала она, поднимаясь со своего места. Но тут же, насколько смогла, взяла себя в руки. — Не ожидала тебя увидеть снова, ‘— уже несколько более уверенно сказала она. — Понимаю, я гость нежданный, — Люк криво усмехнулся. — И, наверное, не очень желанный. Но все-таки я решил приехать. Ведь как-никак ты мне жена. — Люк, коль скоро уж ты приехал, то поужинай с нами, а все разговоры и выяснения отношений мы оставим на потом. Объяснимся с глазу на глаз, если ты этого хочешь. — Поужинать я не прочь, — громко сказал Люк, потирая руки. — Но чего терять время? Время, как ты понимаешь, — деньги. Поговорить мы можем и сейчас. Я так понимаю, это наша семья. Они же нам не чужие люди. — Это не наша семья, Люк. Это моя семья. Ты к ней не имеешь никакого отношения. Я тебя прошу, давай поговорим позже. — Ну что же. Попробуем. Хотя у меня не так много времени. Утром я должен буду уехать. — Ты хочешь остаться на ночь? — изумленно спросила Мэгги. — Да, а что в этом такого? Я ведь приехал не в . чужой дом, в свой. И к своей жене. Скажи-ка мне лучше, уж не эта ли рыжеволосая красавица моя дочь? Мэгги не успела ничего сказать. Джастина вступила в разговор. — Да, — сказала она, зло и холодно глядя ему в глаза. — К несчастью, я родилась именно от вас. Наверное, с большой натяжкой, можно сказать, что я ваша дочь. Но уж точно никак нельзя утверждать, что вы — мой отец. Я не могу признать своим отцом человека, который впервые появился в моей жизни, когда мне уже исполнилось тридцать пять лет. — Успокойся, Джас, — обратился к ней Лион, крепко сжав ее руку. Люк, судя по всему, был настроен агрессивно и вел себя так, словно приехал именно для того, чтобы устроить громкий скандал. — А что же, дорогая доченька, мамочка не рассказала тебе, почему я исчез из ее жизни? Ведь это она во всем виновата. Я вкалывал, как вол на уборке тростника, чтобы заработать деньги, купить землю и получить возможность нормально содержать семью. А ей, видите ли, было тяжело ждать. Она не могла жить в одиночестве. Спроси-ка у нее, это ведь Мэг бросила меня. Кстати, Мэгги, ты ведь собиралась родить от меня второго ребенка? Ты родила его? Что-то я здесь никого больше не вижу. Глаза Мэгги наполнились слезами. — Это не твое дело, Люк. Не суйся, пожалуйста. И тут не выдержал Лион. — Мистер О’Нил, — сказал он, ровно и холодно, куда-то в сторону, — если вы сейчас не намерены успокоиться и вести себя пристойно, — хотя, нам понятно, что это крайне сложно для человека вашего склада, — то, я думаю, будет лучше, если вы “покинете этот дом и сделаете это сию же минуту. — Ладно, ладно, ладно, — ответил Люк. — Какой грозный. Это кто же такой? — Я — Лион Хартгейм, к вашему сведению. Муж Джастины. И я не позволю вам вести себя так, словно вам здесь чем-то обязаны. И тут Люк взбеленился. Глаза. его налились кровью, и пьяная улыбка сменилась гримасой откровенной, плохо контролируемой злобы. — Конечно. Я вкалывал всю жизнь, как проклятый. Потратил на это всю свою молодость, все свои силы и здоровье. И только лишь для того, чтобы сделать нормальной жизнь своей семьи. А сейчас, когда я, наконец, приехал, чтобы порадовать свою жену известием, что я все же добился своего и купил землю, бросил плантации, собираюсь вернуться к ней, меня просто оскорбляют и хотят выкинуть из дома. — Люк! — вскочила Мэгги. — Убирайся отсюда. Я говорила тебе, что дети, рожденные от тебя, тебя не касаются. И я говорила тебе, что больше не желаю тебя никогда видеть. Никогда! До; самой своей смерти!!! А у тебя хватило наглости явиться и обвинять меня в чем-то, да еще устраивать скандал в присутствии всей семьи. Ты променял меня в свое время на своих друзей, на жизнь, которая тебе нравилась. Я не интересовала тебя все эти годы. Тебя не волновали мои проблемы и твои дети. Так что, будь добр, убирайся. Я не хочу тебя больше видеть. — Но ты не забыла, дорогая, — насмешливым, злым тоном проговорил Люк, — что