Не возвращайся

Гауф Юлия

— Это не хамство. Просто… не знаю, — надулась Лика.

— Инна тебе не нравится?

— Главное, что ты ей нравишься, — пробурчала Лика. — Она нормальная. Но я… пап, не знаю, как объяснить. Она сильно радостная.

Мы поймали взгляд Инны, прекратили перешептывания и принялись за еду.

Понимаю, о чем Лика. Сам такой: от любого излишнего проявления эмоций быстро устаю. Потому и не хотел Асе говорить о диагнозе. Думал, жена перепугается, примется опекать меня без меры. Все эти бесконечные вопросы «Как ты себя чувствуешь?», «А сейчас как?»,

«А сейчас?», «Ты устал? Ты принял лекарства? Отдохнул?», и сообщения каждые десять минут… всё это — проявления заботы, как и взгляды, полные тревоги, боли. Да, это забота, но я могу выносить такое дозированно, а если без меры — злюсь из-за постоянных напоминаний о плохом, так всегда было, потому о проблемах я жене говорил редко. Не такой Ася человек, который просто выслушает, обнимет, и в покое оставит. Она… черт, а я снова забыл, как она отреагировала, надо же. Никакой излишней заботы, никакого беспокойства.

Проваливай, мудак! Развод, сука, так тебя!

— Паш, плохо? — Инна вскочила со стула.

Я выставил руку вперед, пытаясь остановить её, чтобы Лику не пугала. Мне дурно, но в обморок я падать не собирался, просто слишком глубоко в не самые светлые мысли ушел.

— Нормально, — прохрипел, и стало хуже, мир перед глазами закружился.

— Папа!

— Всё хорошо, Лик. Там… в дверь звонят, посмотри кто, скажи, чтобы подождали, я сам открою. Иди. Иди, Лик, пожалуйста, — поторопил дочку.

— Да, малыш, иди, — Инна подтолкнула Лику к выходу, сама надо мной склонилась. — Тошнит? Дыши. Медленно, животом. Так, ну-ка, — она сжала моё запястье, кажется, пульс считает.

А я дышу. Хоть бы не вырвало! В голове шум океана, перед глазами мошкара, суставы выворачивает… так всегда теперь будет, до самого конца? А потом— всё, финал? А сейчас моя финишная прямая — она вот такая у меня, хреновая?

Инна шепчет что-то, гладит, а мне бы Асю сюда — ту, прежнюю Асю. С чрезмерной заботой, от которой иногда сбежать хотелось. И, плевать уже, пусть даже с жалостью во взгляде. Инна неплохая, но друг — не любимая женщина. Всё еще любимая… стерва, но, мать её, любимая…

— Ой, доброе утро, — слишком громко произнесла Инна.

А я даже голову повернуть не могу. Гипнотизирую взглядом чашку с ряженкой, на ней сосредоточен — она светло-серая, с белой каймой, цвета успокаивают, зрение, вроде, возвращается, и мир потихоньку перестаёт кружиться. Но пока лучше не шевелиться, даже дышать стоит осторожно, чтобы не вырубиться, предварительно заблевав всё вокруг.

… а может, Лике лучше с Асей быть, чтобы не видеть всего этого?

— Пап, тут мама пришла, — подала голос Лика, и голос у дочки… словами не передать.

***

АСЯ

Я приехала… сама не знаю, зачем.

Проведать. Попросить Пашу вернуть мне дочь. Молить Лику вернуться. А если Лика не согласится — договариваться. На встречи, хоть на что-то.

Не могу я без семьи, от меня будто три четверти отрезали, и та четвертушка что осталась — кровит, ноет, не умирает, но и не живёт.

Ключи

у меня от всех квартир есть, я прихватила с собой, но только оказавшись у двери поняла что не должна сама открывать. И позвонила в дверь.

Как же я волнуюсь! Мне не выступать перед публикой, я не к требовательному заказчику приехала — к семье, но меня потряхивает. Жду, когда откроют дверь. С предвкушением и ужасом жду, потому что не знаю, что будет — Лика обнимет меня, улыбнётся, или скажет чтобы я ушла, а если скажет то почему? И Паша как на меня посмотрит? А Глеб… если он здесь? Они — здесь, а я — лишняя?

Открыл мне не Паша, а Лика. Отворила дверь, и опустила руки растерянно. А я улыбнулась ей, глаза слезами наполнились, но я проморгалась, спрятала слезы — только реветь не хватало при дочери.

— Привет, моя хорошая. Можно? Ты почему сама дверь открываешь? Папа разве не дома? А школа? — я вошла с миллионом вопросов.

Мне необходимо знать о её настроении. Как спала, что ела, что снилось, что случилось интересного, не обидел ли Лику кто, и… почему она ушла от меня — это я тоже хочу знать, но уже не в первую очередь, даже моя обида отступила. Я просто хочу поговорить со своим ребёнком, обнять её.

— Мама… — Лика выдохнула это слово, позволила себя обнять, даже сама прижалась ко мне на миг.

— Родная. Так папа дома? Ты же не одна?

— Папа… он…

Лика замялась. А я увидела женские красные с черно-золотой пряжкой туфли на шпильках — месяца два назад я сама на такие облизывалась, мерила, вышагивала по магазину в них, но после пяти минут ног не чувствовала. В таких можно красиво сидеть, а ходить — медленно, пытаясь убедить себя что красота требует кровавых жертв.

Я на эти жертвы оказалась неспособна пойти.

— Лик, у вас гости?

— Да, — дочка закивала, — гостья, помочь пришла. Мам, а ты к нам насовсем?

Лика с такой надеждой на меня посмотрела, но она же знает! Знает всё! И гостья… Паша что, с ума сошёл?

Нет, — мысленно ответила себе, — если бы Тамила пришла, Лика на дыбы бы встала. Это просто знакомая, не любовница! Паша не настолько мерзавец, чтобы к дочери девок таскать!

Но ведь у сына отбил подружку, значит, настолько?

Нет, не стану я себя накручивать!

— Мам, идём. Там Инна, это просто папина знакомая. Она врач. Готовить меня учила всякие позезности для папы. Идём же, — У Лики голос радостный, тёплый. Рада мне, словно не было ухода из дома и холодных сообщений после.

Дочка потянула меня в кухню.

Туда, где тихий женский голос, запах еды, и тонкий, едва уловимый аромат свежего, весеннего парфюма…

Туда, где над Пашей склонилась молодая блондинка. Одна её ладонь на плече Паши, вторая ласково поглаживает его руку, а он голову склонил, принимает прикосновения, не отталкивает… при дочери…

Туда, где только что мило завтракали трое. Домашней едой, которую… что Лика говорила? Инна-врач готовить её учила?

Инна. Блондинка-Инна.

Молодая, красивая Инна.