Не выпускайте чудовищ из шкафа
Шрифт:
Но Бекшеев заговорил.
И княжич понял, что еще немного и бежать станет поздно. Вот и… подкупил? Наверняка. Только кого? Барский… мало информации.
Опять мало.
– Сначала давай к этому… Барскому, - он сумел-таки подняться по лестнице, и нога почти не ныла. – Вдвоем.
Потому как докладывать о неудаче – еще то удовольствие.
– Никонов, потом вернешься. Протоколы.
– Куда я денусь.
А ведь утром в участке был только он. Сонный. Растрепанный. И дремлющий прямо за столом. Он и при виде Бекшеева
Мог ли?
Почему нет.
Во сколько он явился? Сменил Барина. А сам… сам спустился и открыл дверь? Её определенно открыли ключом, но дело-то в том, что ключи лежат в ящике стола. И взять их может любой.
Нет.
Если бы он, тогда маслом бы пахло. И Зима ощутила бы этот запах. Да и не только она. Запах и вправду резкий, едкий. И сейчас он осел на одежде самого Бекшеева. Но этот – слабая тень. А от Ник-Ника апельсинами почти не пахло.
Выпустил? Вернулся домой? Помылся? Можно ли запах смыть? Полностью – точно нет. А вот смыть, а потом опрыскаться туалетной водой?
– Что? – Ник-Ник повернулся к Зиме. – Скажи ему, что я ею всегда пользуюсь!
– Всегда, - Зима опять чихнула. – И всегда без меры. Выливает полгаллона за раз!
– Просто вода хорошая. «Роковой брюнет». Может, слышали?
– Нет, - вынужден был признать Бекшеев. Была ли хорошей эта туалетная вода, ему судить сложно. Но вот что слабый аромат апельсинового масла она перекрывала напрочь, это да.
– Зря. Я по случаю взял.
– Ящик, - наябедничала Зима.
– Так… за треть цены… - он осекся. – Вот вам крест, что не я… Барский это. Всегда скотиной был.
Телефон имелся и в участке. Правда этот – в потемневшем от времени, потрескавшемся корпусе. И трещины ощущались под пальцами. А в трубке что-то пощелкивало и шелестело.
Но с нужным номером соединили сразу.
И Одинцов, что характерно, на месте оказался.
Выслушал спокойно. Молчал… долго молчал.
– Плохо, конечно. Но кто ж знал.
Слабое оправдание. И главное, чем дальше, тем более виноватым себя Бекшеев ощущает. Что стоило вчера промолчать? Или вот вовсе остаться в участке. Останься он, небось, никто бы не рискнул выпустить заключенного.
– Что там? – задал он вопрос.
– Дом. Вроде как принадлежит некоему Савелию Севастьянову, мещанину семидесяти семи лет отроду, но в местной жандармерии такого не значится. Да и дворники клянутся, что никакого Севастьянова в глаза не видели. А дом вроде как пустой. Снаружи так кажется, хотя защита на нем просто. Крепкая.
– Следы?
– Вот следов внутри хватает. Дом-то давненько используют. Если поначалу, может, и опасались чего, то потом расслабились, - в голосе прорезаются такие нехорошие нотки.
– Сколько?
– Пока извлекли семерых, но чуется, что далеко не все.
– И?
– Двух опознали.
– Проститутки?
– Они самые. Из
Замутило.
И чувство вины стало почти невыносимым. Хотя какая тут вина? В чем? Бекшеев ведь не убивал. И парень этот… не факт, что он.
– Гельшь?
– Пока старшему предъявить нечего, но задержали. По вашей линии пошел. Там-то изрядно накопали, одна перепродажа госзаказов может на измену потянуть. И потянет, если окажется, что он знал про эти игрища и покрывал их.
– Может… ненарочно?
– Нет, одну еще можно по случайности. Двух, если мальчишка имел… нестандартные наклонности, - все же некоторые темы Одинцов обходил стороной. – Но семеро? Да и на телах есть следы. Убили их не сразу.
Бекшеев не сдержался.
Нехорошо ругаться. Но иногда хочется.
– Найдем, - спокойно отозвался Одинцов. – Идти ему некуда. Там все же Восток, дорог немного, а без дороги не рискнет. Мальчишка же.
Мальчишка, причастный, если они не ошиблись, к смерти семерых.
– Я тревогу поднял. Да и… счета папенькины заблокированы. Теперь, если с чековой куда сунется, там его и возьмут. А он же ж привык с чековой, налички при себе немного. Поэтому просто терпение. И расскажи, что там у вас. Мальчишку и вправду убили?
– Вправду, - Бекшеев понял, что отпускает.
Прав Одинцов.
Княжич, судя по всему, еще та сволочь, но и сволочам надо где-то спать и что-то жрать. Тем паче таким, привыкшим к комфорту.
Выйдет.
Даже если его на Большую Землю переправят, то городишко на той стороне один – Лозинск. И не сказать, чтобы большой. До другого – сотня верст, если по железной дороге. И та одна. Морем? Морем тут ходят охотники на морского зверя да рыболовы. Никаких тебе пароходов с теплоходами.
С отчаяния, конечно, можно и рискнуть. Но вопрос, насколько княжич отчаялся? Да и к тому же, деньги… он что-то да заплатил, чтобы выбраться из камеры. И что осталось?
– Ты рассказывай, - велел Одинцов. – Там уже на двоих чего и решим.
Рассказ много времени не занял.
– Все-таки свои… Барский – возможно. Даже вероятно. Он и вправду деньги любит. И да, думаю, прав Ник-Ник, саперы ведь в разных местах оказывались. И многое тогда мимо казны прошло. Правда, врать не стану, что видел и точно знаю. И за руку я его не ловил.
Заместитель начальника Следственного комитета Его императорского Величества замолчал. А потом высказал-таки сомнения.
– Но… как-то это… слишком нарочито, что ли?
Шелест в трубке усилился.
– Он, может, и вор, но не идиот… совершенно точно не идиот. Зачем ему так подставляться? В свою смену. Масло это… он ведь внизу частенько бывал. Ты вон сам сказал, что он сидел рядом с камерой. А стало быть, и трогать её трогал. И запах сохранился бы по-любому. Но его наличие объяснить было бы легко. Как и любому другому.