ты еще моя жена? — Я еще раз повторяю тебе, я не желаю тебя видеть. И я тебе не жена. Можешь подавать на развод. Я с удовольствием подпишу все нужные бумаги. — А я не дам тебе развода, — воскликнул Люк. — Ни за что не дам. — Мэгги, — спокойно и жестко сказал Лион, — все будет нормально. Этот человек не будет вам больше отравлять жизнь. Подавайте на развод сами, а я, чем смогу, постараюсь вам помочь. — Спасибо, Лион, — благодарно улыбнулась ему Мэгги. Глаза Люка зло заблестели. — Хорошо. Вы хотите скандала? Будет вам скандал, я обещаю. Я так просто этого не оставлю. А теперь, приятного вам аппетита, — сказал он, опрокинул стул и, не прощаясь, быстрым шагом удалился. Еще некоторое время в столовой стояла гробовая тишина. Все слушали, как хлопнула дверца машины, взревел мотор, и шум двигателя постепенно стал удаляться. Молчание сохранялось до тех пор, пока он не затих совсем. Все это произошло за каких-то двадцать минут. Люк явился, как разрушающий ураган, пронесся по комнате и так же стремительно умчался куда-то. Никто не знал, что он будет делать дальше, какие конкретные шаги будет предпринимать и какие мыслишки зреют в его одурманенной алкоголем голове, но всем было ясно: Люк не пропадет из их жизни просто так, а доставит еще массу хлопот и неприятностей. Лион и Джастина решили задержаться еще на некоторое время, пока все не утрясется, чтобы поддержать Мэгги. Вокруг Мэгги было много мужчин, но все они, так же как и она, были ошарашены этим внезапным вторжением. И лишь один Лион сохранял хладнокровие и знал точно, что нужно делать. — Никогда не понимал подобных вещей, — как-то сказал он угрюмо. — Выродки, вроде этого Люка, врываются в нашу жизнь, топчутся по ней в своих грязных башмаках, плюют и сморкаются в нее и при этом чувствуют себя очень комфортно, а мы смущаемся, как бы не задеть1 их тонкую душу. Не понимаю... Джастина была вынужденна согласиться с мужем. По сути> СХ СЫЛ сёоя

несколько неловко перед новоявленным родственником, и этот «барьер родства» не позволял им, по крайней мере, пока не позволял, спустить Люка с лестницы. Если кто и был способен на подобный решительный шаг, то только Лион.

На следующий день они вместе с Мэгги от правились в Джилленбоун, где подали заявление о разводе. Они хотели, чтобы все было быстро и тихо, но, как выяснилось, Люк тоже не сидел сложа руки. В светской хронике центральной джилленбоунской газеты стали появляться заметки о грядущем громком бракоразводном процессе. А вскоре это сообщение подхватили и газеты более крупных городов, так как Дрохеда и ее владельцы были самыми богатыми и очень заметными фигурами в местной жизни. Через несколько дней вечером Люк позвонил сам. Он был сильно «подшофе», что, похоже, стало его нормальным состоянием. Мэгги сообщила ему, что подала прошение о разводе, и попросила встретиться с ней завтра в суде и подписать свое согласие. Услышав ее слова, Люк издевательски захохотал в трубку. — Я ведь уже сказал тебе, дорогуша. Никакого развода! Ни-ког-да! Я даже говорить об этом не стану. Не-ет! Если ты думаешь, что так просто будет отделаться от меня, то заблуждаешься. Очень заблуждаешься. Ха! Он бросил трубку. Мэгги и Лион долго думали, что можно предпринять, и, наконец, Лион сказал: — Такие люди ничего не делают из принципа. Это чувство атрофируется в них после полугода регулярных возлияний. Он, явно, преследует меркантильные цели. А что, дорогая Мэгги, если мы заплатим ему? Как вы думаете, деньгами мы сможем успокоить этого мерзавца? — Да, деньги для него всегда были на первом месте, — услышав это, Лион утвердительно кивнул. — Деньги и развлечения. А поскольку одно неразрывно связано с другим, я думаю, можно попытаться. На следующий день они встретились с Люком у здания суда, и Лион пригласил его сесть в машину и поговорить. Люк начал было кричать, но, когда услышал, что дело касается денег, слегка сбавил тон, однако, опасаясь за собственную безопасность, сначала, тщательно осмотрев машину, убедился, что, кроме Лиона, других мужчин в ней нет. Последнее обстоятельство прибавило ему смелости. Он начал как бешеный торговаться. — И сколько вы намерены мне заплатить? — без обиняков спросил он. — А сколько вы хотите? — холодно ответил вопросом на вопрос Лион. — Учтите, у нас мало времени, и поэтому не делайте бредовых предложений. Хоть в .