Не время для шуток
Шрифт:
– Придурки! – Маканина стала собирать свое добро, разбросанное по всему классу.
– А это у нас что? – довольно пробасил Васильев. Краем глаза Олеся успела заметить, что в руках у него появилось что-то цветное. Наверное, фотографии нашел. Пусть полюбуется на Анькины таланты.
– Ну-ну… – протянул Андрюха. – А иголки в куколок ты случайно не вкалываешь?
– Не трогай, раз не твое! – бросилась вперед Маканина, пытаясь вырвать из его рук порезанные фотографии. И зачем она только взяла их? Наверное, машинально сунула в учебник.
– Нет уж, – отпрыгнул в сторону Васильев, пряча руки
– Тебя первого сожгут, потому что ты – полный кретин, – вертелась вокруг Андрюхи Олеся. – Отдай!
– Ребята, спасите! – заголосил Васильев, вскакивая на стул. – Она меня сейчас раздавит.
– Проще: я тебя сейчас прибью! – Маканина ногой ударила по стулу. Андрюха закачался, издавая жалобные вопли.
– Эй, эй, полегче, – подбежала к ним Ксюша. – Не столкни!
Олеся повернулась, чтобы ответить, и тут заметила, что Курбаленко на что-то очень внимательно смотрит.
– Да иди ты! – оттолкнула она от себя Рязанкину и шагнула к Лизе.
На полу лежал ее учебник по литературе. По злой иронии судьбы раскрылся он на странице, так любовно вчера оформленной Маканиной. На странице с «Медным всадником».
– Ну, хватит! – подхватила она учебник и поскорее запихнула его в рюкзак. – Повеселились, и будет. Можешь засунуть эти фотографии знаешь куда? – бросила она Васильеву. Тот замотал головой. – Вот-вот, именно туда. – И, чтобы хоть как-то сгладить неловкость, спросила у Курбаленко: – Ну, что там с вечеринкой?
– С какой вечеринкой? – вздернула брови Лиза. Она продолжала задумчиво смотреть себе под ноги, словно там все еще лежал учебник.
– Ну, ты говорила, что хочешь устроить в субботу вечеринку. – Олеся взгромоздила рюкзак на парту и стряхнула с него густую школьную пыль.
– Так мы ведь встречаемся… – начала Курбаленко, но остановилась, вскинув глаза и закусив губу.
– Решили без меня? – Настроение у Маканиной испортилось. Самое время было отправляться домой. Ну их всех в баню с их вечеринками и глупейшими шутками! Хотят сделать из нее изгоя – пожалуйста, она, может, больше в эту школу вообще никогда не придет. Больно надо!
– Почему без тебя? – медленно отозвалась Лиза, прищуривая глаза. Она всегда так делала, когда о чем-то задумывалась.
– А куда идти? – Слова из Курбаленко приходилось вытаскивать клещами. После каждой фразы она надолго замолкала.
– К Рязанкиной, – произнесла Лиза и поджала губы. Но тут же широко улыбнулась. – Приходи, конечно, – заговорила она совсем другим тоном. – Мы встречаемся в субботу, около школы, в пять. Потом отправимся к Ксюхе. Будут все, кто ездил в Питер. Соберемся тесной компанией. Подгребет, наверное, человек десять. Андрюха с Быковским собирались. Катька с Анькой. Кстати, пусть Смолова не зажучивает фотки! Ты ей так и скажи, чтобы принесла. Нет, лучше я сама скажу. Ты возьми на себя Галкина. А то он опять опоздает, мы его ждать будем. С тобой это надежнее.
– Почему это со мной надежнее? – буркнула Олеся, переводя взгляд с Лизиного лица, снова ставшего приветливым, на стоящую неподалеку парочку Рязанкина – Васильев, с интересом рассматривавших порезанные фотки. – Вам он нужен, вот вы и зовите.
–
– Да ни с кем я! – вспыхнула Олеся, но сдержалась. Чем меньше кричишь на эту тему, тем быстрее все забывается. – А что брать с собой? Кто будет всем заниматься?
– Мы с тобой и займемся. – Лиза взяла Маканину за руку, как делала раньше, когда они дружили. – Рязанкина все купит, скажет, сколько потратила, а мы потом скинемся и деньги вернем. Пока народ собирается, мы все порежем. Там всего-то и делов – бутерброды раскидать и коктейли сделать.
– Так, может, тортик купить? – Маканина мгновенно забыла обо всех своих обидах.
– Ну купи. Не пропадет. О, Андрюха! – Лиза бросила Олесю и схватила Васильева за рукав. – Не уходи! – Она повлекла его за собой. – У меня есть гениальная идея! – И они пошли прочь. Уже на выходе из класса Курбаленко бросила насмешливый взгляд в сторону Маканиной и скрылась.
На душе у Олеси стало как-то тревожно. Что-то вокруг происходило, в воздухе чувствовалось некое напряжение. Маканиной казалось, что на нее все смотрят. Стоило ей самой повернуть голову, как те, кто пялился на нее, отворачивались. И уже кто-то другой сверлил ее спину недобрым взглядом.
Вот-вот, сейчас… Резко повернуться…
И опять – никого. Обычная перемена. Малыши бегают, кто-то сидит на подоконнике, кто-то гоняет по коридору выпавшую плитку паркета, топают каблучками недовольные учительницы.
Олеся почесала спину, чтобы прогнать неприятное ощущение.
Это она, наверное, еще не до конца выздоровела после питерской простуды, все ей что-то кажется, что-то мерещится.
Весь урок она смотрела на сидевшую от нее через ряд, около окна, Рязанкину, которая постоянно что-то спрашивала у Андрюхи. Она-то что нашла в нем? Васильев же – неудачник. Да и семья у него явно не такая богатая, как у Ксюши. Вместе они смотрятся – вообще улет! Разборчивая Рязанкина могла бы подобрать себе кого-нибудь и посолидней. Вон, у Гребешкова папенька – банкир, а у Волкова отец – известный актер. Все получше компания-то, чем безродный Васильев.
Да и зачем Рязанкиной устраивать тусню у себя? Это суетно и неудобно, а Ксюха любит комфорт, чтобы ее не беспокоили.
Почувствовав Олесины взгляды, Рязанкина несколько раз обернулась, а на перемене и вовсе подошла к ней, села на край парты.
– Что не так? – поинтересовалась она. Мыски новеньких туфелек несколько раз стукнулись о ножку стула.
– Ничего, – буркнула Маканина, пряча под парту руки с искусанными ногтями – рядом с ухоженной Рязанкиной она всегда чувствовала себя неуютно.
– Лиза сказала, что ты собираешься покупать торт. – Ксюша не смотрела на Олесю, так что ее стеснение осталось незамеченным. – Это хорошо. Галкин-то придет?
– Позовете, явится, – отодвинулась от нее Маканина.
– Ну, ладно. – Рязанкина легко соскочила с парты и ушла из класса.
Олесе все это перестало нравиться. Что они затевают? Очередной розыгрыш? Может, не пойти? А если все состоится? Нет, она обязательно должна там быть! Ей нужно показать, что ничего не изменилось, что дурацкая история с болезнью и Галкиным ничего не значит. Глупо было бы из-за такой ерунды попасть в разряд отверженных.