Не все мы умрем
Шрифт:
Под утро ее разбудили голуби на чердаке, застонали, захлопали крыльями, как будто их кто-то потревожил.
«Лезет!» — Евгения села в испуге на кровати. А потом спряталась под одеяло и скорчилась: «Если будет стрелять, может, промахнется? Я такая маленькая!»
Потом зашумел лифт.
«Это он едет!» — Босиком она вскочила, побежала в коридор и приложила ухо к входной двери. Из щели тянуло сквозняком. Лифт остановился на четвертом.
«Это он специально, вроде как не ко мне. А сам потихоньку крадется на шестой». — Она уже слышит его тяжелое дыхание на лестнице. Она
Если стукнуть хорошенько по голове, можно выиграть время, перешагнуть через него и бежать вниз, к дому напротив, там всегда охрана, которая бегает под дождем с зонтиками. Нет, я не достану ему до головы. Он чересчур высокий.
Ну хоть куда-нибудь бей! Бей, куда попадешь!»
Тут залаяла собака.
«Это не он. — Она опустила руку с топориком. — Это компьютерщик с четвертого». — Евгения вернулась на кухню, посидела, качаясь на стуле, достала из холодильника отбивные и стала с остервенением молотить по ним топориком. Ошметки полетели в разные стороны. Постепенно Евгения расправилась со своим преследователем. Вот тебе архив, вот, вот! Отбивные молчали и не сопротивлялись. А когда она бросила их на раскаленную тефалевую сковородку, они жалобно зашипели, скорчились и стали мучиться. Вот так она разберется со всеми, кто будет ей угрожать! Вам ясно?
Рассвело. Через силу Евгения позавтракала — надо есть, надо! — чтобы набраться сил, — выпила крепкого чая, оделась и выглянула за дверь. Никого. Пешком спустилась на первый этаж, выглянула из подъезда — никого. Дошла до угла Остоженки. Народу на улице было немного, но все прохожие были подозрительные. Так, короткими перебежками, от угла к углу, от киоска до киоска, от дерева до дерева добралась она до офиса.
Здесь ее встретила еще ночная смена охранников — та, которой она звонила.
— Евгения Юрьевна, мы все обыскали, — оправдывались охранники. — Никого!
— Да я знаю, это просто факс сломался! — успокоила их Евгения, поднимаясь по лестнице. Не успела войти в кабинет, как увидела свое сообщение на факсе: «НАШЛИ?» — оторвала листок, со злостью скомкала и бросила в корзину. Подергала ящики стола — закрыты, проверила сейф — то же самое. Никаких следов ночного посещения не было. Не успела сесть в кресло, как заработал факс. Евгения вскрикнула и с ужасом отпрянула. Из факса, как белая змея, выползал наружу листок: 24.06.99, 07.45, 203-19-25.
Это был номер ее домашнего телефона! Бумага ползла и ползла, змея извивалась и шипела, шипела и извивалась, а хвоста все не было. Она следила за ней, как загипнотизированный кролик. Это уже не кобра, а какая-то анаконда. И на самом конце анаконды, на хвостике, маленькое сообщение петитом: «Спасибо».
Евгения сбросила оцепенение, и все в ней запело. Эксперимент удался! Он не человек Соколова — про фотографии он не знает. Она набрала на компьютере: «Пожалуйста». Подумала и добавила: «В холодильнике отбивные, а на плите — чайник. Чувствуйте себя как дома», — и отправила послание по факс-модему. Сейчас он его получит, а потом найдет дискету.
Герман действительно находился в квартире Евгении. А что ему оставалось делать? Под самым его носом одна очаровательная леди заваливает Мокрухтина. Вы скажете — подумаешь, человека убили! В наше-то время, когда жизнь ничего не стоит, надо ли на это обращать внимание? Все дело в том, что Мокрухтин — это не человек, а вершина айсберга, его, так сказать, надводная часть. Поскольку убитый Мокрухтин теперь потихоньку таял, то айсберг в ближайшее время должен всплыть, и над поверхностью покажутся не видимые ранее части.
Уже начали показываться! Этой ночью из морга института Склифосовского исчез труп неизвестного. В эту же ночь она посетила дом Мокрухтина и положила архив на место. Что все это значит? Что леди идет впереди всех: и впереди следствия, и впереди него, — и после каждого ее шага на свет появляются все новые и новые части айсберга.
Шальная мысль мелькнула у Германа — проверить ее на принадлежность к спецслужбам.
Система ответила: не принадлежит.
Герман потерянно озирался. В квартире было очень много книг. Полки с ними висели везде, даже в коридоре. Проверить такое количество книг немыслимо. Но вот и старый знакомый — Иммануил Кант. Герман вынул тот самый третий том, и книга открылась как раз на вкладыше. Между страниц «Критики чистого разума» лежала дискета. Привет от Евгении Юрьевны.
Герман вставил ее в компьютер. Вот за кем охотилась леди — за прокурором Болотовой! И она мне об этом любезно сообщает.
Включился факс.
«Нашли?» — поинтересовалась Евгения Юрьевна.
Это с одинаковой вероятностью могло относиться и к отбивным, но Герман знал, что она спрашивает его о дискете. Она не оставила ее рядом с компьютером, она специально спрятала ее в Канта, где найти мог только он. Значит, за ней охотится не он один, но и те, которые послали неизвестного, а потом похитили его из морга. Неизвестного она знает — посылала ему сообщение на пейджер, а стоящих за ним — боится. Германа приглашает в союзники. Поэтому и архив отдала ему. Но только копии. Где подлинники? Значит, есть второй тайник? Где он?
«Где он?» — набрал Герман факс.
Евгения пыталась понять, что имеется в виду, когда в кабинет вошел Барсуков. Он увидел в руках Евгении факс, и ее волнение передалось ему.
— Мне охранники сказали — кто-то ночью из вашего кабинета посылал факсы.
Евгения протянула ему бумагу.
— Где он? — прочитал Барсуков и побледнел. — Это они про меня?
Евгения промолчала.
— Откуда факс?
— Из моего дома.
Барсуков рухнул в кресло.
Евгения внимательно посмотрела на шефа:
— Вы что, прячетесь?
Барсуков испугался еще больше. После убийства Мокрухтина он действительно не ночевал дома, а семью отправил в Англию.
— С чего ты взяла?
— Потому что они набросились на меня, а не на вас. Со вчерашнего дня они не отпускают меня ни на шаг. Ночью обыскали офис, теперь обыскивают мою квартиру.
— Откуда ты знаешь? — шепотом спросил Барсуков.
— Посмотрите внимательно факс. Он послан из моей квартиры.
Барсуков посмотрел и отбросил в сторону лист, вскочил и забегал по комнате.