этом-то будьте мужчиной. Люк задумался. Примерно с четверть часа они ждали, что же он, наконец, скажет. После затянувшихся размышлений, почесывая небритый подбородок, он заявил: — Я думаю, сто тысяч фунтов меня бы вполне устроило. — Я же предупреждал, у нас мало времени. — Черт побери, — возмутился, дохнув перегаром, Люк, — а вы что, хотите, чтобы я отпустил ее даром? — Я думаю, мистер О’Нил, самое большее, что мы можем предложить вам, десять тысяч. — Ха, молодой человек. Да вы, никак, смеетесь надо мной? Нет, ради таких денег я не лишу себя удовольствия устроить громкий общенародный процесс. — Ну что же, это ваше право. Процесс так процесс. Отлично. Мы будем готовы к нему. У нас есть деньги, чтобы нанять хороших адвокатов, и они принародно, — Лион даже не улыбался, — спустят с вас шкуру. Идите вон. Поняв, что дело оборачивается против него, Люк торопливо добавил: — Ладно, меня устроило бы и девяносто тысяч. — Я могу повторить. Десять тысяч и ни пенсом больше — глядя прямо перед собой ответил Лион. — Да и то, по-моему, это слишком большая сумма для вас. Я не дал бы вам и шиллинга, если бы не Джас. Итак, десять тысяч, либо убирайтесь прочь/ — Ну, пятнадцать. — Вон. — Двенадцать! Я столько лет... Свою историю вы можете излить приятелям в пабе. — Одиннадцать. — Нет, — Лион, был сама непреклонность. — Ладно. Черт с вами. Но деньги наличными и вперед! — Пять тысяч. Вторую половину после заключения договора. — Я вам не верю! Вы обманете меня! — Это ваша проблема. — Хорошо, — после мучительных раздумий согласился Люк. Все вместе они поднялись в здание суда, где и составили надлежащий договор. Сжимая в кармане пачку купюр, Люк занес перо над бумагой, затем замешкался и просительно осведомился: — Но вы не обманете меня? Даете слово? Дайте слово! — Неужели человек вашего склада способен верить кому-нибудь на слово? — презрительно усмехнулся Лион. — Не смешите нас. Люк, махнув рукой, поставил свою подпись на всех необходимых бумагах, получил деньги и довольно улыбнулся. — Вы — настоящий джентльмен. Приятно иметь дело с джентльменом. Лион перечитал документы, аккуратно сложил их и протянул Мэгги: — Возьмите, Мэг, и храните их как зеницу ока. А вы, — он повернулся к Люку и брезгливо сказал: — Убирайтесь и не вздумайте появиться в Дрохеде еще раз. Если же подобная мысль придет вам в голову, учтите, я прикажу спустить вас с лестницы, а затем вызову полицию, и мы возбудим против вас уголовное дело по обвинению в вымогательстве. Вам ясно? — Да, сэр. Конечно, сэр. Я... никогда больше... — Вот и хорошо, — перебил Лион. — А теперь идите вон! — Да-да. Спасибо, сэр. Вы настоящий джентльмен. — Идите вон! И поспешите, иначе я спущу вас с лестницы прямо сейчас. Люк побледнел. Лион был не крепче его, но зато настроен куда решительнее и серьезнее. — Я уже ушел, сэр. Больше вы обо мне не услышите. — Слава богу. Я рад. Когда они вышли из здания суда, Люка уже нигде не было. Лион предупредительно открыл дверцу лимузина и помог Мэгги и Джастине сесть. Сам он устроился за рулем. Через минуту машина уже катила по дороге в Дрохеду. Первым нарушил молчание Лион: — Эти скоты понимают только такой язык. Никакие аргументы на них не действуют. Вежливость они принимают за слабость. Им нужно давать понять, кто хозяин положения. Но теперь все позади, с ним покончено, и вы можете возвращаться к своей привычной, спокойной жизни. — Спасибо тебе, Лион. Не знаю, что бы, я без тебя делала. — Не за что, — улыбнулся женщинам тот.