Не выпускайте чудовищ из шкафа

Демина Карина

– Только, мол, условие, чтоб ко мне никто не хаживал.

– Совсем никто?

– Никто. Соседей и то не пущал. У нас вон Селивестров – человек в высшей степени обходительный. Всегда-то к себе приглашает. А этот… ни к нему, ни к себе. Баб и то не водил! Я уж, признаться, решила, что он того… совсем на войне пораненый, - доверительно призналась купчиха. – Меня-то младшенькая Селивестрова просила узнать. А что, мужчина видный, небедный… ежели так-то. Но увы, увы…

Странно это.

До боли.

– Он-то грязную

посуду, как наберется, в ящик и выставлял. За дверь. Чистую после забирал. А тут вот уж седмицу, как никак.

Семь дней?

Что это значит? И значит ли хоть что-то, кроме того, что с Барским приключилась хандра.

– А сегодня не появлялся?

Она призадумалась.

– У Проньки спрошу. Он, поганец, стоял всю ночь, если спать не повадился… позвать?

– Позовите, окажите милость, - Ник-Ник попытался изобразить очаровательную улыбку, но вышло хреновато. Впрочем, купчиха зарозовела. И поднялась этак, неспешненько.

– Не старовата для тебя? – шепотом поинтересовалась я.

– Не всем же судьба богатого муженька подарила, - Ник-Ник огрызнулся не зло. – А женщина видная. Одинокая. Что думаешь?

– Был он дома, - я вытащила запонку из кармана. – Вот. Узнаешь?

– А должен?

– Вчера на нем такие были. Он их по средам надевает. Смотри, с гранатами.

– И чего?

– Не придуривайся. Ты не такой тупой, каким хочешь казаться, - я перевернула запонку пальцем. – Видишь? Крепление обломано. А они качественные. Я знаю эту фирму.

Дорогая.

А еще на Дальнем их представительства точно нет.

– Мог сам сломать.

– Мог, - согласилась я. – Но домой он заходил. Должен был.

Тут Ник-Ник не стал спорить. Да и купчиха, вернувшаяся с компаньонкой и сонным лакеем, который отчаянно пытался подавить зевоту, подтвердила: Барский домой возвращался.

Поздно. Сиречь, рано. В четвертом часу утра. Или ночи. Тут уж как оно удобнее кому.

Это уже не Санфеева, это уже Пронька. Он и в журнале написал, потому как положено. Жилец прибыл. Ключа, правда, не получал, потому как доверия у него к Проньке не было, а потому ключ от квартиры с собою таскал повсюду.

А так-то что…

Ничего.

Выходить не выходил.

Гости? Не было гостей. Ни к нему, ни от него. Пронька снова зевнул широко так, заразительно. А я вот задумалась. Если Барский вернулся, то… где он?

Где, мать вашу?

Я прошлась по комнатам. Хоромы были… загаженными. Мягко говоря. Громадная кровать под балдахином, и комки грязного белья. Треснувшая подушка, пух из которой осел и на кровати, и на балдахине из винного бархата, и на таких же помпезно-роскошных портьерах.

Паркет.

И клочья пыли, что перекатывались по нему. Зарастающий рыжим налетом унитаз, при виде которого Санфеевой стало столь дурно, что она вознамерилась даже лишиться чувств. Но потом окинула фигуру Ник-Ника критическим взглядом и, верно, поняла, что не удержит.

И

лишаться передумала.

– Божечки мой, божечки…

Ванна в темных потеках. И кран с бронзовыми вентелями, на которые Барский нацепил по носку.

Гардеробная комната.

Дыра в паркете.

Вид её заставил Санфееву заклекотать, тоненько, как-то совсем уж по-птичьи. Видать, от возмущения купчиха вовсе утратила способность говорить.

К слову, в гардеробной апельсином пахло слабо.

– Выйди, - попросила я Ник-Ника и взглядом указала на купчиху и Проньку, который явно передумал спать, и теперь ходил следом, выглядывая, вынюхивая и все-то запоминая.

Я сделала вдох, сдвигая мешающий запах. Здесь это было можно сделать. И место для иных освободилось. Кислого пива… так и есть, в дальнем углу пара бутылок. Мокрой шерсти… шуба? Она самая. Мех еще влажноват, а ведь днем и ночью дождя не было.

Стало быть, надевал её Барский позавчера. Куда?

Нет, не в лес. В шубе и по лесам только зверью бродить сподручно. Тем более, когда шуба соболья, в пол. Я коснулась меха. Хорошей выделки, вот только обращались с нею хреново. Как и со всем тут. Потому и ворс потускнел, и полез волос, оставаясь на руках.

Нет, не то.

Что еще?

Запах Барского? Тело и туалетная вода. Зато теперь ясно, что водой этой он перебивал кислый запах пота. Надо же… а вот от дыры в полу пахло силой.

И невелика она.

Хотя откуда большой взяться-то? Квартира на третьем этаже. Переборки здесь толстые, но не настолько, чтобы пол долбить. Нет, сюда бы влезла… что?

Шкатулка?

Я сунула руку. Заговоренная. Так и есть, эхо силы осталось. И значит, шкатулка пряталась в этом месте давно. Год? Два? Десять?

А что в ней было?

Нет, не золото. Золото довольно неудобно хранить. Если много. Массивное. Тяжелое. Объемное. Лучше камни? Украшения? На войне ведь всякое случается. И сперва фрицы мелким гребнем прошлись по нашим землям. Потом… было то, о чем не принято говорить.

Но могла попасть в руки Барского некая шкатулка? С украшениями ли? С камнями… подозреваю, что все же камни. Украшения – вещь такая, продать по хорошей цене куда как сложнее, особенно, если внимания привлекать не хочешь. Да и размеры тайника таковы, что много не влезет.

Пускай, раз уж фантазирую, будут камни.

Даже если из украшений выковырянные. Варварство, конечно, но зато весьма себе рациональное. Камни и перевозить легко. И прятать. Тайник, судя по кривым стенкам, Барский сам сделал. И досочки снял. И теперь понятно, почему он никого не впускал в квартиру.

Боялся.

Мог бы в банк отнести… или нет? Банк – ведь дело такое. Там кто-то увидел, здесь заметил. Слух пустил или еще что… я банкам тоже не больно-то верила. Вот и он не стал.

Как бы то ни было, сейчас шкатулки не было. Но и аромат апельсина… нет.