Не время для вечности
Шрифт:
После этого я сидел опустошенный, вспоминая, как гуру вылечил меня, его слова про кожный зуд, и я понял, что должен сознаться в своем падении, а потом просто покончить с собой. Я пришел к духовному учителю и все рассказал ему. Выслушав меня, он ответил:
– За то, что ты ослушался меня, для твоего же блага, я проклинаю тебя. За совершение непотребных действий в неурочный час, в неподходящее время, с распутной женщиной ты примешь рождение в теле дерева.
Но за твою искренность и благие поступки ты будешь уважаем людьми.
Я очень благодарен своему учителю. Его проклятие стало для меня благословением, я многое понял. Тот, кто идет мирским путем, имеет право на ошибки, но тот, кто хочет стать святым, должен проходить суровые испытания. Путь к свету и истине непрост...'
Мудрец отнял свою руку от ствола и посмотрел вверх, в крону исполинского дерева: множество птиц и обезьян нашло там свой приют. Все они перекрикивались, переругивались и пели на разные лады. С ветвей спускались воздушные корни, служившие подпорками тяжелой кроне дерева.
Мудрец мысленно обратился к дереву: 'Велик ты, мудрый баньян! Спасибо за историю. Всех благ!'
Листва в ответ одобрительно прошелестела. Сделав поклон, мудрец направился к хижине Джагая. Что будет, он знал, но не печалился и не радовался, а просто шел выполнять то, что должен был'.
– Привет, отвлекаю? - раздался голос где-то справа.
Иша инстинктивно закрыла книгу и увидела улыбающегося Диму. Она поняла, что ей будет приятно пообщаться с ним.
– Нет-нет, я просто немного рисовала, потом немного читала. Все разошлись, а я вот пошла сюда.
– Понятно. А я шел дальше, к ашраму Битлз и, увидев тебя, решил подойти. Думаю, предложу ей прогуляться. Ты как?
Иша согласилась, и они пошли по каменистому берегу вдоль реки. Течение все усиливалось - здесь купаться уже было невозможно.
Вскоре слева они увидели пресловутый ашрам: это было старое, обветшалое здание, совсем небольшое, в один этаж. Они не стали подниматься к нему, а просто сели на большие плоские валуны и стали смотреть, как зеленая, свежая вода запутывается у самых камней в небольшие водовороты и, распутываясь, весело, с брызгами бежит дальше, освещенная ласковым солнцем.
– Махариши Махеш Йоги просто одурачивал 'битлов', - сказал Дима.
– О да, - согласилась Иша, которая тоже совсем не верила в подобных 'йогов', - и судя по всему неплохо наживался на их вере.
– Но есть истинные духовные учителя, - задумчиво сказал Дима.
Какое-то время они просто молчали. Каждый был погружен в свои мысли, но Иша отметила, что молчать с ним было комфортно.
Она вспомнила Ясона и сразу задала себе вопрос: а хорошо ли то, что она вот так сидит сейчас с Димой и общается с ним, вдали от всех...
'Хотя почему это плохо, - продолжался ее внутренний
На этой мысли сильная тоска сжала ее сердце, но она с силой отогнала это чувство.
Ише внезапно захотелось уйти и запереться в своем номере, остаться одной. Поплакать, а потом снова рисовать. Рисование всегда помогало ей забыть обо всем.
Но она осталась, и какое-то время они гуляли по берегу, пока мягкие, прохладные сумерки не укрыли городок.
– Тебе нужно будет уехать через какое-то время, - неожиданно сказал Дима, глядя куда-то на другой берег.
– Уехать, но куда? - В другое время Ише показалось бы их общение странным, но сейчас она чувствовала себя словно кусочек пазла в большой, величественной картине. И она многое понимала без слов.
Не ответив на ее вопрос, Дима предложил:
– А пойдем в 'Офис'? Так называется забегаловка на главной улице, мы часто собираемся там перекусить самосами. Может, Йогиня тебе уже рассказывала?
Выпьем горячего имбирного напитка, а то уже зябко становится. И наши, наверное, уже туда подтянулись.
Иша согласилась и не стала пытаться получить ответ на свой вопрос про отъезд. Она вспомнила, что Йогиня утром говорила про эту кафешку и знала, что, даже если пойдет сейчас в свой номер, ее все равно оттуда вытащат.
Пока они шли, началось вечернее огненное поклонение матери Ганге. Красивые жрецы у гхата, где стояло громадное мурти Ханумана, разожгли многоярусные лампады и, держа их за длинные ручки, с трудом вращали перед собой. Вкусно и пряно пахло благовониями: ароматный дымок свободно расползался в свежем воздухе.
Молодые лица жрецов выглядели полностью погруженными в поклонение. Раздавался перезвон колокольчиков и пелись мантры, на воду опускались, одна за другой, маленькие лампадки с крохотными огоньками внутри. Иша почувствовала, что ее сердце закружилось в новом сладостном танце.
Ей хотелось остановиться и прочувствовать это мгновение, но Дима повлек ее дальше. Он взял Ишу за руку, и она почувствовала, что в этом жесте есть своеобразное проявление власти. Она посмотрела на Диму, и он показался ей очень родным и знакомым. Словно она любила его и потеряла когда-то давно, но любила как брата.
В 'Офисе' было всего несколько столиков из светлого дерева, у каждого стояло две узкие лавки. Три стола были заняты: за одним из них серьезный японец что-то записывал в свой блокнот. Перед ним стояла дымящаяся тарелка с горячими самосами. За японцем, в незастекленном проеме, волновалась темная вода, запятнанная искристыми отблесками фонарей, которые были расставлены по набережной, словно сияющие знаки тире на железных столбах.
Еще один стол занимали веселые иностранки. Они отчаянно жестикулировали и картинно пучили глаза, живо рассказывая о чем-то друг другу. По закону небольшого пространства они сидели совсем рядом со столиком, за которым уже расположились Женя с Аней и Йогиня О, которая, сощурив глаза, с интересом рассматривала входящих Ишу и Диму.