Не время для вечности
Шрифт:
– А я вот йогой занимаюсь. Это мне очень помогает себя поддерживать. И философия йогическая мне тоже по душе, - сказал Дима, присев рядом с ней на корточки.
– Ты знаешь, а я вот чувствую, что никогда не буду заниматься йогой, хотя сами йоги мне очень симпатичны, - сказав так, она замолчала, немного недовольная собой.
Дима может подумать, что она заигрывает с ним, а этого Ише совсем не хотелось.
'Так часто бывает, - думала она, - с тем, кто нравится, сложно, а когда
Глядя вниз, на маленький городок, утопающий в зелени, она снова вспоминала Ясона. Иша так мало его знала, но сразу почувствовала особое расположение, поехала с ним в Индию и теперь сидела где-то далеко от него. А может, близко?
Ей вспомнились стихи Бродского:
'... я любил тебя больше чем ангелов и самого и поэтому дальше теперь от тебя чем от них обоих..'.
Дима что-то говорил, но сейчас Ише совсем не хотелось слушать его. Неожиданно рядом появилась улыбающаяся Йогиня О, которая, как Ише казалось до этого, ушла вперед от компании. Семейная пара тоже медленно проплыла мимо.
Иша встала и пошла за ними, оглянувшись с рассеянной улыбкой на Диму, словно прося его не обижаться на нее.
– Я знаю, о чем ты думаешь, - сказала Йогиня О, - вечером я сделаю тебе одно предложение. Вечер хорошее время для предложений, от которых сложно отказаться.
– Хорошо, - сказала Иша, все еще погруженная в свои тягучие, болезненно-сладкие мысли о Ясоне. - Ты знаешь что-то про Ниилкант?
– Я знаю только, что великий Шива выпил яд, который вышел из молочного океана, когда его пахтали демоны вместе с полубогами. Они жаждали получить нектар бессмертия и получили его.
Но сначала из океана вышел яд, и он грозил уничтожить все живое. Тогда Шива собрал его своими божественными ладонями и выпил. Он задержал яд в своем горле, и оно посинело. Храм посвящен этому событию.
Иша ничего не ответила и какое-то время они шли в молчании. Ей вспомнилось, как похожим солнечным днем, год назад, она с двумя подругами, бродила по Парижу.
Елисейские поля и куча богатых арабов с женами в черном; городской парк с раскладными стульчиками в свободном доступе; обязательный Лувр 'ну где там Мона, которая Лиза'?
Наконец, после долгих блужданий в коридорах музея, они увидели знаменитую картину за бронебойным стеклом, и, за еще более плотной стеной толпы - Иша даже расстроилась 'зачем они так?'.
Задумчиво пожевав орешков на скамейке перед графическими работами, изображавшими части человеческих тела, девушки покинули Лувр и отправились в музей д'Орсэ. Великолепная атмосфера бывшего вокзала очаровала подруг.
Иша, как и художница Юлька, была без ума от импрессионистов и с огромным удовольствием рассматривала картины Дега, Моне и Ренуара.
Беспокойная Асса, уставшая от буйства цветовых пятен, сбежала от них на первый этаж. Там проходила выставка жутковатых монохромных картинок, где у всех людей были головы животных или птиц.
В это время Иша с особым трепетом поднималась на второй этаж, где висели картины Ван Гога. Музей держал не самые его известные работы, но для нее это был момент истины.
Пройдя мимо нежных балерин Ренуара, она вошла в зал, где толпился народ, быстро переходивший от одной картины к другой. Она наблюдала, что люди просто хаотично перемещаются по залам, не задерживаясь и не всматриваясь в изображенное на холстах.
Иша представила, как страстно горело сердце этого странного художника, но этот пламенеющий пожар красоты по-настоящему был признан только после его смерти.
А сейчас эти люди, словно рыбы в аквариуме, безразлично плавают мимо его картин и не придают им большого значения.
'Они не понимают для чего это все', - решила Иша, и это ее очень задело. Сама она готова была подолгу стоять перед каждой картиной, внимательно рассматривая.
Когда подруги вышли из музея, и когда фотографировались со статуей носорога, и когда пошли по нагретой набережной, весело болтая о виденном за день, Иша была погружена в свои мысли, но неожиданно она гневно заговорила:
– Я не понимаю. Не понимаю подобного отношения! Все эти художники, они были великими. Они отдавали и посвящали все своему искусству: свои сердца, свое время, свои жизни наконец! А эти люди просто безразлично глазеют на их картины и проходят мимо: 'ну-ка, что там еще?'
Юлька, которая хорошо зарабатывала дизайном, хмыкнула:
– Ну ладно, чего ты кипятишься? Люди просто гуляют, отдыхают, смотрят. Что в этом такого?
– Да они просто жрут, твои люди! Как замечательно говорил писатель в 'Сталкере' Тарковского. Жрут и все. Не задерживаются, не вдумываются, не переживают! Они безразлично ходят от картинки к картинке, а потом ставят где-то внутри у себя галку 'я здесь был'. А меня возмущает и задевает подобный подход к искусству!
– Ты просто хочешь висеть в музее. В этом вся проблема. Нужно быть проще, - неожиданно выдала Асса. Ише было обидно слышать фразу о простоте. До этого ее уже подкалывали, что она из простого делает сложное.
Иша обиделась и замолчала.
Подруги зашли в какой-то небольшой магазинчик, который попался по пути. Иша сделала неловкое движение, и бутылка вина случайно скользнула с полки на белый кафельный пол.
Она с ужасом смотрела, как из темных осколков расползаются зловещие багровые ручейки.
На шум вышел продавец, и ей пришлось заплатить за бутылку - вино оказалось дорогое.
Подруги только весело смеялись, но, хотя Ише совсем и не было смешно - сумма получилась приличная, она улыбнулась и сказала:
– Мы пьем дешевое вино и бьем дорогое. Ну Париж!
Почему она вспоминает это здесь, сейчас, когда идет по лесной дороге все время вверх? Неужели действительно ей хочется стать музейным экспонатом?
Возможно, вполне возможно. Здесь, на высоте, в чистоте и покое, она готова была признать свою глупость и свое тщеславие и даже полюбить тех самых людей, на которых когда-то так негодовала.