Не все мы умрем
Шрифт:
Прокуратура может многое. Чего не может прокуратура — это поставить на ней крест. До понедельника. Поэтому и посылают фотографию этой дамочки мне. Кто-то задумал расправиться с ней моими руками. И этот кто-то знает, что я могу это сделать. А чтобы я не отказался, прислали компромат и на меня. Придется заказ выполнить. А потом я найду и заказчика».
Так думал Соколов: медленно, но основательно. И придя наконец к решению, он позвонил:
— Приезжайте.
Пока двое из синего «Форда» ехали к нему, он открыл справочник для специального пользования и отыскал домашний адрес Болотовой.
Ножницами отрезал изображение Мокрухтина, который протягивает прокурорше пачку долларов, и на снимке осталась одна мадам Болотова. Но под ней была маленькая подпись: «До понедельника». Соколов отрезал и ее.
А когда двое из «Форда» вошли, он передал им отредактированное изображение жертвы, перечеркнутое крестом.
На даче царило уныние. Сын не разговаривал с матерью, бабушка обиделась на внучку, а внучка залезла от всех в бочку, лежащую у забора. Сашка затащила туда надувной матрас, вымыла горстку камешков и играла в Диогена и в Демосфена сразу. На чердаке дачи она отыскала сборник речей знаменитого русского адвоката Плевако и с камешками во рту пробовала читать их в бочке. За этим занятием и застала ее Евгения.
Мачеха наклонилась и заглянула в бочку:
— Сашка, что происходит?
— О-ы э-э-у-а-ысь! — гулко раздалось в бочке.
— Ничего не понимаю, — опустилась на траву Евгения.
Из бочки показалась Сашкина голова, она сплюнула камешки в ладонь, прокашлялась и повторила:
— Они переругались. Ну их в баню! — и спрятала камешки в карман шорт.
Действительно, на даче был полный раздрай. Михаил в маленькой кухоньке готовил борщ, а бабушка в дальнем конце дачного участка с остервенением белила яблони.
Евгения положила на стул сумки с продуктами. Сашка, как только увидела батон своей любимой докторской колбасы, взвизгнула и выхватила его из пакета.
Михаил поднял грустные глаза на жену. Он был небрит и неряшлив.
— Приехала? Ну и слава богу.
— Что у вас здесь происходит?
— Ничего не происходит.
— Почему мать белит яблони?
— Странный вопрос. Должен же их кто-то белить.
За всю их совместную жизнь Евгения достаточно хорошо изучила мужа. Если он начинал психовать, первым делом он переставал со всеми разговаривать. С матерью общался только при помощи записочек. Например: «Где ужин?» — напишет и идет мимо матери в спальню.
Мать отрывается от телевизора, провожает его глазами, вскакивает и бежит на кухню. Находит там записку и царапает ответ, благо что карандаш лежит тут же, сын оставил: «В кастрюле грибной суп, в духовке картошка с мясом». И приписка: «Компота нет. На третье чай».
И бежит опять в гостиную к телевизору. Смотрит очередной сериал.
Сын идет обратно, находит записку, ужинает и пишет: «Спасибо».
Возвращается с работы Евгения, читает записки, идет в гостиную и оживленно спрашивает:
— Ну что, граждане, ужинать будем?
Первой откликается Сашка:
— Бууудем!
Появляется из спальни Михаил. Отрывается от телевизора бабушка. И все направляются на кухню ужинать с миротворицей Евгенией.
Сейчас Евгения поискала на столе записки, чтобы понять драматургию событий.
На листочке было написано: «Не приставай ко мне!»
Ответ боярыни Морозовой: «Тогда делай все сам».
«И буду делать».
«Не забудь покормить Сашку».
«Сама поест».
Вот так. Евгения открыла крышку кастрюли. Булькает. Понюхала.
— Сейчас будем есть папин борщ.
Сашка сморщилась, но хватило ума промолчать. Чувствовала: отец вот-вот взорвется. Сейчас его лучше не трогать.
— Накрываю стол на веранде, — сказала Евгения мужу. И Сашке: — А ты бабушку зови.
Они любили обедать на веранде. Было там очень уютно: плетеные стулья, плетеный стол, переплеты окон, через которые виден сад и река за лугом. За рекой начинался лес. Солнце садилось, и желтые косые лучи, освещая веранду, словно резали ее на части.
Евгения достала из сумки бутылку сухого вина, открыла баночку шпрот, нарезала сыр, помыла зелень:
— Где твоя колбаска?
Сашка вернула надкусанную колбаску, Евгения нарезала и ее.
Пришла бабушка, руки у нее были заляпаны известкой; она долго гремела рукомойником, все терла их, терла, а все сидели за столом и ждали, ждали. Свекровь проверяла: позовут или не позовут?
— Антонина Васильевна, ну идите же! А то Сашка не утерпит.
Наконец села и боярыня Морозова. Евгения начала разливать — вино свекрови и мужу, а себе и Сашке пепси-колу.
— За что пьем? — поднял бокал Михаил.
— За то, чтобы все у нас было хорошо. Я думаю, так и будет. — Она многозначительно посмотрела на мужа.
Михаил сразу же почувствовал облегчение. Если Евгения так думает, то так оно и будет. И выпил бокал.
После ужина они пошли гулять к речке. Сашка было увязалась за ними, но отец цыкнул на нее, и та, отстав, прокричала:
— Я в бочке!
— Почему ты думаешь, что все образуется? — спросил Михаил.
— Потому что все, что ни делается, делается к лучшему.
— Знаешь, что мне не дает покоя? — Михаил оглянулся по сторонам. Они сидели на поваленном стволе ивы на берегу маленькой речушки, впадающей в Лопасню. Вокруг рос бурьян и крапива в рост человека. А тут маленький утоптанный пятачок со множеством следов в глине и деревянные мостки. Вода темная; ивы свисали к реке и полоскали в ней свои листья, от них поверхность морщилась, рябь расходилась к берегам, а над водой вились мошки.
Евгения смотрела на редкие всплески рыб, — их сосед по даче умудрялся ловить здесь даже щук. А Михаил смотрел на лицо жены и продолжал, с трудом подбирая слова: